Эффект проникновения - Андрей Быстров

– Вы в эфире, – пролепетал он и ткнул пальцем в микрофон. – Говорить нужно сюда.

– Отойдите к стене, – скомандовал Андрей Иванович. – Вон к той, чтобы я вас видел!

После того как приказ был выполнен, Сретенский сел в кресло и притянул микрофон к себе. В горле у него мгновенно пересохло, и он заговорил хрипло, как капитан пиратского брига:

– Граждане Фоксхола… Или Российской Федерации, или Советского Союза! Как бы это ни называлось, вас обманывают. «Голос Америки» находится не за океаном, а в двух шагах от вас и является частью злостного надувательства, как и война, которой никогда не было. Ваши руководители сеют ненависть к несуществующему врагу, потому что так вами легче управлять. На самом деле окружающий вас мир выглядит совсем иначе…

За спиной Сретенского загрохотали шаги. Андрей Иванович обернулся. В студию входили вооруженные парни в униформе НКВД.

– Бросьте пистолет, – не приказал, а как-то мягко посоветовал крепко сложенный блондин в гражданской одежде, манеры которого выдавали в нем старшего.

Сретенский глубоко вздохнул. Его пистолет полетел под ноги блондина. Тот подобрал оружие, передал одному из своей команды.

– Я с большим интересом выслушал начало вашей речи, Андрей Иванович, – сказал блондин с легчайшей иронией. – Собственно, вы могли бы продолжать, ведь передачи у нас лишь записываются на магнитофон, а в эфир идут позже… Надо отдать вам должное, вы довольно быстро разобрались в ситуации… Но вот выводы сделали неверные.

– Как бы не так, – буркнул Сретенский.

– Да нет, вы все правильно оценили, но поставили не на ту лошадь. Почему-то вы решили, что вам с нами не по пути. Очень преждевременный вывод… Идемте, Андрей Иванович, и вы, Аня. Вы узнаете еще много удивительных вещей и, надеюсь, измените свое мнение.

Вид коротких автоматов в руках персонажей в униформе говорил красноречивее слов. Сретенскому оставалось только подняться из кресла, успокаивающе приобнять Аню и выйти из студии под прицелом четырех стволов.

15

Гордеев и Лаухина с разными чувствами наблюдали по монитору за беседой Ратомского с Мальцевым. Старая проститутка не вслушивалась в диалог, содержание которого было ей абсолютно безразлично. Украдкой от Гордеева она плотоядно облизывалась, прикидывая, как бы затащить Мальцева в постель. Только так, чтобы не узнал вездесущий Гордеев… Ведь он, как ни крути, – единственный источник ее власти и влияния, без него она полный ноль. Да ладно, не впервой…

Михаил Яковлевич, напротив, слушал очень внимательно, придирчиво оценивая реакцию Олега на каждое слово Ратомского. Затея Зорина с самого начала не пришлась ему по душе, и сейчас он по-прежнему не находил веских доводов в ее поддержку. Да и вообще, этот Зорин… Романтик и авантюрист. Слишком много власти и слишком мало ответственности. Пора бы серьезно подумать, как избавиться от него. Но надо действовать очень осторожно, семь раз отмерить… Зорин не пешка, такого запросто с доски не смахнешь.

Прогудел сигнал интеркома. Михаил Яковлевич вытянул руку и коснулся холеным пальцем пластмассовой кнопки:

– Слушаю, Гордеев.

– Прорыв восьмой мембраны, – задребезжал голос в динамике. – Вы приедете?

– Тьфу, черт… Конечно, приеду.

Он отключил связь и встал.

– Что случилось, милый? – проворковала министр культуры, не отрывая взгляда от экрана.

– Восьмая мембрана… Самая беспокойная. – Он покосился на монитор. – Ты досматривай, если хочешь, а я потом посмотрю запись.

– Ой, – капризно протянула Лаухина, – не пора ли взорвать все эти мембраны к свиньям собачьим?

Гордеев раздраженно передернул плечами:

– Если бы это было так просто…

Он вышел из комнаты, хлопнув дверью. Внизу у подъезда его ждал обтекаемый бронированный автомобиль, похожий на инкассаторскую машину. Гордеев сел впереди, рядом с водителем. Двигатель взвыл, и маленький броневик катапультировался с места.

– Воронин выехал? – бросил Гордеев через плечо.

– Уже там, – ответили ему сзади.

– Как обстановка?

– Хуже не придумаешь. Кажется, что-то новенькое.

– О, дьявол, – простонал Михаил Яковлевич.

Броневик пронесся по фешенебельным кварталам внутреннего города, вырвался во внешний, распугивая прохожих и автомобили. В окнах мелькнули последние дома окраины, и машина помчалась по ухабистой дороге, ведущей к далеким скалам, разрезающим грязно-синее небо изломами причудливых вершин.

У подножия скал стояли несколько грузовиков и громадный фургон с распахнутыми настежь боковыми люками, из которых тянулись толстые кабели, подключенные к каким-то массивным устройствам. Михаил Яковлевич приказал остановить машину и неуклюже выбрался на дорогу. К нему тут же подошел Борис Воронин, молодой талантливый физик из Института Фоксхола. Воронин занимался теорией Сопряженных Миров и считался специалистом по мембранам. Пожалуй, он и был таковым, если иметь в виду тот факт, что все остальные знали о мембранах еще меньше Бориса.

Откинув со лба непослушные каштановые волосы, Борис возбужденно заговорил:

– Михаил Яковлевич, мы столкнулись с совершенно новым явлением. Прошу разрешения на использование ТВЗ.

– Хочешь сунуть голову в пасть? – Гордеев неодобрительно скривился. – Да что там такого необычайного?

– Эта штука поглощает свет… Она просто его пожирает! Хотите посмотреть с вышки?

– Хочу, – коротко ответил Гордеев. В сопровождении Воронина он вошел в фургон. Они уселись в кресло, накрытое прозрачным колпаком с вырезами, напоминающим кабину легкого вертолета. В крыше раздвинулись створки, и телескопические штанги вознесли кабину на двадцатиметровую высоту.

Гордеев приложил к глазам армейский бинокль. Он смотрел вперед и вниз, туда, куда указывал Воронин.

Скалы расступались там, образуя проход шириной метров в сто, обычно (в периоды нулевой активности мембраны) ведущий к озеру. Куда он вел сейчас, никто не мог бы сказать, потому что в его глубине клокотало пульсирующее сгущение тьмы. Черная дыра извергала огромные смерчи, колеблющиеся в воздухе наподобие щупалец спрута, ищущих добычу. Воронин нашел удивительно точные слова – дыра ПОЖИРАЛА солнечный свет. Он утрачивал яркость уже над скалой, а дальше будто всасывался воронками смерчей, становясь добычей идеального мрака.

– Дадите мне ТВЗ? – Голос Бориса звенел от напряжения.

– И что ты будешь делать?

– Подберусь поближе, запущу манипуляторы в эти чернила, отберу пробы…

– Ладно, – неохотно сказал Гордеев. – Рискни. Но прямо в петлю не суйся. ТВЗ у меня много, а ты один.

Щелкнув переключателем на корпусе микрофона, Гордеев распорядился опустить платформу и подготовить транспортер высшей защиты.

Приземистая машина, выкрашенная в темно-зеленый цвет, была похожа на жука-бронзовика. ТВЗ, все люки которого закрывались герметично, обладал полностью автономной системой жизнеобеспечения. Никаких иллюминаторов в сплошной броне не предусматривалось, их роль выполняли телекамеры, передающие изображение на экран в кабине водителя-оператора. Управление гибкими манипуляторами, приближавшимися по количеству степеней свободы к человеческой руке, и двумя тяжелыми пулеметами, спрятанными в низких башенках, осуществлялось при посредстве системы сервомоторов. Кроме того, бортовой компьютер ТВЗ соединялся с пультом внешнего управления длинным кабелем – на случай каких-либо происшествий с оператором. Радиосвязь тоже была, но ей доверяли меньше, чем надежному кабелю. Теоретически основные узлы ТВЗ рассчитывались на бесперебойное функционирование едва ли не вблизи эпицентра атомного взрыва. Если бы речь шла лишь об отборе проб, дистанционно управляемый транспортер высшей зашиты мог выполнить все необходимые маневры и без водителя (чем нередко и пользовались). Но у Воронина еще на стадии разработки ТВЗ появился свой взгляд на проблему, в правильности которого он постепенно убедил руководство. Он считал, что не так важны пробы или видеозаписи, как непосредственное присутствие человека (не любого человека, а его, Воронина!) возле границ активной мембраны. Только человек способен уловить то, что Воронин именовал ТОНКИМИ ВИБРАЦИЯМИ (просто удобный термин без конкретного содержания). Уловить, интерпретировать, выделить значимую информацию… Как уверял Воронин, он частенько сталкивался с эффектом тонких вибраций и раньше, до создания транспортеров высшей зашиты, и позже, во время рейдов на ТВЗ. Бронированный корпус для этих самых вибраций преградой не являлся… Правда, значимой информации таким образом Воронин не получил, но тернист путь истины и лиха беда начало.

В качестве убийственного довода, ультима ратио, Воронин ссылался на опыт космических исследований. В космосе, говорил он, автоматы справляются отлично, и все-таки люди летают. А здесь как можно положиться на автоматику, например, при повреждении кабеля и неустойчивой радиосвязи? Сумеет ли автомат сориентироваться в обстановке, определить приоритеты, пойти на оправданный риск? Для этого ему, как минимум, потребовалось бы унаследовать интеллект своих творцов.