В Иродовой Бездне. Книга 3 - Юрий Грачёв
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Спаситель, царь вселенной,
Пример мой вечный Ты.
На лик в венце терновом
Хочу душой взирать;
Хочу делами, словом
Тебе лишь подражать…»
И вот однажды днем Леву вызвали в канцелярию тюрьмы, где его ждал новый конвой. Тщательный обыск. Вооруженные милиционеры выводят его за ворота тюрьмы. Большая грузовая машина. Он садится в кузов, милиционеры стоят в кузове у кабины, машина тронулась.
— Везем вас на суд, — сказал начальник конвоя.
Улицы покрыты снегом. Мчится машина. И вот — здание мединститута, въезжают во двор: «В глаза Левы бросается висящее на стене объявление: «Показательный судебный процесс над бывшим студентом мединститута Смирнским Л. Заседание суда в главном зале. Начало…»
Леву окружили милиционеры и повели. Знакомые коридоры, учеба, институт. И вот теперь он должен быть судим и приговорен. Огромный зал переполнен. Профессорско-преподавательский состав, студенты. Конвой проводит Леву вперед и усаживает внизу перед сценой. На сцене большой стол, покрытый красным сукном. Лева, стриженый, похудевший, для многих неузнаваем. Он оглядывается, смотрит кругом, видит знакомые лица и незнакомые лица. К нему подошел человек, одетый в гражданское.
— Я ваш защитник, — говорит он, обращаясь к Леве. Я знакомился с вашим делом и, чем могу, помогу. Мне кажется, нужно требовать, чтобы вам переквалифицировали статью, тогда будет меньше срок наказания. Думать о полном вашем освобождении не приходится, но я сделаю все, что могу, чтобы облегчить вашу участь.
— Я очень благодарен вам, — отвечал Лева. — Но я в защитнике не нуждаюсь.
— Если вы не можете оплатить меня, как своего защитника, то я готов вас защищать безвозмездно.
— Очень благодарю вас, — повторил Лева. — Но я верующий человек, христианин, и человеческая защита мне не нужна. Меня будет защищать Бог. И будет то, что лучше.
— Странный вы человек! Я вам добра желаю, но если не хотите, насильно я вас защищать не могу…
Он отошел. На сцене появились люди — мужчины, женщины. В зале наступила тишина. Всем было ясно, что члены суда занимают свои места. В центре сел судья, знакомый уже Леве по короткой встрече. Он выглядел сурово, угрюмо и старался показывать всем своим видом значимость свою и величие. Прокурор также выделялся среди остальных. Видимо, он чувствовал себя выше всех.
Судья огласил состав суда, перечислил народных заседателей, назвал прокурора, защитника. Потом он обратился к подсудимому с обычным вопросом, задаваемым в начале судебного заседания:
— Подсудимый, вы имеете какой отвод к составу суда?
— Да, имею, — ответил Лева.
Зал замер. Это бывало редко, чтобы подсудимый отводил кого-либо из членов суда. Для этого нужно было предъявить уважительную причину.
— Что вы хотите? — спросил судья.
— Прошу освободить меня от защитника, — громко и ясно сказал Лева.
— Как, почему вам не нравится этот защитник?
— Я отказываюсь от всякого защитника. Я верующий, последователь Христа. Христа судили без всякой защиты, и я категорически отказываюсь иметь защитника.
Лева говорил стоя и, когда говорил, оглянулся в сторону.
И кого же он увидел? Там, среди людей, стоявших у стены, кто-то торопливо пробирался вперед. Это был его отец. Видимо, весть дошла в Куйбышев, что в этот день Леву будут судить, и отец, оставив работу, приехал. Он, вероятно, только что с поезда, в шубе, с большим узлом в руках. Он смотрел на сына и старался пробраться поближе. Родное лицо отца, большой лоб, опущенные усы и глаза, полные любви и сострадания, устремленные на Леву…
В суде произошло замешательство; члены суда перешептывались между собой. Наконец вскочил прокурор и закричал:
— Судебный процесс отменяется, будет перенесен на другое время. Об этом будет сообщено отдельно. Конвой, немедленно уведите подсудимого.
Леву снова кольцом окружили милиционеры и вывели. Вели его мимо отца, он хотел остановиться, сказать папе самое лучшее, что было на душе, но его торопили, толкали. Отец только с какой-то особой любовью кивнул ему головой, и его провели мимо. Лева слышал, как отец просил разрешения передать ему передачу. Но — не разрешили.
Быстро посадили в грузовик, машина помчалась. Лева невольно вспоминал Тараса Бульбу, который пробрался для того, чтобы взглянуть на своего страдающего сына Остапа…
Да, это была последняя встреча Левы с отцом. Начались бури за бурями, проходили годы за годами. Только у ног Христа он снова встретил своего отца, с которым в последний раз мог только взглядом обменяться в зале суда…
Глава 4. Ветер бурный
«Но скоро поднялся против него ветер бурный, называемый эвроклидон. Корабль схватило так, что он не мог противиться ветру, и они носились, отдаваясь волнам».
Деян. 27, 14-15
Леву привезли в тюрьму. Опять открылись перед ним железные двери. Опять эта зловонная, душная камера, и люди, люди, гибнущие, прокуренные, озлобленные, жаждущие свободы и ожидающие суда.
Лева сел на нары, опустил голову и задумался.
— Ну как, почему ты опять попал в нашу камеру? Не осудили, что ли? — спрашивали заключенные.
— Нет, суд не состоялся. Был опять в институте, в том большом зале, где я когда-то выступал на торжественной встрече профессуры с нами, поступающими. Но прокурор отложил суд, потому что я отказался от защиты.
— Как от защиты отказался? — изумились товарищи по камере.
— Да, отказался, — сказал Лева. — Хочу, быть всегда последователем Христа. Его судили без защиты, и мне она не нужна.
— Напрасно, напрасно, — заметили бывалые преступники. — При хорошем защитнике, глядишь, неполную катушку дадут по статье.
— У меня самый хороший защитник, — спокойно сказал Лева, — Бог, Он меня будет защищать.
И опять потянулись томительные, серые тюремные дни, ночи, полные тревоги и ожидания.
Лева отлично знал, что если дело санкционировано прокурором и переведено в суд — свободы не видать, как бы он ни старался доказывать свою правоту. Однако отчаяния, уныния в душе не было. Лева знал, что без воли Отца Небесного и волос с головы не упадет. И если все это произошло и буря разразилась, то все имеет определенное значение. С одной стороны, это испытание его веры и стойкости; с другой стороны — это определенные планы Божий.
Он был спокоен; только было больно, — страшно больно за несправедливость. В самом деле, он искренно хотел служить в армии и абсолютно не уклонялся и не отказывался, но хотел служить только так, как позволяла ему его совесть, быть «милосердным самарянином». И он знал, твердо знал и был уверен в себе, что он был бы полезен там. Но нет, люди не понимали или не хотели понять.
В один из этих дней ожидания суда Леву вызвали на свидание. Перед ним его жена Маруся, она обнимает, целует его. Глаза ее полны грусти, она старается сдерживать слезы. Лева понимает, насколько ей тяжело.
Лева старался выглядеть бодро и утешал Марусю надеждой на Бога.
— Тебе не холодно? Я вот привезла теплые вещи. Изголодался, наверное, побледнел, похудел…
Лева на все отвечал:
— Все хорошо и терпимо.
Маруся рассказала о похоронах своей сестры Музы, о своем посещении суда.
— Лева, ты все же возьми защитника, хотя бы бесплатно. Все-таки и я, и мама будем спокойны. Я уже говорила с одним из адвокатов, и мы наймем.
Лева, однако, отказался от этой услуги и просил только об одном: молиться за него.
Сейчас Леву волновал только один вопрос:
— Что решит суд?
Маруся отнюдь не пыталась говорить с мужем о том, что, может быть, ему следовало бы несколько изменить свои убеждения, как это сделали многие собратья по вере. Она хорошо знала, что в своих стремлениях и взглядах Лева был кристально чист и никогда не мог покривить душой, отступив от того, что он рассматривал как истину, как святое святых. С этой точки зрения внушать ему что-либо было бесполезным занятием.
… И вот пришел час, когда Леву снова вызвали в канцелярию тюрьмы. Те же милиционеры, обыск, и опять они выходят за ворота тюрьмы. На этот раз Леву не посадили в грузовик, а повели по заснеженным улицам города. Он понял, что его ведут не в институт. Ему стало ясно, что суд будет не при народе, а при закрытых дверях, чтобы молва о его взглядах не распространилась широко.
Действительно, его привели к зданию суда Ждановского района, где он впервые встретился с судьей. Состоялся суд, посторонних никого не было. Лева посматривал, не появится ли жена. Ведь она еще в Уфе. Ей, вероятно, неизвестен день суда. Но Маруся так и не появилась.
Судья, народные заседатели, прокурор — все как обычно. Судья очень злой, раздраженно смотрит на Леву, как на своего личного врага. Зачитываются материалы дела, в которых излагается, что Лева, будучи студентом, явившись на призывной пункт, заявил, что готов служить в армии, но только по специальности фельдшера. В руки оружия брать не будет, и клясться в присяге также не будет.
