Академик Ландау; Как мы жили - Кора Ландау-Дробанцева

Глава 28

Как-то вечером я включила телевизор. На экране — академик Н.Н., (…) Колин шеф. Он говорил, что они, химики, вступили в борьбу с раком, что крупнейшие медицинские открытия принадлежат не медикам. Привел в пример великие открытия Пастера. Пример с Пастером удачен, но Пастера на великий подвиг толкнула его гениальность, его безграничная любовь к человеку, стремление помочь страдающим, спасти умирающих. А тут авантюрист от науки, стремящийся использовать договоренность двух государств, с наглой мечтой стать академиком, вдруг «наткнется» на открытие и принесет еще пользу человечеству.

— Даунька, жаль, что тебя вчера вечером не было дома: по телевидению выступал Н.Н.

— Коруша, я знаю об их затее, но в Институте химфизики нет квалифицированных физиологов и биологов, а кадры решают все.

— Даунька, мне в Сочи Коля рассказывал, что когда приближался двадцатипятилетний юбилей Института химической физики, они собирались торжественно отметить эту дату. Он поехал в Ленинград поднять архив и привезти соответствующий материал. Коля в архиве нашел работу студента Харитонова. По его словам, эта работа была о цепных реакциях. Н.Н. эту работу Харитонова присвоил себе, а студента перевели в другую лабораторию, повысив в должности.

— Коруша, Коля не тот человек, которому можно верить, он из зависти может оговорить своего шефа. В Ленинграде было много сплетен, что работу "Цепные реакции" Н.Н. украл, пользуясь своим административным положением. Лично я этому не верю, есть такие ученые, которые за всю свою жизнь делают только одну хорошую работу. Н.Н. принадлежит к их числу.

— Дау, а за что ты исключил из своих учеников Вовку Левича? Ты с ним рассорился навсегда?

— Да, я его "предал анафеме". Понимаешь, я его устроил к Фрумкину, которого считал честным ученым, в прошлом у него были хорошие работы. Вовка сделал приличную работу самостоятельно, я-то это знаю. А в печати эта работа появилась на подписями Фрумкина и Левича, а Левича Фрумкин провел в членкоры. Совершился некий торг. С Фрумкиным я тоже перестал здороваться. Вовка Левич перестал быть человеком, когда оставил свою очень симпатичную жену Наташу и женился на этой ужасной Татьяне.

— Какие разные вкусы у людей! Вовка Татьяну счи тает красавицей, а я нахожу ужасной Ирину Рыбникову!

— Захотела оштрафоваться?

— Нет! Прости, не буду.

— Коруша, если правду сказать, Ирина у меня сейчас как ширма. Герин муж очень ревнив. Чтобы усыпить его бдительность, я показываюсь, по совету Геры, с Ириной там, где могу их встретить.

Перед приходом Ирины к нам в дом, я убегала на липовую аллею, где меня довольно часто ожидал Коля. Мы выясняли свои отношения. Конечно, я петляла и путала, но в конце концов мне показалось, что я поставила его на колени и даже немного испугалась, что этот знаменитый бабник еще по-настоящему влюбится в меня. Но ларчик просто открывался.

— Кора, ты слушала выступление Н.Н. по телевидению? Мне сейчас очень нужна твоя помощь. Понимаешь, у меня есть интуиция ученого. Я знаю, что дело с раком у меня выгорит. Сейчас я взялся за белокровие и пичкал обреченных белых мышек, пораженных белокровием, химическими препаратами. У меня одна мышка полностью выздоровела.

— Колечка, я знаю, кто работает у тебя с мышками, она вполне могла дохлую заменить здоровой. Или ты это сделал сам?

— Ты мыслишь, как Жеребченко, а я доверяю своим сотрудникам. Все правильно оформлено, зарегистрировано полное выздоровление белой мыши от белокровия. Н.Н. берется устроить сообщение в эфир. Кора, будет сообщение ТАСС. Понимаешь, Кора, мне очень нужно для солидности работы вывести формулу. У нас привыкли верить только математическому расчету. Я-то ни одного интеграла не возьму, а мой теоретик Димка Кнорре в тупике! У него ничего не получается. Вся надежда на тебя. Твоему Дау раз плюнуть вывести мне нужную формулу с правильным математическим расчетом. Кора, это мне нужно очень срочно. Завтра в 10 часов утра я своего Димку Кнорре пришлю к твоему Дау домой, а ты подготовишь Дау к приходу Кнорре. Для Дау это пять минут всего дела, а я буду спасен.

Мое молчание было принято за согласие. Конечно, я от Дау просьбу Колечки скрыла. А в 10 часов утра звонок: явился Дмитрий Кнорре. "Дау, к тебе пришли". А еще через несколько минут бедный Кнорре как ошпаренный скатился вниз по лестнице и долго тыкался в стены, пока нашел выход.

— Даунька, а что Кнорре от тебя хотел?

— Коруша, самое удивительно то, что он сам не знал, что ему нужно.

Дау так и не узнал, зачем к нему в то утро приходил Кнорре. Я спасала честь не столько Колечкину, сколько свою собственную! Вечером телефонный звонок. Колечка просил, чтобы я вышла в липовую аллею.

— Нет, не выйду. Вы будете опять драться, а я не виновата. Дау вечером явился поздно, утром чуть свет прибежал к нему Женька, только Женька ушел, я хотела подняться к Дау, а в это время уже пришел к нему твой Корре, — складно врала я.

— Ну, хорошо. Я уже формулу достал. Еще очень нужна твоя помощь. Пожалуйста, выйди, Кора, разговор будет очень деловой и серьезный. Я ведь тебе поклялся, что никогда больше не посмею поднять на тебя руку. Это удовольствие мне самому дорого обошлось. Я тогда решил, что убил тебя!

В липовой аллее он мне сообщил: "Скоро выйдет реферат моего доклада. Я его пошлю твоему Л.Д. Он решает, кто достоин докладывать на знаменитых «средах» вашего института" (…)

Когда был получен отпечатанный реферат Л. о борьбе с белокровием, теоретики прибежали гурьбой к Дау, давясь от смеха, сияя от избытка чувств, предвкушая, как они расправятся с автором анекдотической формулы в конце доклада.

Вдруг слышу голос Дау: "Я вам всем категорически запрещаю устраивать цирк!".

Теоретики подняли гвалт и вой, я уже не прислушивалась, а когда они все ушли, я быстро поднялась к Дау и с возмущением спросила:

— Ты им запретил раздраконить Л. только потому, что он мой любовник?

— Ну нет! Что ты, Коруша. Рак, белокровие — громаднейшее бедствие. Эти болезни висят над человечеством, как Дамоклов меч, и нет никаких гарантий. Любой может стать их жертвой. Л. дельного по этому поводу ничего не может сделать, но они подняли шум, организовали лабораторию, добыли средства, на этот шум в их лабораторию со временем придет талантли вая молодежь, которой суждено преуспеть. Так что твой Коля спокойно может приходить, я обеспечил ему в Институте физических проблем зеленую улицу, передай ему: он может спокойно приходить, докладывать. Я приветствую его начинание и ручаюсь: ни один теоретик его не укусит. Коруша, можешь ему все это передать.

— Неужели я могу не бояться Ландау и его банды?! Да, Кора, ты меня просто спасла. Я никогда не забуду, как твой Ландау в 1944 году зарезал без ножа нашего сотрудника Ратнера. Он тогда был ученый секретарь нашего института. У него родился второй ребенок, ему степень была нужна как воздух, он делал свою диссертацию, в основу которой положил формулу одного из величайших физиков. Вот только не помню, кого именно: не то Гей-Люссака, не то Бойля-Мариотта, но в общем эта формула имела столетний стаж и во всех школах мира ее изучали многие поколения. Наш ученый совет, конечно, не понял ничего, но одобрил ратнеровскую работу из векового уважения к гениальному автору этой формулы. И, представь, за три дня до защиты диссертации Ратнера Ландау опубликовал свой очередной научный шедевр, где точным математическим расчетом полностью уничтожил, ликвидировал эту формулу, перечеркнув заодно и диссертацию нашего Ратнера. Кора, после того как мне удалось полностью излечить белую мышку от белокровия, я очень хлопотал, чтобы мне дали для эксперимента обезьян, но эти звери очень дорого стоят. Мне выделили палату женщин, больных белокровием. Все шесть человек абсолютно безнадежны, так что никто ничем не рискует. Мой препарат совершенно безвреден, их уже несколько месяцев пичкают моим препаратом, которым я излечил мышку. Я увеличил дозировку, но ни черта не помогает. Я решил их посетить, сам с ними поговорить, но это были уже не женщины, это просто лежачие коровы, они даже не отреагировали на мой приход. Я так тщательно одевался, я хотел произвести на них впечатление, но они остались равнодушны даже к тембру моего голоса.