Ночь Седьмой тьмы - Дэниел Истерман

– Я думаю, это может быть связано с другими вещами, – сказал Рубен.

– В самом деле? И что же это за вещи? Аккуратно, избегая соблазна драматизировать или приукрасить свой рассказ, Рубен передал профессору подробности о Буржоли и Седьмом Ордене, услышанные им от Анжелины. Это заняло много времени. Когда он закончил, Гринвуд сидел, глядя через стол прямо перед собой, неподвижный, с бледным, почти посеревшим лицом.

– Вы говорите, там были письма?

– Да, много писем. Я забрал те, что пришли с Гаити. Они все еще у меня.

– Но вы говорите, что были и другие. Из Митау, Будапешта и Риги.

– А также из других мест, да.

– Понятно. Возможно, лейтенант, оно и к лучшему, что вы не унесли их с собой.

Гринвуд отодвинул свое кресло от стола и встал. Он подошел к окну и выглянул наружу. Внизу студенты шли на занятия в угасающем свете осеннего дня.

– Лейтенант, скажите мне, вы знаете, что сталось с этими тоннелями, с этими комнатами, которые вы нашли? Ваши люди и дальше исследуют их?

Рубен покачал головой:

– Не думаю, если только мне не накладывают вату на глаза. Мне сказали, что тоннели замурованы. Полагаю, их собираются засыпать совсем.

Англичанин кивнул. Он отвернулся от окна.

– Возможно, так будет лучше всего. Да, даже учитывая стоимость подобной библиотеки, так, наверное, будет лучше всего. Но я думаю, они сначала заберут книги. И все остальное тоже...

– Салли считала, что вы можете помочь мне.

– Да, возможно, могу. Но мне нужно время. Я хотел бы взглянуть на письма, которые вы забрали из библиотеки Буржоли. И я бы очень хотел поговорить с миссис Хаммел.

– Боюсь, я не знаю, где она сейчас. Она ушла сегодня утром. Думаю, она намеревается исчезнуть.

Выражение озабоченности промелькнуло на лице Гринвуда.

– Мне жаль это слышать. Постарайтесь найти ее, лейтенант. Ради вас обоих, вам совершенно необходимо разыскать ее. На данный момент я больше ничем не могу вам помочь. Свяжитесь со мной завтра. Вот возьмите, это мой домашний номер телефона, вы можете позвонить мне туда. А теперь я предлагаю вам заняться поисками миссис Хаммел. Как делом крайней важности и срочности.

32

Рубен вернулся в квартиру около шести. Насколько он мог судить, никто не следил за ним и никто не наблюдал за самим зданием. Анжелина не вернулась. Первым делом он сходил в магазинчик на углу и купил кое-какие продукты. Он не был голоден, но понимал, что должен поесть. Вернувшись в квартиру, он перекусил, ничего не разогревая. После этого поменял повязки на ранах.

В восемь он позвонил своим родителям, чтобы сообщить им о Дэнни. Они уже знали о случившемся от брата Дэнни. Его мать сказала ему, что они весь день беспокоились за него. Какие-то люди из полицейского управления приходили сегодня днем, расспрашивали о нем. Если мать Рубена правильно запомнила их имена, их звали Кверк и Магуайер. Они хотели, чтобы Рубен с ними связался.

Мать хотела знать, где он, и впервые в жизни Рубен солгал ей.

– Я в Нью-Джерси, – ответил он. Он начинал тревожиться по поводу своей кузины Доры и того, когда она расскажет всем о его убежище. Рассчитывать на два дня было, пожалуй, оптимистично. Он дал ей максимум сутки.

– У тебя неприятности, Рубен? – Голос матери был хрупким от тревоги. Он снова почувствовал себя восьмилетним мальчиком, без прочных помочей невинности.

– В некотором роде, мама.

– Это... это связано с тем, что случилось с Дэнни? – Глупый вопрос, но она должна была задать его.

– Я любил Дэнни, мама. Он был мне как брат.

– Рубен, мне придется встретиться с его матерью. Мне придется говорить с ней. Ее сына нашли мертвым в твоей квартире. Ты исчез. Полиция спрашивает о тебе. Что мне сказать?

– Скажи ей все, что я только что сказал тебе. Скажи ей, мы с Дэнни работали вместе над одним делом и кто-то убил его. Скажи ей, я знаю, кто убийца. Я найду его, мама, я обещаю.

– В Нью-Джерси? Ты найдешь его в Нью-Джерси и привезешь сюда? – Ее голос казался ему бесконечно печальным, как музыка, которую он знал когда-то, а теперь забыл.

– Нет, мама, – прошептал он. – Я не стану привозить его сюда. Я убью его.

Телефон зазвонил перед одиннадцатью часами.

– Могу я поговорить с лейтенантом Абрам-сом? – Женский голос, чуть хриплый и запыхавшийся. Какой-то запачканный голос, он звучал так, словно его не мыли уже несколько недель. Голос не Анжелины, но с похожим выговором.

– Я Абрамс. Кто говорит?

– Это не важно. У вас есть ручка и лист бумаги?

– Угу.

– Так, записывайте адрес: 497 Гибсон-стрит, Бедфорд Стивисент, квартира девятнадцать. Записали?

– Да, записал. Что мне с этим делать?

– У меня здесь ваша подруга. Она в беде, в большой беде, говорит, что хочет, чтобы вы приехали и забрали ее. Прямо сразу.

– Что за беда?

– Плохая беда, мсье.Ей нужна ваша помощь. Сильно нужна. Лучше приезжайте прямо сразу.

– Я хочу поговорить с ней.

Наступило молчание, потом голос вернулся:

– Погодите.

Он подождал. Ему показалось, что он ждал долго, но на самом деле пауза не могла длиться дольше трех-четырех минут. Когда Анжелина подошла к телефону, ее голос едва можно было узнать.

– Ру... Рубен.

– Это ты, Анжелина? Что произошло?

Молчание, словно она снова ушла.

– Я... я... Рубен... забери... мне нужно... Помоги мне...

Ее голос затухал, полувыговоренных слов было не разобрать. Она казалась пьяной. Пьяной или... Господи, каким же он был глупцом? Обен Мондезир торговал наркотиками. Не высшая лига, но где-то на пути туда. Вчера Анжелина ездила к нему за дозой, но она ничего не раздобыла, потому что он был мертв. Все эти сказки про то, что он жрец вуду и оказывает ей духовную поддержку, были чистейшим дерьмом.

– Анжелина, что ты приняла? Сколько? У тебя передозировка?

Но Анжелина не ответила. К телефону подошла та, другая женщина:

– Как я говорила, ей нужна ваша помощь. Адрес у вас есть. Хотите помочь, так поторопитесь.

Она повесила трубку. Наступившее вслед за этим молчание не было золотым. Да и что в этом мире есть золотого?

33

Есть теологи, которые утверждают, что ад – это не какое-то место, а состояние души. Они ошибаются. Ад – это Гибсон-стрит.

Рубен медленно ехал с потушенными фарами, глядя на серые тени, теснившиеся по обе стороны. Потрескавшиеся, искрошенные стены высоких домов выступали из темноты, как немые мавзолеи. Когда-то эти дома сверкали полировкой и были изящными, полными жизни и уюта на Рождество или в День Благодарения. Теперь они жались друг к другу в нищенском, убогом мраке, из сезона в сезон, оборванные и грязные, навсегда утратившие уют. Словно кто-то пришел с грязной, сальной тряпкой и затер весь их яркий блеск.