Криптоистория Третьей планеты - Владимир Контровский

Однако в длинном перечне «чудо-оружия» места для неё не нашлось.

Германское военное руководство почему-то решило, что ядерное оружие хотя и осуществимо в принципе, но актуальным не является, поскольку не может быть создано и использовано до конца войны и, следовательно, не может определить её исход. Решение о бесперспективности попыток повлиять на ход войны с помощью ядерного оружия, принятое германским военным руководством в сорок втором году, было окончательным. Никто — ни среди военных, ни в германской промышленности, ни в нацистском правительстве, ни даже сами учёные — не верил, что атомная бомба может быть создана и использована во второй мировой войне. Это решение никогда не подвергалось серьёзному пересмотру. И это притом, что работы в области ядерной энергетики продолжались с целью создания атомного реактора — источника энергии для всё тех же подводных лодок.

Учёные не верили? А как же Гейзенберг, ещё год назад считавший, что «перед ними прямая дорога к атомной бомбе» и заявивший Нильсу Бору о своей «глубокой уверенности в возможности военного применения» внутриатомной энергии? А руководители Третьего Рейха? Германия распыляла усилия по очень многим направлениям — зачастую не имевшим принципиального значения или попросту эфемерным — вместо того, чтобы сосредоточиться на «Урановом проекте», сулящем невиданное. Утопающий хватается за соломинку, а ведь Гитлер был азартным игроком…

— Итак, господа, — подвёл итог имперский министр вооружений Альберт Шпеер, — мы имели удовольствие заслушать господина Вернера фон Брауна, ясно изложившего нам весьма впечатляющие перспективы применения ракетного оружия в войне, которую ведёт Рейх против союзников. Далее…

«Тёзка просто поразил всех своим красноречием и живописанием тех неисчислимых бедствий, которые обрушат на головы англичан — а потом и американцев — его ракеты, — с завистью подумал главный теоретик „Уранового клуба“. — Он своего добился: теперь любая возможная помощь его проекту гарантирована…».

— …слово предоставляется господину Гейзенбергу.

Вернер Гейзенберг хорошо подготовился к выступлению. Перед ним на столе лежала коричневая кожаная папка, набитая исписанными листами бумаги: цифры, цифры и ещё раз цифры. Не математические уравнения, отнюдь, но расчёты сроков завершения отдельных этапов работы, сметы и прикидки требуемого количества инженеров, техников и рабочих.[16] Шпеер человек дела, и в его оценке очень эмоционального выступления фон Брауна прозвучала определённая доля иронии.

Убедить такого человека могут только бесстрастные цифры — конечно, подкреплённые уверенностью человека, приводящего эти цифры, в конечном успехе его замысла. Такая уверенность у профессора Вернера Гейзенберга была, а сроки завершения проекта напрямую зависели — прежде всего! — от того, какие средства будут выделены, то есть насколько серьёзно будет воспринята высшими иерархами Рейха идея небывалого сверхоружия. И свою задачу Гейзенберг сейчас видел в том, чтобы убедить далёких от науки военных и промышленников в абсолютной реальности задуманного.

— Мы слушаем вас, господин Гейзенберг, — напомнил министр вооружений.

«Они смотрят на меня так, как, наверно, смотрели инквизиторы на закоренелого еретика! — подумал вдруг Вернер Гейзенберг. — Почему? Я не понимаю, что происходит…»

Он помедлил ещё пару мгновений, и внезапно с леденящим душу ужасом ощутил, что вся тщательно подготовленная им стройная система убедительных доказательств рушится, как карточный домик. Нобелевский лауреат совершенно неожиданно почувствовал себя не выучившим урок первоклассником, стоящим перед строгим педагогом. Язык сделался непослушным и словно прилип к нёбу. Знаменитый физик смешался, потерял нить.

«Как кружится голова…».

…Доклад получился мятым — особенно по сравнению с тем, что и как говорил фон Браун. Гейзенберг видел, как Шпеер, чуть склонив голову, барабанит пальцами по столу — верный признак раздражения. И действительно, тратить драгоценное время на не доведённые до ума полуабстрактные рассуждения! Совещание такого уровня — не научный диспут о перспективных и неперспективных направлениях в науке! «Это катастрофа…»

— Скажите, — напрямик спросил имперский министр, — а когда конкретно можно ожидать создания бомбы в металле, готовой к тому, чтобы быть подвешенной к тяжёлому бомбардировщику?

— Я полагаю… э-э-э… что при условии бесперебойного снабжения и финансирования, потребуется, скажем… несколько лет напряжённой работы и… в любом случае на итоги нынешней войны бомба повлиять не сможет. «Боже, что я несу! Какого чёрта…»

И по тому, как дрогнули тонкие губы Шпеера, научный руководитель «Уранового клуба» понял: интерес к его предложению утрачен начисто. Бомбу делать не будут.

…После того, как было принято решение отказаться от планов создания атомной бомбы и сосредоточить ресурсы на другом «чудо-оружии», ракетном проекте Вернера фон Брауна, вожди рейха к этому вопросу более не возвращались.

На совещании в Берлине 4 июня 1942 года Вернер Гейзенберг не сказал того, что он должен был сказать, что он собирался сказать и что он хотел сказать.

Германия не перевела процесс создания ядерного оружия на промышленные рельсы — в отличие от Соединённых Штатов Америки, выделивших на Манхэттенский проект двадцать процентов всех ассигнований на научные исследования и задействовавших в работе над бомбой усилия ста пятидесяти тысяч человек. Германия тоже могла сделать подобный шаг, — над ракетами «Фау», например, трудилось сто тысяч человек, от ведущих специалистов до слесарей-сборщиков (несколько десятков теоретиков «Уранового клуба» не идут ни в какое сравнение с этой гигантской цифрой), — однако не сделала.

В любом тоталитарном государстве мнение Вождя имеет решающее значение. Вмешайся Гитлер в «Урановый проект» или хотя бы заговори о нём… Но фюрер — за все оставшиеся «тысячелетнему рейху» три года жизни — даже не коснулся этой темы. Любое тоталитарное государственное образование очень уязвимо именно из-за этой особенности: из-за наибольшей весомости слова одного-единственного человека, стоящего у руля. А на сознание одного — как уже упоминалось — можно воздействовать…

И ещё одна мелочь: бойцы норвежского Сопротивления провели успешную диверсию против германского завода по производству тяжёлой воды, находившегося на территории оккупированной Норвегии. Как удалось партизанам, вооружённым чуть ли не охотничьими ружьями, обмануть бдительность многочисленной охраны и взорвать столь важный объект? Ни на одном из бесчисленных военных заводов Третьего Рейха, ни на одной базе подводных лодок, ни на одной стартовой площадке ракет диверсий не было. А завод тяжёлой воды взлетел на воздух… Но это просто избыточный довесок к уже достигнутому — так, на всякий случай.

…Глава фратрии Ночи материнского домена Звёздной Владычицы Эн-Риэнанты Маг Грольф разорвал контакт и расслабился. Дело сделано.

— Итак, Селиана?

— Противопоставленная страна не дотянется до рукояти Меча Демонов, однако Носители Разума на Третьей его получат. Целесообразность такого события признана. Учитывая сохраняющуюся высокую степень агрессивности Дракона, мы пришли к выводу, что наличие у незараженных оружия, основанного на принципе распада, может послужить серьёзным сдерживающим фактором.

— Положим, абсолютно незаражённых в этом Мире нет.

— Бесспорно, но я имею в виду прямые последствия Проникновения чёрных эсков. Захваченная страна ещё способна трансформироваться во вселенскую угрозу. Хранители Жизни не могут этого допустить, Королева.

Ранним утром 16 июля 1945 гола над каменистой безжизненной пустыней близ Аламогордо, что в штате Нью-Мексико, родился слепящий свет. Поток его плеснул сквозь толщу бронестекла, щедро приправленного свинцом, и выхватил из полутьмы подземного бункера лица людей, словно фотовспышка.

На лицах военных не отразилось никаких эмоций, кроме жадного профессионального интереса, техники-операторы видели одни лишь показания приборов, колонки цифр и причудливой формы кривые, ложащиеся на ленты самописцев, а вот учёные… Пожалуй, только сейчас они поняли, какого демона вызвали. Губы Роберта Оппенгеймера шептали строки из индийского эпоса «Махабхарата»: «Свет ярче тысяч солнц во тьме родится… Детей в утробах матерей убьёт…»

Генерал Лесли Гровс повернулся к физику — научному руководителю проекта — и сказал с улыбкой: