Россия и Запад (Антология русской поэзии) - Тарас Бурмистров

Москва, и град Петров, и Константинов град

Вот царства русского заветные столицы...

Но где предел ему? и где его границы

На север, на восток, на юг и на закат?

Грядущим временам их судьбы обличат...

Семь внутренних морей и семь великих рек...

От Нила до Невы, от Эльбы до Китая,

От Волги по Евфрат, от Ганга до Дуная...

Вот царство русское... и не прейдет вовек,

Как то провидел Дух и Даниил предрек.[

]

9

Стройная концепция Тютчева предусматривала и конкретные сроки, в которые должно было совершиться окончательное становление "Великой Греко-Российской Восточной Империи" со столицей в Константинополе. Когда в конце 1840-х годов страны Западной Европы оказались охвачены сильнейшим революционным движением, Тютчев увидел в этом свидетельство окончательного разложения Запада и его близости к давно предсказанному бесславному концу. Трактат Тютчева "Россия и Запад", писавшийся в это время, открывается любопытным рассуждением о связи западного индивидуализма и революции. "Революция", утверждал Тютчев, "если рассматривать ее с точки зрения самого существенного, самого элементарного ее принципа - чистейший продукт, последнее слово, высшее выражение того, что вот уже три века принято называть цивилизацией Запада. Это современная мысль, во всей своей цельности, со времени ее разрыва с Церковью. Мысль эта такова: человек, в конечном счете, зависит только от себя самого как в управлении своим разумом, так и в управлении своей волей. Всякая власть исходит от человека; все, провозглашающее себя выше человека - либо иллюзия, либо обман. Словом, это апофеоз человеческого я в самом буквальном смысле слова". Запад, дошедший до своего высшего выражения, "логического следствия и окончательного итога", не мог, разумеется, не обрушиться на Россию: "февральское движение, логически рассуждая, должно было бы привести к крестовому походу всего революционизированного Запада против России", говорит Тютчев. Только полный упадок сил на Западе, физических и духовных, спас на какое-то время нашу страну от этой участи. В стихотворениях Тютчева, относящихся к этому времени ("Море и утес", "Уж третий год беснуются языки..."; они приведены здесь в Антологии) появляются образы бушующего моря - символа революционного Запада и незыблемого утеса - России, отражающей "бурный натиск" европейской революции. Однако разгул революционного движения на Западе, по мысли Тютчева, может привести только к своей полной противоположности: установлению "Вселенской монархии" на Востоке и на Западе, то есть расширенного варианта Российской Империи, единственной легитимной империи в мире. Тогда Россия без труда поглотит и Австро-Венгерскую империю, существование которой давно уже не имеет никакого смысла, а заодно и Германию, Швейцарию, Данию, Италию - все, чем владела некогда так называемая "Священная Римская Империя германской нации", а главное - освободит Константинополь и перенесет туда свою столицу:

То, что обещано судьбами

Уж в колыбели было ей,

Что ей завещано веками

И верой всех ее царей,

То, что Олеговы дружины

Ходили добывать мечом,

То, что орел Екатерины

Уж прикрывал своим крылом,

Венца и скиптра Византии

Вам не удастся нас лишить!

Всемирную судьбу России

Нет, вам ее не запрудить!..

Тютчев не раз называл и точное время, когда, по его мнению, должны будут исполниться его пророчества. Он утверждал, что это произойдет в 1853 году, ровно через четыреста лет после падения Византийской империи под ударами турок:

"Четвертый век уж на исходе,

Свершится он - и грянет час!

И своды древние Софии,[

]В возобновленной Византии

Вновь осенят Христов алтарь".

Пади пред ним, о царь России,

И встань как всеславянский царь!

Эти строки были написаны за три года до предполагаемых великих событий. Через год после их начала, в марте 1854 года, Николай I отправил министру народного просвещения следующее конфиденциальное отношение: "Государь император, прочитав это стихотворение, изволил последние два стиха собственноручно зачеркнуть и написать: (Подобные фразы не допускать(". У Николая был повод для недовольства: события, предсказанные Тютчевым, развивались совсем не по тому славному сценарию, который был набросан поэтом в трактате "Россия и Запад". И сам Тютчев был неудовлетворен ходом дел. Поначалу, когда Крымская война еще только начиналась, он увидел в этом грандиозном столкновении России и Запада долгожданное исполнение своих пророчеств:

Дни настают борьбы и торжества,

Достигнет Русь завещанных границ,

И будет старая Москва

Новейшею из трех ее столиц.

"Три столицы" здесь - это, как было указано выше, "Москва, и град Петров, и Константинов град" (причем, по одному из толкований, "град Петров" - это не Петербург, а Рим, город апостола Петра). Что же касается "завещанных границ", то они, также перечисленные в приводившемся мною стихотворении "Русская география", опоясывают практически всю Евразию.

Славянофилы тоже, как и Тютчев, восприняли начало войны с большим энтузиазмом. Б. Н. Чичерин, либерал и западник, писал по этому поводу: "Уже приближалась гроза, которая должна была освежить тот спертый и удушливый воздух, которым мы дышали. Издали уже слышались раскаты грома; они раздавались все ближе и ближе. Наконец гроза разразилась в самых недрах отечества. С напряженным вниманием следило русское общество за всеми переходами этой войны. Оборона Севастополя возбуждала и страхи, и восторг. Для славянофилов в особенности этой была священная война, борьба за православие и славянство, окончательное столкновение между Востоком и Западом, которое должно было вести к победе нового, молодого народа над старым, одряхлевшим миром".

Война и впрямь привела к большим переменам в жизни России, но к несколько другим, чем ожидали Тютчев и славянофилы. Первоначальные действия правительства вызвали у них самое радостное изумление, настолько они соответствовали их вдохновенным чаяниям, воспринимавшимся ранее в русском обществе как совершенно несбыточные и иллюзорные. Казалось, славянофильские идеи о завоевании Константинополя и объединении западных славян под могущественным крылом российского орла таинственным образом захватили воображение самого императора. Николай Павлович начал с того, что попытался договориться с Англией, самой влиятельной тогда державой в Западной Европе.* {В описании событий 1853-1856 годов я опираюсь в основном на двухтомную монографию Е. В. Тарле "Крымская война". Интересующихся подробностями данного вопроса я отсылаю к этому замечательному труду.} Николай предложил Англии разделить на сферы влияния Оттоманскую империю, настолько ослабевшую к тому времени, что ее скорый развал представлялся совершенно неминуемым. Как будто нарочно дождавшись установленных Тютчевым сроков, император начале января 1853 года встретился с британским послом Г. Сеймуром и сказал ему: "Я хочу говорить с вами как друг и как джентльмен. Я вам прямо скажу, что если Англия собирается в ближайшем будущем водвориться в Константинополе, я этого не позволю. Со своей стороны я равным образом расположен принять обязательства не водворяться там, разумеется, в качестве собственника; в качестве временного охранителя - дело другое. Может случиться, что обстоятельства принудят меня занять Константинополь". Ошеломленный Сеймур молчал. Николай как будто не видел его замешательства. Он сообщил собеседнику также о намерении занять обширные и многонаселенные территории, принадлежащие Турции: Молдавию, Валахию, Сербию, Болгарию, отдав при этом Англии Египет и остров Крит. С этого вечернего разговора и началась цепочка событий, завершившаяся для России такой страшной катастрофой.

В Англии такой поворот дела расценили как совершенно неприемлемый. Захват Россией Константинополя, а главное - морских проливов привел бы к заметному усилению России на Ближнем Востоке, надежно защитив ее с моря. Воспаленному воображению английских политиков тут же представилось и полное российское завоевание Турции, а затем - Персии, и наконец, Индии, этой драгоценной "жемчужины британской короны". Поэтому Англия категорически отвергла предложение Николая. Но это уже не могло его остановить: Николай решил идти напролом и попытался прямым нажимом добиться от Турции перехода ее православного населения под русский протекторат. Для Оттоманской державы, в которой христианские народы составляли примерно половину всего населения, это было равносильно полному разгрому и разрушению ее империи.

В феврале 1853 года Николай вызвал к себе кн. А. С. Меншикова и поручил ему отправиться в столицу Оттоманской империи в качестве чрезвычайного посла с особой миссией. В Константинополе Меншиков должен был в самой резкой форме потребовать от султана, чтобы его православные подданные перешли под особое покровительство русского царя. Вскоре Меншиков выехал к месту назначения, заодно по пути в Кишиневе демонстративно произведя смотр армейскому корпусу. Явившись к султану, он вручил ему бумаги от Николая, в которых помимо самих требований содержались еще и явные угрозы Турции. Пока в Константинополе шли пререкания и распри по этому поводу, Англия и Франция выразили поддержку турецкому султану (что очень удивило Николая, считавшего союз между этими извечными врагами совершенно немыслимым). Наполеон III при этом не ограничился одними политическими декларациями и отправил свой Средиземный флот в Архипелаг.