Время ушельцев - Сергей А. Филимонов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Не совсем здесь. На северном берегу. Да, я еще из Иффарина привезла травы. Это тебе для поднятия сил, — Нельда протянула Кэрьятану небольшой полотняный мешочек. — Раздели на двенадцать частей. Кладешь в чашу, заливаешь кипятком, настаиваешь и пьешь. Только не больше трех раз в день, а то может стать хуже. И ешь побольше.
— Жалко, что сейчас зима, я бы на солнышке погрелся, — вздохнул Кэрьятан.
— Будет еще и весна, и лето. Только выздоравливай!
— Постараюсь. Ветра и счастья! А ветер-то уже поднимается, чувствуешь?
— Чувствую. Ветра и счастья!
Фаэри, в отличие от людей, едины с миром, в котором они живут, и, если они не хотят, чтобы их видели — их не увидит никто. Воинов и разведчиков специально обучают передвигаться скрытно и бесшумно. А женщинам это искусство дано по праву рождения — они могут ходить по комнате так тихо, что и самый чуткий ребенок не проснется.
Нельда была женщиной, она была фаэри, ходить бесшумно она в свое время училась — и потому не стоит удивляться, что на палубу «Морской девы» она поднялась беспрепятственно.
Все было точно так, как говорил Кэрьятан, и в туго натянутые паруса уже дул восточный ветер.
А вот этого Кэрьятан, похоже, не предполагал и сам — трое мореходов, воровато оглядываясь при каждом движении, торопливо отвязывали швартов.
— Что же это вы, а? — поинтересовалась Нельда. — Занимаетесь таким делом, а дозорных не выставили. В Бездну собираетесь?
— А… — изумленно произнес один из троих и, как бы растерявшись, выпустил канат. «Морская дева» беззвучно отошла от причала.
— Лево руля! Живо, или мы врежемся в скалы! — скомандовала Нельда. — Грот к ветру! Поворот фордевинд!
Увлекаемый стакселем корабль плавно развернулся к ветру кормой, нацеливаясь форштевнем на выход из залива. Грозные скалы, окутанные белой пеной, проплыли по меньшей мере в полумиле от борта.
— Грот на правый! Руль прямо! Так держать!
— Есть так держать!
«Морская дева» уже качалась на длинных и ровных океанских волнах.
— Все, кроме рулевого, ко мне! Сколько вас? Пятеро? Понятно. Так куда вы собирались угнать корабль? В Бездну?
Четверо пристыженно молчали. Все и так было слишком ясно.
— Хотели сделать то, что не удалось Кэрьятану? Да? — продолжала Нельда. — Ну что ж, — внезапно улыбнулась она, — значит, мне не придется никого уговаривать. Ну! Все по местам! Выходим в Верхнее Море!
Низвержение в Бездну
— Паруса долой!
Блестяще-черный, цвета вулканического стекла, водоворот грохотал прямо перед форштевнем «Морской девы», и течение неумолимо несло ее туда, к самому краю воронки. Корабль качнулся, накренился на левый борт и, перевалив через гребень, бешено помчался по роковому замкнутому кругу, окутанный полосой сверкающей пены.
— Руль на правый!
А оттуда, снизу, где сталкивались волны, исходил мертвенный, зеленовато-серый свет. Он был везде. Он рождался перед кораблем, позади, вокруг и угасал в новом, еще более сером и неживом.
«Морская дева» мчалась все быстрее и быстрее, лишенная парусов, влекомая лишь одной силой притяжения, низвергаясь вниз, в Бездну. Самый легкие стрелы не могли бы лететь с такой скоростью. Да и о какой скорости можно говорить здесь, где искажены и время, и пространство?
Матово-белый круг чуть-чуть в стороне…
— Лево руля!
— Есть лево руля!
— Смотрите внимательно!
Если бы Нельда не была готова к тому, что она увидела, она бы обмерла от изумления. Корабль плыл по зеркально-гладкому серому небу. Оно было везде и нигде. А наверху — дома, деревья, скалы — вся карта этого тысячу раз проклятого мира. И черная воронка пропасти, мгновение назад выплюнувшая «Морскую деву».
Воронка? И здесь воронка?
Да ведь это же…
Так вот почему Кэрьятан смог вырваться только после шестой попытки — воронка замкнута сама на себя!
Но если это так, то должно быть отверстие…
Да вот же оно!
— Еще левее! — скомандовала Нельда. — Так держать!
— Урилонгури! — крикнул вахтенный.
А, проклятие! Так и есть: снизу, из пропасти, поднимается по спирали гигантский черный дракон.
— Паруса поднять! Луки к бою! Что? Только три? А ну, признавайтесь, кто не умеет стрелять? Все умеют? Тогда ты… ты… и ты. Живо на корму!
Трое лучников выстроились у фальшборта с луками наготове. Свежий ветер надувал паруса. Туго натянутые снасти звенели от напряжения. Только бы успеть…
А дракон держится вне выстрела. Боится, что ли?
Еще чуть-чуть довернуть, и…
— Вырвались!
Расщепление
— Слещ танцы мгмпово, — объявил бронхитный динамик.
Поезд дернулся и пополз по рельсам, медленно набирая скорость.
Пассажиров в этот достаточно поздний час было немного — четверо мужчин, расстреливающих время за водкой и преферансом, две оживленно беседующие бабульки явно деревенской внешности и седовласый старец, от которого так и веяло спокойствием и мудростью.
— А слышала, что в вечернем «Рассвете» пишут? — говорила одна из старушонок. — Мичурин-то, оказывается, на своем участке в Козлове выполнял задание иностранных агентур! То-то у нас теперь и не растет ничего!
Митрандир хмыкнул. Ну да, конечно. Когда комар не доится, завсегда враги виноваты.
Дверь в конце вагона коротко скрежетнула, пропуская двоих смуглых мужчин в черных куртках, что-то громко и взбудораженно обсуждавших на гортанном восточном языке. Пройдя мимо, они скрылись в противоположном тамбуре. Старец что-то невнятно буркнул.
— Мм, — поднял голову Митрандир.
— Я говорю, давить их надо, нехристей, — отчетливо произнес старик. Глаза его полыхали, как раскаленные угли. С такой бешеной и непримиримой ненавистью Митрандир не встречался со времен афганской войны. Полупьяные картежники в противоположном конце вагона тоже выкрикивали что-то явно угрожающее. И даже бабулька на соседней скамейке процедила сквозь зубы:
— Уу… черномазые!
Митрандир отвернулся к окну. На освещенном фонарями глухом бетонном заборе завода «Антарес» мелькали сделанные краской надписи.
«Россия, пробудись!» — призывала одна. «Смерть россиянам, аллаху акбар!» — провозглашала другая. «Цой с нами — х** с ними» — констатировала третья. «Public enemy»[14] — рекламировала сама себя четвертая. И поверх всего этого красовалась пятая, самая смешная и нелепая из всех: «Где твое Я? Приди и возьми его!»
Поезд остановился у платформы, сиротливо прилепившейся к забору в самом углу. Чуть в стороне возвышалась куча пустых бутылок и жестянок — стихийно возникшая на ничейной земле несанкционированная помойка.
В свете фонаря что-то поблескивало. Митрандир пригляделся. На платформе валялся разбитый медицинский шприц. Гм-да…
Когда Сережа Иноземцев был маленький, новые дома возле «Антареса» казались ему такими большими и красивыми… Сорок лет назад город строился. «Сейчас его уже и не подметают», — думал он, глядя на проплывающие за окном вагона замызганные и исписанные стены зданий.
— Тьмутаракань-Главная. Конечная остановка электропоезда, — прохрипело над головой Митрандира.
