Наследники Скорби - Алёна Артёмовна Харитонова

Посадники осмысливали услышанное, прикидывая выгоды и потери. Креффы молчаливо переглядывались. Однако Нэд впервые был на стороне Клесха, о чем весьма ясно дал понять. Поэтому насельники Цитадели старались, ничем не выказать удивления, чтобы их смятения не заметили гости.

Наконец, один из мужчин с широким поясом старосты поперек упругого живота сказал:

— Ты, обережник, говоришь за Главу?

— Я говорю с его согласия, — ратоборец кивнул на переброшенный через плечо пояс. — Послухов тут достаточно. От обещанного Цитадель не откажется.

— Хвала.

Посадники загудели и теперь, глядя на их назад довольные лица, трудно было поверить, что эти самые люди еще четверть оборота назад глядели враждебно и хмуро и были готовы передраться со всеми креффами, лишь бы отстоять свою правду.

— Отдохните с дороги. Сходите в мыльни, вечером соберемся в трапезной, там и поговорим еще…

Мужчины закивали и один за другим покинули покой.

Обережники остались одни.

Клесх обернулся к Нэду и сказал, снимая с плеча тяжелый, гнущий его к полу пояс:

— Спасибо.

— Носи с честью, — ответил Глава, почувствовав, как в горле запершило.

Вот и все. Из грозного управителя станет он обычным стариком, будет хиреть, как Койра и Рэм, брюзжать… Тянулась жизнь и прошла. Ничего после себя не оставила. Ни радости, ни памяти. Только горечь и пустоту в душе. То-то Клесх, поди, ликует. Честь ему на три года раньше отошла. Но ратоборец протянул пояс прежнему его хозяину, снова того удивив, и сказал:

— Не по мне ноша. Тяжел слишком. Мне свой пока не жмет.

Нэд смотрел с недоверием. Клесх вздохнул, догадавшись, что тот снова его не понимает, и объяснил:

— Смотритель должен быть при Крепости. Чтобы все здесь держать хозяйской рукой. А я вряд ли тут задержусь. Одних разъездов, почитай, на год. Пока всех к делу приставишь, пока недовольных усмиришь…

Глава слушал и впервые испытывал благодарность к человеку, которого привык считать не иначе как помехой и укором собственной совести. Впервые осознал, что нечего ему с ним делить, потому как и впрямь хотел тот не самолюбие потешить, а удержать Крепость, не дать ей пасть от дурости насельников.

Поэтому, сглотнув ком, стоящий в горле, Нэд негромко, но твердо сказал:

— Без пояса ты никто. Обычный вой. Я тебе отдаю знак власти. Носи с честью. А Цитадели, чтоб стояла, прочно и посадника хватит. А уж кто им станет — тебе, Глава, выбирать.

И с этими словами отошел. Клесх положил пояс на стол. Звякнули медные чешуйки. Сколькие мужчины до него вздевали на себя это ярмо? И все ли мечтали о такой доле? Он не знал. Да то и не было важно. Однако, когда обережник застегивал тяжелый ремень, на миг поблазнилось, будто десятки невидимых глаз устремили пристальные взоры на него из темной вечности. По коже пробежал холодок.

Новоопоясанный Глава повернулся к креффам. Решение Нэда было похоже на злую насмешку, потому что всякий сидящий в этой горнице был старше Клесха. В душе они, вряд ли сразу примут его, поэтому Нэд оказался вдвойне прав, говоря о том, что в Цитадели должен остаться посадник. Прежде такого обычая не водилось, однако…

— Я прикажу, чтобы тебе отковали железную посадскую гривну. Не откажи в чести.

Недавний властитель Крепости вскинул на Клесха удивленный взгляд. Ратоборец про себя с досадой подумал, отчего же Нэд постоянно думает о нем хуже, чем он есть? Неужто впрямь уверился, что у нового Главы достанет дурости отправить не старого еще креффа на покой, как ненужного дурака? Нет. Поразмыслил бы и понял — только его примет Цитадель.

Кто еще знает ее так же хорошо? Кому достанет силы и властности держать креффат и выучей железной рукой? Только ему — Нэду. Да и с виду покажется, словно ничего не изменилось. Клесх уедет, а пока отсутствует, остальные обережники свыкнутся с мыслью, что именно он над ними теперь старший. Да и Нэду рано покуда на покой.

— Не откажу…

— Железную? — удивился со своего места Лашта. — Железную гривну?

— Дар, кровь и железо — есть суть Цитадели, — ровно ответил Клесх. — А серебро нам пригодится для торговли.

Колдун поразмыслил и медленно кивнул, признавая правоту этих слов.

— А поведай нам, воевода, как ты собрался выполнить данное посаднику слово? — мягко спросил со своего места Ольст, по-прежнему поглаживая больное колено. — Не уразумели мы.

— Мы не можем поднимать плату за свой труд, — Клесх сел за стол, потому что возвращаться на край скамьи, где он сидел до этого, было нелепо. — Однако Цитадели нужны деньги. Десятина с каждого печища — это немало. Их нам хватит, чтобы Крепость и те, кто здесь живут, ни в чем не знали нужды.

— Как ты собираешься дать всем защиту? Нас слишком мало, — напомнил Донатос, который столь внимательно слушал недавнего креффа, что даже не заметил, как Рыжка подкралась к нему и начала осторожно ловить лапкой болтающуюся на поясе шишку.

— Колдуны из троек займутся мертвецами и покойниками, а также начертанием обережных кругов там, где их нет. Старые же круги подновлять отправим подлетков. Тем, кто отучились три-четыре года, это уже по силам. Ратоборцы же отныне займутся выслеживанием только больших стай и сопровождением обозов. Остальное время будут готовить молодых парней…

— Ты никак дружины собирать решил? — загудел со своего места Дарен. — Да только какого Встрешника они нужны, коли Ходящего лишь Даром свалить можно?

— Они нужны, прежде всего, для защиты Цитадели. Мы будем кормить их, учить ратному делу. Это будут верные нам люди. И ежели вдруг случится бунт или недовольство, они станут стеной между людьми и Осененными. Думаешь, всякий захочет десятину платить? Нет. Иным купцам дешевле осенить двор защитой, да нанять воя для обоза, ибо наторгуют они много больше, чем истратят. А тут из году в год — отстегивай, хочешь, не хочешь, десятую долю прибытка. Обязательно найдутся те, кто начнут припрятывать добро и лукавить. Думаешь, ратоборец станет бегать на каждый двор и грозить мечом? То-то. А купцу с посадником своим сговориться — дело нехитрое, отдаст треть сбереженного и в расчете. Мы и не дознаемся никогда.