Благословенный (СИ) - Коллингвуд Виктор

— Хорошо. Вот ещё что… вы же из Нижнего, не так ли? мне надобно знать там купцов и иного рода людей, что склонны к предпринимательству, и не побоятся притом новых веяний. Так, чтобы не просто сермягой торговать, а, скажем, паровую машину пустить, новое, доселе незнакомое дело взять… Смелые, в общем. Найдёте?

— Есть такие, Ваше императорское высочество! У меня, пока я в Нижнем жил, многие моими прожектами интересовались. А особо хочу отметить важность постройки самодвижущегося судна, для волжских речных перевозок. Очень тяжелый труд у бурлаков!

— Да, вот это вот особенно интересно. Если паровую машину поставить на судно, можно будет очень большие дела делать, и не только на реках… Вот мне бы познакомится с купцами, готовыми заняться этим делом.

— Найду — твёрдо пообещал Кулибин.

Постепенно дело прояснялось. Вскоре Кулибин прислал мне список толковых механиков. Разосланы были запросы на поиск людей, способных к черчению и математическим вычислениям: кого-то нашли в Адмиралтействе, кого-то в Московском университете. По приглашению Ивана Петровича приехал из Твери Лев Фёдорович Собакин — тверской губернский механик, только прошедший стажировку в Англии. Последний оказался особенно ценен — оказалось, он был близко знаком с паровыми машинами, и даже сделал собственную модель парового двигателя.

— Этим надобно заняться особо — напутствовал я конструктора. — Тут непаханое поле! Надо совершенствовать котёл: придумать, как повысить мощность, сберечь топливо и воду, предохранить от взрывов, и, особо — как упростить его производство. Второе по счёту, а по важности, пожалуй, что и первое — надо заняться приспособлением паровой машины к приведению в действие разных механизмов — лесопилок, молотилок, мельниц, мехов, станков, кораблей…

— И кораблей даже? — поразился Собакин. — Конструкция Уатта, действительно, очень отличается от ранее принятой и может почитаться совершенною. Но можно ли устроить машину на судне?

— Отчего же нет? Что угодно можно двигать, даже повозки. Но первое дело — оборудование для литейных и оружейных заводов. Если надо, приезжайте прямо на заводы и мануфактуры, смотрите, как там всё устроено, какие механизмы работают и как, и где можно применить ваши изобретения.

Далее я познакомил их с англичанами.

— Мистер Джонатан Хорнблауэр, мистер Джейбез Хорнблауэр — конструкторы паровых машин. Будете работать с ними, сообразуя свои механизмы с их паровыми приводами.

— Вот господин Генри Корт, он занимается конструированием печей для выплавки стали. Надобно придумать, как применить паровые механизмы в этой области. Ещё мистер Корт изобрёл когда-то прокатный стан; надобно и его запитать от паровой машины. Ну и, всё такое прочее — волочильные машины, сверлильные, наждачные, обрубные… я попытался припомнить, какие еще штуки показывали мне на Сестрорецком заводе — в общем, много всего!

* * *

Крайне сложным оказалось найти на такую инновационную штуку руководителя. Технических специалистов тут, вообще, мало; при этом, местные механики и инженеры совершенно не представляли себе, какими делами должен заниматься этот самый «технический комитет». В общем, не найдя ничего лучшего, я пригласил господина Эйлера и, изложив ему свою идею, предложил в нем участвовать:

— Господин Эйлер, я полагаю, что именно вам следует возглавить сие заведение! Дело непростое, но вы должны справиться. Отец ваш был известный учёный, сочетавший гибкость и глубину ума с талантливым предвидением и пророческим озарением; надеюсь, вы унаследовали эти его качества!

Говорю эту велеречивую чушь и чувствую, Христофор Леонардович застигнут врасплох и совершенно не горит желанием браться за это дело.

— Ваше Высочество, я, признаться, питал иные надежды: по завершении работ по реконструкции Сестрорецких заводов отбыть в армию. Я, артиллерийский командир, в такое тяжелое время не могу быть не в военной службе!

— Понимаю вас очень, Христофор Леонардович, но, поймите и вы — другого лица с таким опытом заведования производством, увы, не найти. Место сие много важнее командования артиллерийской ротой, или даже полком!

В конечном счёте Эйлер обещал «подумать». У меня, конечно, есть неотразимое комбо, что гарантированно заставит его изменить своё мнение, и называется оно «государыня императрица». Всё перемещения такого рода происходят только с высочайшего соизволения — скажет бабушка «на фронт», значит, на фронт, скажет «к маме» руководить техническим центром — будет руководить центром.

Ну и наконец, самое весёлое — нужны деньги. Ничего без них не сделаешь! Во времён Указа о Вольности дворянской никто не желает служить бесплатно! Всем надобно будет платить — и Эйлеру, и Кулибину, и всем мастерам и подмастерьям. Нужно будет укомплектовать Экспериментальную мастерскую, для выполнения в металле моделей, разработанных Кулибиным и Ко в Техническом центре, и, разумеется, всё это не бесплатно.

Тут меня давно интересовал один скользкий вопрос — а сколько средств выделяется на моё собственное содержание? Я знал, что тот же Ла Гарп жаловался на скудность денежного содержания, Самборский денег не получал вообще, да и другие учителя совсем не шиковали.

Получателем денег был граф Салтыков. Но, разумеется, спрашивать о таких щепетильных подробностях прямо у него я не стал, и навёл справки через Воронцова. Оказалось, на нас с Костиком выделяют ежегодно по 50 тыс. рублей.

Большая ли это цифра? Да она чудовищна! Если что, полковник тут получает 265 целковых, а жалование в 500 рублей — вполне себе генеральского уровня. Таким образом, я обхожусь стране, как 100 генералов, а Костик — как ещё 100! В то же время не могу сказать, что мы с братцем купаемся в деньгах: основные наши расходы — это одежда и воспитатели.

И, при первом случае, поговорил с «бабушкой» об том деле. Обсуждение финансовых вопросов всегда щепетильно, и удобный случай представился не сразу — пришлось ждать воскресенья.

В Оранжерейном доме по воскресеньям проводили Большие Эрмитажные собрания. На них допускались члены Императорской фамилии, весь дипломатический корпус и особы первых двух классов по Табели о рангах. Императрица, сопрягая отдых с работой, беседовала тут с вельможами и дипломатами. Здесь в неформальной обстановке можно было решить многие вопросы, завести связи и даже сговориться о самых серьезных делах.

Господа вельможи слонялись среди пальм и тропических деревьев, разговаривая друг с другом на необременительные темы. Над нашими головами носились разноцветные тропические попугаи, а по дорожкам меж пальм неутомимый Курносов гонял миленьких беленьких кроликов и морских свинок.

Первым делом возле «римского» фонтана я выловил Воронцова. Александр Романович оторвался от разговора с английским посланником Фрейзером и, отогнав дорогою надоедливую мартышку, удалился со мною к колонне, поддерживавшей галерею.

— Александр Романович, как бы добыть денег для моей технической затеи? Я вот думаю, поговорить с императрицей насчёт моего содержания — можно ли из него выделить часть денег?

Воронцов слегка усмехнулся.

— Она, несомненно, первым делом запросит мнение вашего воспитателя, графа Салтыкова. А тот, разумеется, ответит отрицательно, ведь это не в его интересах!

— Но, может, вы меня поддержите?

— Ах, Александр Павлович, никак не могу! Я и так уже в немилости, и ссориться ещё и с Салтыковым мне совершенно не с руки. Попробуйте сами, вам, полагаю, она не откажет!

В тоске я оглянулся на императрицу, игравшую в ломбер с Кобленцелем и Сегюром, причём против них обоих; меж тем Костик Курносов бегал вокруг них и шалил, подсказывая бабушке карты.

Я подошёл, дождался окончания игры, благодаря братцу превратившейся вскоре в натуральную комедию, и, наконец, учтиво просил государыню меня выслушать.

— Что ты такой невесёлый, что случилось? — весело спросила она.