Собрание сочинений святителя Григория Богослова - Григорий Богослов

Итак, не закрывай уста, которые вещали так много доброго, от которых так много плодов и порождений правды. Сколько от них чад, какие от них сокровища, — возведи окрест очи твои и виждь! Весь народ этот родил ты благовествованием во Христе! Не лишай нас более своих полезных, хотя и немногих слов, не полагай начала близкой уже потери. Изреки слово, хотя краткое, но для меня любезное и весьма приятное, хотя неощущаемое слухом, но познаваемое по тому духовному воплю который Бог слышит от безмолвствующего Моисея и беседующему умно говорит: что вопиешь ко Мне (Исх. 14:15)? Собери народ этот для меня, твоего питомца, потом пастыря, а ныне первопастыря. Научи меня пастырству, народ этот — благопокорности. Полюбомудрствуй о настоящем бедствии, о судах Божиих праведных, постигаем ли мы их, или не знаем великой бездны; о том, как у Господа, по слову святого Исаии, и суд поставлен мерилом (Ис. 28:17), потому что благость Его не безрасчетна (хотя казалась такой начавшим ранее трудиться в винограднике и не приметившим неравенства в самом равенстве). Полюбомудрствуй о том, как гнев Божий, называемый чашею в руке Господа (Пс. 74:9) и чашею падения испиваемой (Ис. 51:17), соразмеряется с грехами, потому что Господь, хотя у всех убавляет нечто из заслуженного ими наказания и нерастворенное вино гнева растворяет человеколюбием (Пс. 74:9); впрочем от строгости преклоняется на милость только для тех, которые вразумляются страхом, и от малой скорби приемлют во чреве обращение, и болят им, и рождают совершенный дух спасения (Пс. 74:9); а блюдет и без остатка изливает дрожжи, то есть конечный гнев на тех, которые не исцеляются Его благостью, но еще ожесточаются, подобно тяжкосердому фараону, обременяющему горькими работами и соблюденному в показание силы Божией над нечестивыми (Ис. 9:16). Скажи: отчего такие удары и бичи? Где их основание? Следствие ли это беспорядочного и неправильного движения Вселенной, неуправляемого и неразумного течения вещей, как будто нет над ними Правителя, и дело ли это случая, как думают немудрые мудрецы, слепо увлекаемые беспорядочным и темным духом? Или все с разумом и в порядке, как сначала произведено, прекрасно растворено, совокуплено и приведено в движение по законам, известным единому Приведшему все в движение, так и после движется и изменяется, управляемое браздами Промысла? Отчего неурожаи, тлетворные ветры, град, настоящее наше поражение и вразумление? Отчего порча в воздухе, болезни, землетрясения, волнения морей и небесные явления? Как тварь, созданная в наслаждение людям, этот общий и равный для всех источник удовольствий, обращается в наказание нечестивых, чтобы мы тем же самым, чем были почтены и за что оказались неблагодарными, теперь вразумились и познали силу божию в злостраданиях, когда не познали ее в благотворных действиях? Как одним воздаются от руки Господней грехи двойные (Ис. 40:2), и мера беззакония восполняется этим усугублением (чем и Израиль уцеломудривается); а для других грехи исчерпываются семикратным воздаянием в недро их (Ис. 78:12)? И что значит мера амореев еще не исполнившаяся (Быт. 15:16)? Как грешник или оставляется без наказания, может быть, потому, что блюдется для будущего, или наказывается опять для того, чтобы ему излечиться здесь? И как праведник или злостраждет, а через это, может быть, испытуется, или благоденствует и тем охраняется, если он беден умом, и не очень возвысился над видимым, чему каждого из нас учит совесть; это домашнее и неложное судилище! Что значит постигший нас удар, и отчего он? Испытание ли это добродетели или истязание за грехи? Но хотя бы и не было это наказанием, — лучше принять за наказание и смириться под крепкую руку Божию, нежели превозноситься этим, как испытанием. Научи же этому и вразуми нас, чтобы и не слишком болезнен был для нас настоящий удар и чтобы нам не презреть его, впав во глубину зол (ибо и таким недугом страждут многие), но чтобы благоразумно принять вразумление, и бесчувственностью к нему не навлечь на себя чего–либо большего.

Ужасно видеть бесплодие земли и погибель плодов и притом в какое время? Когда уже плоды радовали надеждой и близки были к собиранию. Ужасно видеть безвременную жатву, видеть как земледельцы скорбят о трудах, и будто над мертвецами, сидят над стеблями, которые тихий дождь взрастил, а сильный пожал, с которых жнец не наполнит руки своей, и вяжущий снопы горсти своей, над которыми не слышно было благословения, каким приветствуют земледельцев проходящие мимо (Пс. 128:7.8). Жалкое зрелище — земля поруганная, остриженная, лишенная украшения своего! Это оплакивает и блаженный Иоиль, трогательнее других изобразивши опустошение земли и мучительность голода; оплакивает и другой пророк, противополагающий прежней красоте земли последовавшее безобразие. Рассуждая о гневе Господа, опустошающего землю, Пророк говорит: перед ним земля как сад, а позади опустошенная степь (Иоил. 2:3). Тягостно, чрезмерно тягостно это, пока печалит одно настоящее и не беспокоит ощущение другого тягчайшего удара, как и в болезнях настоящее страдание всегда болезненнее ненаступившего. Но и этого тягостнее то, что заключают в себе сокровищницы Божия гнева. Да не испытаете вы этого! И конечно, не испытаете, если прибегнете в милосердию Божию, слезами преклоните к себе Того, Кто милости хочет, и остаток гнева отвратите от себя обращением. Это — еще кротость и человеколюбие, снисходительное вразумление, первые удары пестуна, образующего младенчество, это еще дым гнева, то есть начаток истязания, а не огонь воспламенившийся, то есть не самый верх гнева, не угли горячие, то есть не последние удары бича (Пс. 17:9). Бог отчасти угрозил нам, отчасти простер на нас бич, от иного удержался силой, иному подверг нас, равно вразумляя и наказанием, и угрозой, и пролагая путь гневу Своему, Он, по преизбытку благости, начинает с меньшего, чтобы не иметь нужды в большем. Но Он наказывает и большим, если бывает к тому вынужден.

Знаю это оружие очищенное (Пс. 7:13), этот упивающийся меч на небесах (Пс. 34:5), которому повелено сечь, изничтожать, обесчадить (Иез. 21:10), не миловать ни тел, ни мозгов, ни костей. Знаю, что Бесстрастный, как медведица, лишенная детей, и как рысь, встречающая на пути ассириев (Ос. 13:7.8), не древних только, но и всякого, кто ныне ассириянин беззаконием; и что нельзя убежать от крепости и скорости гнева Его, когда Он бодрствует над нашими нечестиями, и когда врагов Его преследует ревность, готовая пожрать противников (Евр. 10:27). Знаю это разграбление, и опустошение, и разорение, и сердца сокрушение, и расслабление колен (Наум. 2:10), и другие подобные наказания, постигающие нечестивых. Не говорю уже о тамошних судилищах, которым предаются пощаженные здесь, почему лучше здесь подвергнуться вразумлению и очищению, нежели претерпеть истязание там, когда настанет время наказания, а не очищения. Ибо как выше смерти поминали здесь Бога (о чем прекрасно любомудрствует Давид), так для отшедших отсюда нет исповедания и исправления во аде (Пс. 6:6); потому что Бог ограничил время деятельной жизни здешним пребыванием, а тамошней жизни предоставил исследование сделанного.

Что мы сотворим в день посещения, которым устрашает один из пророков (Ис. 10:3; Сир. 2:2), или в день состязания Божия с вами (на горах ли и холмах оно будет, как мы слышали (Мих. 6:2), или в другом каком–либо месте, и каким ни есть образом), когда Бог будет обличать нас, Сам противостанет нам, поставит перед лицами нашими грехи наши, — этих тяжких обвинителей, — когда полученные нами благодеяния противоположит нашим беззакониям, будет одно помышление поражать другим помышлением, и одно дело осуждать другим делом, когда взыщет с нас за то, что достоинство образа Его поругали и омрачили мы грехом, и, наконец, предаст нас казни, после того как обличим и осудим сами себя, и нельзя уже будет сказать нам, что страждем несправедливо? Для страждущих здесь это служит иногда утешением в осуждении, но там кто будет заступником? Какой вымышленный предлог, какое ложное извинение, какая хитро придуманная вероятность, какая клевета на истину обманет судилище и превратит суд правый, где у всякого кладется на весы все; — и дело, и слово, и мысль, где взвешивается худое с добрым, чтобы тому, что перевесит и возьмет верх, и с тем чего больше, соображаться приговору, после которого нельзя ни перенести дела в другое судилище, ни найти высшего судии, ни оправдаться новыми делами, ни взять елея для угасших светильников у мудрых дев или у продающих, после которого не помогает раскаяние богатого, страждущего в пламени и заботящегося об исправлении родных, и не дается срока к перемене жизни? Напротив, суд этот будет единственный, окончательный и страшный, а еще более праведный, нежели страшный, или, лучше сказать, потому и страшный, что он праведен. Тогда поставятся престолы, Ветхий днями сядет, раскроются книги, потечет река огненная, предстанут перед взорами свет и тьма уготованная, и изыдут творившие добро в воскресение жизни, который ныне сокровен во Христе напоследок же с Ним явится, а творившие зло в воскресение осуждения (Ин. 5:29), которым осудило уже неуверовавших судящее им слово (12:48). И первые наследуют неизреченный свет и созерцание Святой и царственной Троицы, Которая будет тогда озарять яснее и чище и всецело соединится со всецелым умом (в чем едином и поставляю особенно царствие небесное); а уделом вторых, кроме прочего, будет мучение, или, вернее сказать, прежде всего прочего, — отвержение от Бога и стыд в совести, которому не будет конца.