Баженов - Вадим Пигалев

В 1839 году в «Пашковом доме» расположился университетский дворянский пансион. В 1861 году здание было отдано под Румянцевский музей и Публичную библиотеку. С 1918 года здание принадлежит Государственной библиотеке СССР имени В. И. Ленина.

Баженов проектировал много. Но не все проекты принимались. Опального зодчего сторонились. Василий Иванович был вынужден снизить таксу за свои работы. Архитектор уведомлял: «Особы, желающие воспользоваться приобретенными им знаниями относительно проектирования каких-либо строений, могут быть уверены об точном и скором исполнении их требований. А для избежания всякого неудовольствия нужным почитает назначить платеж за таковые труды на следующем основании. Ежели прожектируемое строение будет на 12 саженях, то за план оного, фасаду и часть профиля с переделкою того, ежели угодно будет, то двух раз требует он не более 125 рублей, половинное число денег наперед; ежели же оное будет более 12 сажен, то за каждую свыше 12-ти платить должно еще до десяти рублей». Эту таксу Баженов включил в прошение, поданное им в Управу благочиния 18 февраля 1790 года (за № 3008) по поводу проекта устройства художественно-архитектурной школы и галереи. Ссылаясь на незанятость «должностями», Баженов просил разрешить собирать учеников и проводить с ними занятия у себя дома, «сообщая им все нужные сведения об архитектуре, живописи, скульптуре, перспективе, оптике, гравировании, мозаичной работе и во всех тех науках и художествах, которые с ними главными искусствами имеют непосредственное свое соотношение». Срок обучения Баженов предлагал около пяти лет, плата — 150 рублей в год. Если же ученик пожелает освоить искусства, «с архитектурою тесную связь имеющие», то плата повышалась до 300 рублей. Но при этом Баженов добавлял, что «бедных и неимущих родителей дети могут приходить к нему обучаться без всякой платы, лишь бы только имели они нужные способности и были бы добронравны».

Василий Иванович, таким образом, осуществил свою давнишнюю мечту. Вспомним, как еще в 1770 году в своем автобиографическом отступлении («Мнение архитектора Баженова о Кремле») зодчий писал: «Если бы только я установиться мог, то б вся веселость была в том, как иметь у себя маленькую партикулярную Академию, к сему уже и приготовляю в Москве мальчиков, с коими уже маленькое начало имею, но только препятствиев к моему намерению весьма есть много».

Школа, организованная Баженовым, просуществовала недолго. Разного рода трудности организационного порядка и постоянные денежные затруднения вынуждали отказаться от желанной затеи. Не удалось зодчему в полной мере осуществить и другой план — учредить в Москве постоянно действующую публичную художественную галерею, где выставлялись бы не только картины, но и работы архитекторов, их эскизы, чертежи, проекты.

В поисках заработков Баженов вынужден соглашаться на живописные работы. В 1782 году ремонтировался Донской монастырь. Собор заново расписывался фресками. В этой работе принял участие и Василий Иванович. По его эскизам работал художник А. И. Клаудо. Иногда Баженов и сам участвовал в живописных работах.

Соборная роспись затем подновлялась, переписывалась. Поэтому трудно сказать, что осталось от кисти самого Баженова. Исследователи предполагают, что его рисунок на историческую тему («Татары у стен Кремля») сделан специально для росписи Донского монастыря. Другую художническую работу Баженов выполнил для церкви Ивана Воина в Замоскворечье, на Якиманке (ныне улица Димитрова). В «Русских достопримечательностях» дается такое описание исполненного им иконостаса: «В 1791 году новый иконостас в четыре яруса с позолоченными колоннами и резьбою (на царских дверях резное изображение «сошествия во ад») сделан по рисунку знаменитого в свое время архитектора и первого вице-президента Василия Ивановича Баженова. Одновременно с иконостасом была устроена над престолом деревянная с орнаментами сень на 6 колоннах, составленная, собственно, из двух крестообразно положенных дуг, по карнизу ее малые образа, числом 8, поставлены были в деревянных кругах».

Это сооружение в 1859 году, при обновлении храма, было уничтожено по распоряжению митрополита Филарета, который, впрочем не без оснований, нашел, что иконостас не соответствует масштабам храма.

«Масоны стремились использовать просветителей, поскольку у тех были идеи, расшатывавшие существующий строй. В свою очередь, масонство могло предложить высшую форму конспиративной организации. Однако критика существующих режимов велась теми и другими с разных позиций, и по мере осознания несовместимости позитивных целей передовые люди отдалялись от масонства, а Радищев, например, отзывался о нем резко отрицательно», — замечал в своей работе «Русское просветительство XVIII века» советский исследователь, доктор исторических наук А. Г. Кузьмин.

Выступая вроде бы с позиций политического либерализма и религиозного свободомыслия, проповедуя утопическую картину «райского труда» в будущем космополитическом государстве, масоны вместе с тем были далеки от революционных идей, от интересов народа.

Показателен в этом смысле такой пример. Накануне французской революции Радищев после длительного молчания вновь взялся за перо, вернулся к литературной деятельности. В 1789 году он публикует «Житие Ф. В. Ушакова», где характеризует нравы бюрократии и рассматривает их как неизбежный результат политического строя.

В следующем году выходит другая знаменитая книга Радищева — «Путешествие из Петербурга в Москву». И вновь он проявляет себя глубоким реалистом, показывает нужды крестьянства, описывает существующие нравы, выступает против холопства, слепого прислуживания начальству и высказывает мысль, что свободная и добродетельная личность — это человек, который верен своей совести, высшим идеалам, а не деспотам и знатным господам. Эту же революционную мысль Радищев проводит и в другой своей работе — в «Беседе о том, что есть сын отечества». Он пишет, что «истинным сыном отечества» не может быть ни рабовладелец, ни послушный раб и слепой исполнитель воли начальника».

Как отнеслись к этим идеям масоны? Они обрушились на Радищева с критикой, ибо усмотрели в его трудах мысли, противоречащие орденским законоположениям о смирении рядовых масонов, их повиновении «провидцам-мастерам», коим уготована особая миссия и особливый дар «воздействия на властелинов». Подогреваемые орденским начальством, русские масоны поспешили отмежеваться от революционного мировоззрения Радищева. Например, И. В. Лопухин бросился откровенно восхвалять Екатерину II, другой масон, M. M. Херасков, в своих новых произведениях стал высказываться в защиту существующего режима, выступать против революции, рисовать в своих трудах картины утопического государства, где царствуют добрый монарх, справедливые законы, труд и согласие. В ход пускается также элементарная хитрость, подсказанная орденским руководством. Лопухин и Кутузов, знавшие о том, что их письма распечатываются и копируются на почте, стали регулярно обмениваться корреспонденциями, в коих «разъясняли» сущность масонского учения, показывали его гуманность, оправдывали государыню и обличали «нечеловеков, злоупотребляющих ею доверенностью». Это было своего рода масонское обращение к престолу через черный кабинет, к которому, кстати, императрица осталась равнодушна. Ее волновало другое…