Медальон Распутина - Наталья Николаевна Александрова

Она была заперта.

Черт, черт!

Он отбежал на другой конец площадки, разбежался — и изо всех сил обрушился на дверь.

Плечо пронзила боль, но дверь квартиры распахнулась.

Валерий пронесся через прихожую, влетел в комнату — интуиция подсказала ему, что они там.

И правда — от двери он увидел Ксению, ее выпученные глаза, широко открытый рот, пену на губах.

И того, кто сжимал ее горло.

Лихорадочный, безумный блеск глаз, и эти уши, волчьи уши… но этого не может быть…

Не задерживаясь ни на мгновение, Валерий налетел на них — на него, оторвал от Ксении, сбил с ног, ударил, вложив в этот удар всю свою злость, всю свою ненависть, все свое изумление, и еще ударил, и еще, до боли в костяшках пальцев…

Он бил бы еще долго, но тут услышал за спиной хрип и кашель — и вспомнил о Ксении.

Он повернулся к ней.

Девушка сидела на полу, привалившись к стене, держась за горло, и хрипло, трудно дышала.

Он бросился на кухню, налил в стакан воды, принес ей, придержал голову, пока она пила.

Наконец она стала дышать ровнее, спокойнее — и тут же в ее глазах снова вспыхнул страх, она ахнула и показала глазами на что-то за спиной Валерия.

Валерий резко развернулся — и успел в самый раз: человек с волчьими ушами, человек с разбитым окровавленным ртом подползал к нему, тянул к нему свои руки, свои паучьи лапы, и при этом мерзко, глумливо ухмылялся…

Валерий ударил снова — резко, наотмашь.

Тот отлетел к стене, привалился к ней, тяжело дыша, закашлялся и выкашлял единственное слово:

— Братик…

Валерий разглядывал его с удивлением и отвращением — как мелкое, но омерзительное насекомое.

— Как это возможно? — проговорил он наконец. — Виталий! Но как это… Это ты?

Окровавленные губы снова сложились в подобие кривой улыбки и выплюнули:

— Сюрприз!

— Но ведь ты умер… погиб тогда вместе с ней… вместе с нашей матерью!

Брат посмотрел на него по-волчьи, исподлобья, и сплюнул на пол кровавую слюну вместе со словами:

— Я тебе ничего не расскажу! Думай, что хочешь!

— Что? — Валерий усмехнулся — зло, презрительно: — Расскажешь, расскажешь как миленький!

Он пристально взглянул на брата и заговорил мерным, гипнотическим голосом:

— Один… два… три… четыре… твои руки наливаются свинцом… твои веки тяжелеют… ты слышишь только мой голос… пять, шесть, семь, восемь…

И тут человек с волчьими ушами удивительно изменился. Лицо его стало детским, обиженным, капризным, и таким же детским жалобным голосом он заговорил:

— Она всегда любила только тебя… говорила только о тебе… Валерочка то, Валерочка это… Валерочка никогда бы так не поступил… представляешь, как это меня достало? А потом… потом она повезла меня к врачу — якобы я ненормальный, меня надо лечить… а всего-то она меня застала, когда я убил соседскую собаку. Подумаешь, есть, о чем говорить! Вот если бы она увидела, как я… — Он не договорил и снова сменил интонацию: — Своего собственного сына назвать ненормальным! Что мне оставалось делать?

Виталий всхлипнул, сглотнул слезы и продолжил:

— На мосту я нарочно отстегнул ремень, а потом вскрикнул и толкнул ее. Она от неожиданности потеряла управление, машина слетела с моста и ушла под лед…

Он снова всхлипнул и поежился:

— Как холодно! Какая холодная вода! Я замерз, замерз!

— Но ведь там нашли твой труп… — удивленно проговорил Валерий.

Брат хитро взглянул на него и ухмыльнулся:

— Виталик умный… Виталик хитрый… меня вытащил из воды тот человек… он там рыбу ловил, что ли… он был примерно моего роста. Я убил его, снял с него одежду, а на него надел мою, его и приняли за меня… узнать было трудно — рыбы объели лицо…

— Ты убил того, кто тебя спас? — Валерий ахнул.

— А что мне оставалось делать? Сам виноват! Кто его просил меня вытаскивать! Думаешь, я дорожу своей жизнью?

— А потом? Зачем ты охотился на всех тех женщин?

— Зачем? Я встретил первую, и мне показалось, что это она, мама. Если я сумел выбраться из воды, сумел спастись, то она тоже могла, правда? И я решил довести дело до конца. И заодно объяснить ей, как она меня всегда мучила, унижала… но когда она умерла — я понял, что ошибся, что это не мама. А потом встретил следующую…

В это время в коридоре послышались приближающиеся шаги, и в дверях показалась Дуся Самохвалова. Из-за ее плеча выглядывал верный Дусин напарник.

— Что тут у вас? — спросила Дуся, удивленно оглядывая картину недавнего побоища. — Кажется, мы немного опоздали!

— Лучше поздно, чем никогда! — ответил Валерий. — Позвольте представить вам моего брата. Это Виталий. Мой единоутробный брат. Как оказалось, он не умер, хотя лучше бы умер. Он только что признался в трех убийствах, а возможно, их было больше. Очнись!

Убийца открыл мутные глаза, потом сфокусировал взгляд на Валерии.

— Я хотел, чтобы обвинили тебя… — заговорил он с ненавистью, — я все устроил, я так старался, чтобы все улики указывали на тебя… Баб выбирал тех, кто был рядом с тобой. С первой было просто, я якобы привез ей привет от друзей из родного города. Она поверила, долго меня расспрашивала, потом я вызвался подвезти ее в аэропорт, ну и…

— А с Катей? Как ты влез в доверие к Кате?

— О, это была моя большая удача! Я представился твоим братом, показал наше общее фото. Она была в тебя тайно влюблена. Они все в тебя влюблены… Я сказал ей, что ты тоже ее любишь, только не хочешь показывать это при посторонних. И зовешь ее уехать с тобой. Какие я писал ей эсэмэски от твоего имени! Не понадобилось много времени, чтобы эта дура полностью уверилась, что ты уедешь с ней на сказочный Остров…

— Скотина! — Валерий метнулся к убийце, но был перехвачен в пути капитаном Лебедкиным.

— Ладно, этого мы забираем! Завтра зайдите показания оформить.

Дверь аптеки с грохотом открылась, в нее ввалился небритый звероподобный тип в простреленной солдатской шинели, с горящими ненормальными глазами.

Он в два шага подлетел к прилавку, за которым стоял лысый человек лет шестидесяти в пенсне с треснутым стеклом.

— Аптекарь, дай мне кокаину! — прохрипел страшный посетитель, раскрыв черную пещеру беззубого рта.

— Молодой человек. — Аптекарь отстранился, почувствовав исходящий от него запах смерти. — Молодой человек, сами посудите: меня сегодня уже трижды грабили, неужели вы думаете, что у меня остался кокаин? Вы таки оптимист!

— А мне без разницы, сколько раз тебя грабили! Не дашь кокаина — убью!

— Ох, молодой