Том 23. Статьи 1895-1906 - Максим Горький
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Али! Хус-сейн!
Иногда один из шиитов выступал вперёд и наносил себе страшный удар, от которого всё его тело вздрагивало и, как изломанное, падало на землю под ноги товарищей, встречавших его подвиг рёвом похвал… А из города на долину уже выходила ещё одна колонна человек в шестьдесят. Они были одеты в широкие белые юбки, прикрывавшие их тело от пояса до колен. Груди их были открыты и представляли собою образцы утончённых пыток.
Некоторые из этих людей, оттянув и прорезав себе кожу около сосцов, пропустили в образовавшуюся двойную рану дужки больших замков и заперли замки. Эти куски железа, весом, наверное, более фунта (замки из тех, которыми обыкновенно запирают двери складов, кладовых, магазинов и т. д. — Прим. М.Г.), висели на живом мясе, оттягивая его книзу. Другие воткнули глубоко под кожу груди ряд кинжалов, расположенных веером и дрожавших при каждом шаге. Какой-то юноша-атлет расшил себе грудь медной проволокой, иные, собрав кожу на щеках, защемили её в тяжёлые железные щипцы, к щекам других были привешены фунтовые гири, державшиеся на железных крючках, пронзавших щеку. Высокий, стройный красавец-перс, с роскошной чёрной бородой, испортил своё бронзовое упругое тело массой машинных гвоздей, воткнув их в грудь и плечи… И положительно невозможно передать всё разнообразие мучений, которым подвергали себя эти люди. Каждый шаг, даже каждый вздох должен был причинять невыносимую боль, ибо — и вздох колебал эти куски железа, воткнутые в живое тело. Но лица этих подвижников не выражали ничего иного, кроме упоения своими муками. Их появление было встречено радостным, одобрительным воем шиитов и глухим гулом голосов поражённой публики. Многие ушли от этой картины, иные — ругались, женщины — плакали, а ребятишки (их было много!), идя с боков колонны, со страхом и любопытством большими глазами заглядывали на окровавленные, израненные груди. Но среди зрителей были также взгляды и лица, выражавшие благоговейное сострадание, трогательное чувство умиления, а многие, быть может, даже зависть чувствовали к силе веры этих людей, победивших себя ради славы своего бога…
…Утром 19 мая, часов в девять, на улицах Авлабара появились разноцветные знамёна. Было тут и зелёное священное знамя пророка, увенчанное золотым диском луны, развевались на длинных древках красные полосы шёлка, чёрные, белые и жёлтые. Все они постепенно собирались к одному пункту — в большой и тенистый сад на берегу Куры, а когда они собрались там, расцветив зелень деревьев радугой своих ярких красок, — в саду началась церемония. Начали петь какие-то тоскливо-торжественные гимны, невольно напоминавшие о заупокойной литургии православных, прерывали пение возгласами в честь Али и его сына и снова бичевались, резались, били себя. Потом, кончив петь, все построились по четверо в ряд в длинную, змеевидную группу и образовали в средине её широкий интервал. Через несколько минут из дома, скрытого среди зелени сада, вышли восемь почтенных, бородатых персов; они несли на руках нечто вроде китайского паланкина, — красные, бархатные носилки с крышей на четыре ската и с открытыми стенками. Бархат носилок был совершенно заткан золотом и самоцветными камнями; всё это ослепительно сверкало на солнце и, при малейшем движении носилок, резало глаза, разбрасывая в воздухе снопы ярких искр. В носилках сидела маленькая девочка, с ног до головы окутанная в сияющее белое покрывало, тоже усыпанное камнями. На руки девочки надели цепи, голову повязали широкой чёрной лентой, — она должна была изображать пленную Айшу, ей следовало быть мрачной и плакать, но она, очевидно, находила, что дурное настроение не гармонировало бы с таким красивым костюмом, и смеялась, то и дело показывая свои зубки и сверкая чёрными глазками.
Готовился триумф Али. Вот явился и сам он, на рослом гнедом коне, весь одетый в красное, осыпанный золотом, в блестящем шлеме на голове, с тонкой кривой саблей в одной руке и поводьями в другой. Забрало шлема опущено — нельзя смертному видеть лица Али, — который, кстати сказать, не далее как вчера, вероятно, торговал разной дрянью в одной из тесных лавчонок Авлабара и, наверное, завтра займётся тем же. Его встретили с ликующим воем: «Али-и-и!» — воем, от которого стёкла в окнах задрожали. Али становится пред носилками своей пленницы, которая всё смеётся, знамёна окружают его, трепещут над его головой, и процессия, азиатски цветистая и роскошная, двигается вперёд… под предводительством четверых полицейских во главе с околодочным. Играя на солнце пышностью своих красок, она медленно поднимается в гору, приходит на место, которое в течение трёх дней поливалось кровью правоверных, будет долго маршировать там, потом возвратится к пункту, от которого отправилась, и чествование Али-Хуссейна кончено…
22 МАЯ. В то время, как я пишу эти строки, по горе опять идёт процессия. Но уже небольшая — человек сто. В центре её несут на плечах продолговатый предмет, завёрнутый в коричневую материю, а впереди развевается зелёное знамя. Это значит, что один из шиитов, участвовавших в процессиях прошлых дней, удостоился славной смерти мученика, и вот единоверцы несут труп его, чтоб зарыть в землю, и завидуют ему, ибо он теперь упивается неземными ласками гурий в раю своего пророка. И в то время, как он там блаженствует, — здесь тоже чтут подвиг его — вот священное знамя пророка развевается над его истерзанным пытками прахом — и это великая честь человеку!
…Не один правоверный шиит ежегодно после этого страшного праздника отправляется под зелёным знаменем в свой весёлый рай…
«Журнал для всех»
«ЖУРНАЛ ДЛЯ ВСЕХ»
Ежемесячный, иллюстрированный, литературный и научно-популярный.
Подписная цена с доставкой и пересылкой один рубль в год. Подписка
Принимается в Петербурге, Ковенский пер., 31.
Вот — издание, которое на первых порах невольно вызывает мысли подозрительные и скептические. С какой целью люди дают за рубль в год двенадцать книжек объёмом в пять-шесть печатных листов?
При этом вспоминается своевременно угасший «Царь-Колокол» — сие нелепейшее чадо неуклюжей русской рекламы [65]. Затем думается — что хорошего может дать журнал, цена которому рубль? Но при ближайшем знакомстве с этим странным с коммерческой точки зрения предприятием ясно видишь, что оно преследует цели почтенные, глубоко симпатичные, и — дай бог ему успеха! Это — хорошее дело, заслуживающее серьёзного внимания со стороны читателя, дело «для всех», чистое и бескорыстное. Говорить о том, что, собственно, предлагает «журнал за рубль» своему читателю, — здесь не место, но можно с уверенностью сказать, что он строго выполняет одну из своих задач — давать читателю за дешёвую цену здоровую пищу для ума и духа. Десять вышедших книжек журнала ясно свидетельствуют о серьёзном и вдумчивом отношении к делу со стороны редакции: каждая книжка выходит в свет лучше, — интереснее и обильнее, — предшествовавшей ей. Особенно обращают на себя внимание по ясности изложения статьи научно-популярного характера, да и все вообще отделы журнала легко выдержат самую придирчивую критику. «Внутренние обозрения» и «Политическая хроника» ведутся всегда умно и толково; иллюстрации не уступают по выполнению иллюстрациям других изданий и превосходят их по выбору, ибо всегда представляют собой снимки с картин известных художников. В октябрьской книжке помещено три оригинальных рассказа, один переводный с итальянского [66], «Покорение Хивы. Очерк из военной истории России», «Народные чтения», статья Данилова «Молния», популярный очерк Левашова с семью рисунками, «Железный канцлер» Вильде, «Воспоминания учителя» П. Белова, «Летательные машины», статья Гауэра с рисунками, три стихотворения, снимки с картин Лебедева и Богданова-Бельского [67]. Среди этого материала, несомненно, каждый найдёт что-нибудь интересное для себя. Ещё раз повторяем — это хорошее дело, и оно будет, должно иметь успех.
Нам известно, что редакция «Журнала для всех» имеет намерение пригласить к участию в своём издании наших выдающихся литераторов и учёных и отчасти уже осуществила это намерение — в портфеле редакции имеются три рассказа А.П. Чехова, которые появятся в следующих книжках [68]; следует думать, что за А.П. Чеховым и другие придут на помощь редакции журнала в бодром и симпатичном стремлении привлечь внимание читателя к этому журналу, вполне и безусловно достойному внимания.
Ванькина литература
Блаженной памяти барон Брамбеус [69] имел лакея Ваньку, большого любителя читать различные «забористые» книжки. Ванька этот, по рекомендации барона-критика, был существом «вида растрёпанного и неумытого» и, судя по его любви к литературе, должно быть, состоял в родне с Петрушкой Чичикова. Каждый раз, когда в руки Брамбеуса попадала какая-нибудь безграмотно написанная или глупая книжка, он кричал своего лакея и книжку эту отдавал ему, говоря: