Сделка с совестью - Слава Доронина

Хоть я и пришла к Янису под давлением обстоятельств и из-за угроз Слуцкого, не имея возможности здраво мыслить в тот момент, теперь прекрасно вижу разницу между мужчинами. Для чего-то Антон был послан мне в жизни. Наверное, чтобы в людях начала лучше разбираться, перестала идеализировать мужчин и меньше им доверяла. В случае с Янисом чувствую себя двояко. Особенно после разговора с его наставником. Если вопрос встанет ребром, то создавать Хулио проблемы мне бы не хотелось. Но и выбираться из-под его уютного и теплого крыла тоже страшно. Заколдованный круг.

– Кто это был и что он хотел? – спрашивает Ласка, приблизившись.

– Союзник, – грустно улыбаюсь я. – Всё в порядке, Насть. Не бери в голову. Идем отдыхать.

Вот только ночью, как и опасалась, долго не могу уснуть. Мыслей вал, да что там – снежный ком, который растет и несется вниз с оглушительной скоростью. Чтобы им окончательно не придавило, я встаю с дивана и иду на кухню. Принимаю лекарства, а затем душ, чувствуя гнетущую тяжесть внутри. Которая ни черта не проходит, даже когда просыпаюсь утром и мы с Настей едем в магазин.

Командировка Багдасарова затягивается, и защищать диплом я еду одна. То есть вместе с Егором, который остается ждать в машине. Абсолютно спокойная, с ясным умом и добрыми наставлениями от Тамары Семёновны и Игнасаса, я захожу в аудиторию и защищаю свою работу на отлично. А потом отправляюсь в школу, на собеседование в которую подала документы еще несколько месяцев назад. И готовилась к этому событию, словно к важному выступлению. После травмы и всех реабилитаций, принятия того, что в спорт смогу вернуться лишь в качестве тренера, я загорелась мечтой и воспрянула духом, бросив все силы на достижение новой цели. Но, увы, планам сегодня не суждено осуществиться, потому как Антон все же успел подгадить. Вместо положительного ответа руководство школы дает мне от ворот поворот и озвучивает вердикт, что с такой репутацией меня не возьмут даже в более-менее захудалую школу. Что люди доверяют тренерам своих детей, а пятна в прошлом, тем более подобного постыдного характера, как у меня, недопустимы в заведениях того уровня, на который я замахнулась.

Это больно, унизительно и очень мерзко. Как будто удар под дых. Внутренности обжигает так сильно, словно на них без остановки льют серную кислоту. Тамара Семёновна заверяет, что смертельного ничего не случилось, что нужно время и все забудется, но я думаю иначе. Слуцкий знал, как я об этом мечтала, сколько сил и средств потратила на подготовку и обучение, но у него все равно хватило наглости разом перечеркнуть все, к чему я стремилась месяцами… Такое за гранью моего понимания. Лучше бы Антон навсегда ушел в теневой бан! Мерзавец! Хотя отчасти можно понять его чувства. То есть чувство. Уязвленного достоинства. Звездочка нос воротит от принца, который считает, что дал простой смертной билет в сытую жизнь. Всячески избегает общения, да еще и палки вставляет в колеса, неблагодарная. Но почему я должна расплачиваться за чужие ошибки и проблемы Антона? За собственные не успеваю получать подножки и каждый раз расшибаю лоб в кровь. Устала…

Всю дорогу до дома я сижу на заднем сиденье и смотрю в одну точку, а поднявшись в квартиру Яна, едва сдерживаюсь от желания утопить диплом в аквариуме. Со всей силы швыряю его за диван. Потом долго реву и игнорирую звонки Насти и Нелли. Даже на Димкины не отвечаю. Прийти в себя помогает холодный душ и бокал вина. Я надеваю джинсы и ищу в визитках, которые Ян оставил «на всякий случай», нужную. Набираю человека, который смотрит за аквариумом Игнасаса, и, объяснив вкратце, кто я и что мне необходимо, отправляюсь в самый лучший магазин аквариумных рыбок за подружкой для Бернарда.

Остаток вечера провожу с Гариком, который соглашается подъехать и помочь организовать первую встречу парочке. За этим процессом я отвлекаюсь от тяжелых мыслей, что мои труды оказались напрасными. Если постоянно об этом думать, то можно свихнуться. А я этого не хочу. Чтобы построить что-то новое, нужно окончательно сломать старое. И Антон приложил к этому все усилия. Абсолютно все. А Ян, в свою очередь, делает шаги навстречу, чтобы я, наоборот, задумалась о новых постройках.

Глядя на попытки пучеглазой охмурить Бернарда, игнорирую звонки Игнасаса, потому что обещала Гончарову обойтись без провокаций. Но Ян не унимается и находит способ, как со мной связаться. Присылает Егора. Тот передает свой телефон, и я слышу в динамике обманчиво мягкий голос Хулио. Примерно с такими же интонациями, как в тот вечер, когда к нам пришел его гость с нравоучениями, Ян просит отпустить водителя, которого пригнал черт-те откуда, и ответить на звонок. Немедленно.

Извинившись перед Егором, что пришлось ехать ко мне с другого конца города, и закрыв за ним дверь, я иду в гостиную. Беру телефон и отвечаю на видеозвонок Яниса, опустив голову. Хулио долго молчит, пока я стараюсь не смотреть в экран, а потом все же поднимаю глаза. Багдасаров с обнаженным торсом полулежит в кровати и просто ждет. Не знаю чего. Когда я заговорю? Но если заговорю, то опять расплачусь. Безумно обидно и стыдно за все, что сегодня случилось. И ничего с этим чувством не получается сделать. Поэтому и не хотела отвечать Янису – чтобы не видел моих слез. Переживать я тоже привыкла в одиночестве. Так быстрее отпускает. Это проверенная стратегия, и к возвращению Игнасаса я бы уже немного взяла себя в руки. Зачем, спрашивается, всё усложнять?

– Послезавтра вернусь, – начинает говорит Янис, – но ненадолго. Через недельку опять улечу. И за то время, пока буду рядом находиться, все слезы высохнут. Обещаю. В другом месте влага соберется.

Улыбаюсь. Слезы опять начинают течь из глаз, словно во мне бездонное соленое море. Мысленно я давно настраивала себя на подобный исход и понимала, что Антон сдержит слово, но все равно больно столкнуться с реальностью. Молчание – самый громкий крик, он рвет не уши, а сердце. А я так долго молчала… Еще неизвестно, как репутации «бракованного» это аукнется. Да, официально мы нигде вместе не появлялись, но ведь это всё до поры до времени.

– Цветочек, – произносит Ян, а я закусываю губу и шмыгаю носом, изо всех сил пытаясь не разводить сырость. – Если не перестанешь плакать, я вернусь и убью его, – спокойным и уверенным тоном продолжает Багдасаров, заставляя опять вспомнить недавний разговор с Константином Сергеевичем.

Но где эта грань между провокацией и эмоциями?