Цена измены. Вернуть жену - Юлия Валериевна Рябинина
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
На несколько секунд наступает тишина , а потому мужчина отрицательно качает головой.
– Твою мать, – цедит Герман сквозь зубы и перешагивая через свернувшегося на полу калачиком отца, подходит ближе. – Возьми ее документы. Сами ее отвезем. В такое время скорая не поедет.
Герман гонит по заснеженной дороге, как мне кажется со скоростью света. И как только у него получается разобрать в этой белой однородной массе колею?!
Именно так все выглядит с заднего сиденья для меня. Я волнуюсь.
Притихнув, я поддерживаю маму за плечи и тихо бормочу про себя молитву, простенькую, но успокаивающую.
В салоне царит угнетающее молчание. У меня так и не хватило смелости поблагодарить Германа за спасение,а еще не хватило решимости спросить,как он узнал, что я нахожусь в опасности. В душе сейчас столько разного творится, что сил не хватает на все.
Выходка отца стала последней каплей.
После того, как эмоции немного улеглись, захотелось исчезнуть, испариться только бы не испытывать мучительный стыд и унижение.
До больницы мы добрались спустя тридцать минут. За это время ни я, ни Герман так и не произнесли ни слова. Только периодически, пока были в пути, я чувствовала на себе его испытующий, сверлящий взгляд. Но смотреть в глаза не решалась.
Когда авто остановилось возле дверей приемного отделения, Герман глянул на меня в зеркало заднего вида.
– Сейчас вернусь, – сказал, когда поймал мой взгляд, я кивнула.
Мужчина выбравшись на улицу уже через несколько секунды скрылся за железными дверьми. Оставив меня один на один с неподвижным телом родительницы.
Посмотрела на маму. Гулко сглотнув, провела по впалой щеке согнутыми костяшками пальцев, прошептала:
– Мам, все точно будет хорошо. Обещаю.
Глава 16.
– Не может быть! – задыхаюсь, когда через несколько секунд до меня наконец-то доходят слова доктора.
– К сожалению все именно так. У вашей матери опухоль головного мозга, – чеканит каждое слово холодно, без лишних эмоций, накрываю рот ладонью, – а на фоне отека головного мозга после ушиба, все в разы ухудшилось. Боюсь, ситуация необратима. Извините.
Мужчина намеревается уйти, но я хватаю его свободной рукой за запястье. Смотрю в лицо, а оно расплывается передо мной туманным пятном:
– Она умрет? – гортанным стоном вырывается наружу вопрос.
– Да, – скупо отвечает и его взгляд скользит мне за спину. – О, времени говорить не берусь. Ваша мать по моим расчетам и по тому, как развивалась болезнь, давно должна была умереть.
– Господи! – я чувствую, что меня накрывает какой-то обреченностью.
Чувствую, что еще немного и не сдержусь, истерика неумолимо отвоевывать мое здравомыслие…
Но внезапно, мои плечи сжимают сильные, горячие пальцы и спина прижимается к твердой груди. Замираю.
– Вы уверены в том что говорите? – голос Германа кажется внушительным, и не терпящим увиливаний и лжи.
– Я понимаю, что это трудно принять, но увы. Здесь поделать уже ничего нельзя, – мужчина безразлично пожимает плечами. – Дождитесь доктора, он вас проконсультирует, что нужно будет принести для содержание пациентки, а мне пора. Извините.
Мужчина больше не задерживаясь ни на секунду, развернулся на пятках пошел прочь.
Я же задыхаясь болью продолжала смотреть ему вслед до тех пор, пока тот не скрылся из виду.
– Ась, – бережно встряхнув меня, позвал Герман.
Поворачиваюсь в его руках и носом уткнувшись в грудь громко всхлипнула.
Мужская ладонь тут же накрыла мой затылок и я оказалась в медвежьих объятиях Германа. В следующее мгновение во мне что-то треснуло. И я больше не сдерживая слез зарыдала в голос.
Не знаю сколько прошло времени, но в голове все смешалось: события, чувства, горе, боль. Мне казалось, что еще немного и я лопну, взорвусь как новогодняя хлопушка, выбрасывая в воздух наполняющие меня эмоции.
– Ася, пойдем, – слышу сквозь гул в ушах, низкий доводящий до обморочного состояния голос Германа. – Врач, ждет.
А дальше все происходит будто не со мной, ощущаю себя в этом месте лишней, совсем не на своем месте. С врачом обо всем разговаривает Герман. Его строгий взгляд и голос, напрягает женщину, которая стоит перед нами. Она хмурится, что-то записывает в блокнот и параллельно объясняет ситуацию.
– Много не покупайте. Максимум на пару, тройку дней…
А дальше все невнятно…
Я поняла, что сейчас эта женщина говорит про маму. Поняла, что отводит ей срок ее жизни на несколько дней. И все это звучит из ее уст так цинично, бессердечно. Как будто ей плевать, что там, лежит живой человек, которого она хоронит заранее.
– Хватит, – срывается с губ, в тот момент когда врач передает список Герману. – Хватит так говорить, как будто мама обречена. Она поправится. Обязательно! Слышите?!
Женщина выпучив на меня глаза, часто захлопала ресницами.
– Я все понял, – буркнул Герман, и обняв меня за плечи с силой прижал к себе. – Нужно уходить, Ася.
– Почему она так говорит, а? Скажи мне почему? – наматывая сопли на кулак, смотрю мужчине в глаза. – Она так в этом уверенна. Разве это правильно, так говорить про человека, который еще жив?
Герман с тоской во взгляде смотрит на меня так, что в душе все переворачивается и хочется завыть. Потому что в его глазах я читаю этот самый приговор: мама не жилец.
Мужчине с боем удается увезти меня. Я пыталась достучаться до него, кричала, что буду рядом с мамой до самого последнего ее вздоха, что никуда не поеду и он меня не заставит, но…
Как только мы оказались на улице и холодный, колючий ветер ударил мне в лицо, я вдруг очнулась и оказалась в реальности. Вернулась из
