Любовь на коротком поводке - Риттер Эрика

Теперь настал мой черед морщиться. Я доливаю в кружки чай.

— Ну, полагаю, что со временем я это переживу. — Ничего больше я сказать не могу, потому что до сих пор не понимаю, куда он ведет. Кроме того пункта назначения, куда бы мне хотелось попасть.

— Я надеюсь, что переживешь. Когда я был здесь в прошлый раз, ты сказала, что любишь меня. Хотя и не сумела объяснить, за что.

— Да, я помню, что я говорила. — Я резко встаю из-за стола, и голова начинает кружится. И продолжает кружится, когда Джерри тоже встает и нежно подходит ко мне.

— Хватит, Дана. Я сознался, что врал, я извинился. Мне действительно очень жаль. Хотя если бы я не провел это время с Мартой в Норвегии, я, возможно, не был бы так уверен в том, что говорю тебе сейчас. Так что ложь получилась во благо. Разумеется, если ты все еще считаешь это благом.

— Я… — Я уворачиваюсь от его объятий. Разве будет правильно, если я — чувствуя то, что я сейчас чувствую, то есть практически ничего — приглашу его в постель? Хотя, с другой стороны, что в этом такого неправильного? — Ты извини. Все это так неожиданно… Твое появление… и то, что ты говоришь… Возможно, нам сейчас больше не стоит разговаривать… Я бы хотела быть с тобой. Просто быть с тобой. Только, уф, дай мне минутку, ладно? Минутку, чтобы подумать.

Джерри слегка оторопел, и понять его можно. Но только на мгновение. Затем на лице появляется уверенность: до него дошло.

— Думается, тебе понадобится больше минуты. Дана, возможно, ты вовсе меня не любишь? И никогда не любила? Несмотря на то, что ты говорила во время нашей последней встречи?

— Господи, Джерри! Поимей совесть! Говорю же, дай мне минуту. У тебя с Мартой было в Норвегии несколько недель. А я тут тем временем… — Что — тем временем? Так и не сумев закончить предложение, я выскочила из комнаты.

В спальне я вижу, как с молчаливой укоризной мигает огонек на моем автоответчике. Карл? Но у меня нет желания слушать запись, по крайней мере, сейчас. Если честно, то сейчас мне вообще ничего не хочется.

Через мгновение в дверях появляется пестрая морда Мерфи. На ней слегка вопросительное выражение «третьего лица», не представляющего, что надо сделать, чтобы расчистить путь для истиной любви, которая в настоящий момент слегка «пошла по кочкам».

— И не смотри на меня так, — громким шепотом велю я ему. — Как будто ты не имеешь представления, что происходит. Тебе-то, как никому, известно, через что мне приходится проходить и почему!

— Дана, не стоит. — Джерри уже в моей спальне и, покачиваясь от усталости, расстегивает рубашку. Бедный Джерри! Под глазами у него черные круги, что вовсе не удивительно, учитывая все обстоятельства. Удивительно, что он вообще пока что с ног не свалился.

— Я знаю. Ты еле стоишь. Просто ложись и поспи, а завтра утром мы все обсудим.

— Что тут еще обсуждать? Говорю тебе, ты меня не любишь и никогда не любила, вот и все.

Его лицо совсем близко от моего. Я вижу, что он уже принял окончательное решение. И в этот момент, со всей свойственной мне извращенностью, я хочу его больше, чем когда-либо. Даже больше, чем в тот раз, когда он предпочел мне Марту.

— Я хочу тебя любить! Как это тебе?

Он демонстративно фыркает.

— Как это тебе? Да ты влюбилась! Но не в меня. И не пытайся запудрить мне мозги, потому что это на тебе написано.

Где? Интересно! Где это написано? Или Джерри случайно угадал?

— Ну, действительно, я в последнее время сильно привязалась к этой твоей собаке, куда больше, чем ожидала, и…

— Пошла она на хрен, эта собака! — Такое грубое выражение не очень похоже на Джерри. — Я не о Мерфи толкую. Ты влюблена, наконец-то! В другого мужчину. Если не веришь мне, взгляни на себя в зеркало. Там написано все, кроме его имени, — на твоем лице, ты не находишь?

Внезапно я чувствую себя такой же усталой, как и он.

— Какая разница, как его зовут? И если тебя это утешит, это не то взаимоотношение, в которое я «должна» была вступить.

В его лице вдруг промелькнуло что-то похожее на надежду.

— Ты это о чем?

— О том, что и в этом случае мне опять достается изжеванный конец карандаша. И праведные люди, вроде тебя, в этом месте должны возрадоваться, потому что я получаю по заслугам.

— А, — произносит он севшим голосом, как будто в связи с тем, что я сказала, внутри него идет борьба. Между желанием защитить меня, потому что он хорошо ко мне относится, и сделать мне больно, потому что я хорошо отношусь к кому-то другому.

— Но ты ведь все равно его любишь, кто бы он ни был? И я еще могу тебе вот что сказать… — Желание сделать мне больно явно победило. — Если я тебя спрошу, что именно в этом парне ты любишь, спорю, ты мне ответишь. Без проблем!

Перед моим взором, четко и неотвратимо, встает образ: Карл лежит на этой самой кровати, закрыв глаза. Хорошо видны его невероятно длинные ресницы. Он уверен, что стоит ему протянуть ко мне руки, как они сразу найдут меня и потянут вниз, вниз, вниз…

— Да, — говорю я, — я могу ответить. Без проблем.

Джерри бросает быстрый понимающий взгляд на постель и принимается застегивать рубашку — методично, не торопясь, как человек, собирающийся на работу.

— Я не хочу с тобой ссориться. Ты же знаешь, когда я ругаюсь, моя астма разыгрывается. — Он с демонстративной тщательностью застегивает верхнюю пуговицу, как будто все в его жизни зависит от того, как он это сделает. — Полагаю, что мне лучше уехать.

— Уехать? Сейчас? Ты хочешь сказать — еще десять часов сидеть за рулем, пока ты доберешься до Нью-Йорка? Ты же только что с самолета, тебе надо отоспаться, да и мы с тобой можем обо всем разумно договориться.

Он выходит из спальни и идет дальше, в холл, где стоит его все еще не разобранный саквояж. Я следую за ним.

— Джерри, послушай… Мы сейчас с тобой оба не правы. Ты мне солгал. Я не сказала тебе правды. Но все равно ты не должен вот так уезжать.

— Как это — вот так? — Он удивленно поворачивается ко мне. — О чем нам еще разговаривать?

— Во-первых, о Мерфи. Джерри… пусть он еще немного у меня побудет? — Я не меньше Джерри удивляюсь этим своим словам. Не просто удивляюсь — изумляюсь, когда вспоминаю, как совсем недавно я, тот же самый человек, прикидывала, с каким облегчением буду смотреть, как Мерфи убегает все дальше и дальше, чтобы никогда не вернуться.

— Ты хочешь оставить его у себя? Дана, ты соображаешь, что говоришь?

— Это не такая уж дикая мысль. Ты же сам сказал, что он сейчас — совсем другой пес.

— Я сказал, что он выглядит так, будто ему сделали лоботомию. И дело не в этом. Он — не твоя собака.

— Я же не прошу тебя отдать мне его навсегда. Не могли бы мы как-нибудь договориться… о совместной опеке?

— Совместной опеке? Собаки?! Ничего более дикого мне слышать не приходилось! — На самом деле Джерри больше обижен, чем зол, и мне кажется, я знаю, почему. Ведь посудите сами: вот он навсегда покидает мою жизнь, а я беспокоюсь только о том, заберет ли он с собой Мерфи или нет.

— И что тут дикого? Тебе он не нужен. И никогда не был нужен. Он ведь… неудобное последствие какой-то давно забытой интрижки. Как вши.

Джерри морщится.

— Очень элегантное сравнение!

— Ты знаешь, что я имею в виду. Ты только не знаешь, что между нами образовалась… связь, между ним и мною. Это случилось в парке, когда я спустила его с поводка. Ты не поверишь, но…

— Когда это ты спускала его с поводка? — Джерри хватается за мое признание, как за соломинку. — Я же четко сказал… я не разрешил тебе этого делать! После того, что случилось в первый день, ты…

— В тот первый день, когда ты бросил на меня Мерфи и уехал на какую-то выдуманную конференцию, которая обернулась продолжительными и развеселыми игрищами в фиордах? — Я уже поняла, что проиграла.

— Бог мой, ну уж теперь я тебе свою собаку не отдам! Я тебе и камня не доверю. Ты во всех отношениях безответственна, Дана. Ты мстительна, бесчестна…