Испытание чувств - Джуди Гилл

— Что это за место? — спросила Мэгги, когда Джон остановил машину на поросшем ивами берегу пруда, по поверхности которого плавали уже пожелтевшие кувшинки. Вокруг была высокая сухая трава.

— Пошли, я все расскажу тебе, — ответил он, вылезая из машины и открывая заднюю дверцу. Потом, стянув с себя свитер и бросив его на заднее сиденье, достал оттуда толстое одеяло и перекинул его через руку. Мэгги тоже выбралась из машины и, закрыв рукой глаза от солнца, огляделась — вокруг расстилался широкий неухоженный луг, вдали виднелась изгородь.

— Мы на чьем-то чужом участке?

Джон покачал головой.

— Этот участок принадлежит мне. Я здесь вырос.

Ее зеленые глаза потемнели при виде остатков колючей проволоки — это выглядело, как будто здесь когда-то был лагерь для военнопленных. Джон знал, что выбитые стекла и наполовину разрушенная конюшня не улучшат впечатления, но он хотел, чтобы Мэгги увидела все именно так. Может быть, это поможет ей понять его.

Он расстелил одеяло на островке зеленой травы под ивами на берегу пруда и, сев на него, потянул ее за руку, приглашая сесть рядом с ним.

Прошло какое-то время — он ничего не говорил и не прикасался к ней, просто сидел, уставившись на пруд. Ветер стих, ничто не волновало гладкую поверхность воды. Стрекоза пронеслась над водой, села на кувшинку, потом перелетела на другой берег. С засохшей травинки свалился в воду уже полусонный от наступающих холодов шмель. Джон опустил руки в воду и, быстро вынув, вытер их об одеяло — они стали значительно чище.

— Джон? — Мэгги коснулась его холодной ладони, провела рукой по белой полоске на его пальце — на том месте, где раньше было обручальное кольцо. — Где оно?

— Здесь, неподалеку, — он махнул рукой по направлению к единственному расчищенному месту в высокой траве. Там, около покосившегося дома, на небольшом бугорке, стоял крест. — Я оставил его моей матери. Я думаю, ей это пришлось бы по душе. И Лауре, наверное, тоже. И ты, думаю, понравилась бы им обеим.

Он взял ее руку, потянул за указательный палец и положил его на белую полоску от кольца у себя на руке, чуть согнул его, как бы сделав новое обручальное кольцо.

— Давай я расскажу тебе о своем детстве.

Сначала он заговорил об ивах и тополях, посаженных его родителями. По одному дереву каждого вида они высадили сразу после свадьбы и потом на каждую годовщину прибавляли еще по одному.

— Корни нужны, — как-то сказала его мать, — чтобы скрепить землю и чтобы скрепить нас с ней.

Ферма должна была перейти к Джону по наследству. Ни у кого из его родителей не было родни, и они всегда говорили, что создают дом и все вокруг не только для себя, но и для своих детей.

— У тебя есть братья или сестры? — спросила Мэгги.

— Нет. Я был единственным ребенком в семье. — Угол рта у него дернулся. — Именно поэтому она должна была держаться во что бы то ни стало. Ради меня. Когда моего отца убили, мне было три года. Она тогда получила серьезные травмы. Боль была ужасной. В первые месяцы врачам приходилось использовать сильнодействующие препараты, чтобы облегчить ее существование, и у нее появилась зависимость от этих лекарств. Врачи предполагали, что с течением времени им удастся разрушить эту зависимость, потому что, по их мнению, боль должна была прекратиться, и в некоторый момент прекратили давать ей лекарства. Моя мать продолжала испытывать боль — врачи ничего не давали ей, говоря, что она выдумывает эту боль, и тогда она сама нашла источник. Или, точнее, — добавил он горько, — источник нашел ее.

Он отломил веточку ивы и медленно крутил ее между пальцами, рассматривая ее так внимательно, как будто она была живая.

— Джек Портер.

Джон взглянул на нее.

— Соседи, которые заботились обо мне, пока она была в больнице, наняли его в качестве подсобного рабочего. Когда она встала с постели, он уже стал… можно сказать — незаменим для нее.

К тому времени, когда она осознала, что у Джека никогда не было ни малейшего желания вести хозяйство, выращивать хлеб и ухаживать за животными, она уже ничего не могла изменить. Первое время казалось, что он собирается нормально вести хозяйство. В свободное время Джек что-то выращивал на небольшом участке за домом, около леса. Но очень скоро это занятие стало основным и приносило столь большой доход, что с лихвой обеспечивало нас троих, поэтому Джек мог и вообще не работать в поле — он приносил в дом достаточно денег.

— Джон, ты не обязан мне об этом рассказывать, — проговорила Мэгги, но он покачал головой.

— Нет, обязан. Ты должна об этом знать. Долгое время я верил, что он — мой отец. Меня отдали в школу под его фамилией. Когда я был ребенком здесь, в Мейплс, кем я был — Джонни Портером, замкнутым мальчиком с другого конца города. Мне запрещалось иметь друзей — если бы у меня были друзья, я, наверное, захотел бы ходить к ним в гости, а там мог бы сболтнуть лишнее. Или я мог бы захотеть пригласить кого-нибудь к себе в гости, а этого никак нельзя было допустить. Чтобы никто не мог узнать о его незаконном промысле и чтобы даже случайный посетитель не мог проникнуть внутрь, Джек Портер окружил ферму колючей проволокой и завел пит-булей. Разведение собак было его прикрытием — этим якобы он зарабатывал на жизнь. Потом он построил маленькую взлетно-посадочную полосу и стал тайно ввозить большие партии разных наркотиков, не только героина, которым он снабжал мою мать. К тому времени она уже так сильно зависела от наркотиков, что не было ни малейшей надежды, что она сможет от них отказаться. Или просто она была в этом слишком уверена.

Джон поднял голову и посмотрел на Мэгги.

— В какой-то момент я пришел к твоему деду и попросил его помочь моей матери. Еще задолго до этого, когда мне было девять лет, Док наложил мне швы на ногу, после того как два пит-буля Джека искусали меня.

— И полиция не заставила его уничтожить собак? — Мэгги в изумлении уставилась на Джона. — Мой дедушка ничего не предпринял?

— Полиция ни о чем не узнала. Я даже и не попал бы к врачу, если бы моя учительница в школе не заметила, что я хромаю и что у меня жар. Я сказал ей, что меня укусила бродячая собака и что если она кому-нибудь об этом скажет, то мой отчим очень сильно разозлится и накажет меня за то, что я трогал чужую собаку.

Учительница поверила мне и пришла в ужас, увидев у меня на ноге множество свежих следов собачьих укусов. Она спросила меня, не случилось ли это у меня дома, но я все отрицал. Я знал, что, если я скажу правду, Джек Портер спрячет от моей матери «лекарство» — я видел, он делал так много раз. Твоему деду я тоже соврал.