Девушки выбирают героев - Светлана Демидова

Галина думала о том, что с квартиры придется срочно съезжать. Она несколько дней терла полы в кухне и в комнате всякими новомодными дезинфицирующими средствами, но ей казалось, что старый паркет продолжает удерживать в своих мелких трещинках кровь Кристины. Диван, на котором она умерла, Владимир вывез на дачу и там сжег вместе с двумя окровавленными покрывалами. Пустой угол теперь всем мозолил глаза. Надо приложить все силы, чтобы сделать обмен. Любыми средствами. Галина и с соседями почти договорилась. Они обещали в случае чего обменяться коммуналками, поскольку очень хорошо уживались с Николаевыми и искренне сочувствовали их горю.

Близнецы Николаевы держались обособленно друг от друга, даже сидели на разных концах стола. Степан пытался сохранить на лице выражение невиновности, но получалось у него плохо. Губы дергались и складывались в тоскливую гримасу. Митя, с черным лицом, не поднимал ни на кого глаз.

Игорь Краевский в тяжелых очках, за которыми трудно было разглядеть глаза, казался совершенно больным. Его держала за руку тоненькая большеглазая девушка, его невеста по имени Таня. Создавалось впечатление, что только через эту Танину руку в Игоре и поддерживается жизнь. Убери она ее, и тут же его лицо посинеет в последнем вздохе.

Рядом с все такой же красивой Никольской, которой шел даже траурный черный костюм и заплаканные глаза, сидел Сергей Краевский. Он был приглашен к Николаевым как дед ребенка и в присутствии Жени с Игорем чувствовал себя очень неловко рядом с новой женой. Он никогда не видел Кристину, дедом себя не ощущал и очень хотел, чтобы поминки побыстрее начались и еще быстрее закончились. Люда, напротив, остро ощущала свою причастность ко всему происходящему и время от времени вытирала слезинки, выкатывающиеся то из одного, то из другого глаза. Она вспоминала свою погибшую Олечку, но оплакивала всех сразу: и свою дочку, и дочку Саши Ермоленко, с жизнью которого так необыкновенно была переплетена ее собственная судьба, и бедных Николаевых, и своего нынешнего мужа, которому было так неуютно на этих поминках.

Женя сидела прямо, вцепившись пальцами в белую скатерть и вглядываясь в фотографию Кристины, стоявшую как раз напротив нее в одном из отделений мебельной стенки. На ней девушка улыбалась счастливой светлой улыбкой и была до боли похожа на Сашу. Как же она, Женя, смогла допустить весь этот ужас? Проворонила сына с дочерью Саши из-за своих переживаний и старой любви, внезапно накрывшей ее глухим колпаком. Какой ужас! Ее сын спал с Сашиной дочерью… А что же Таня? Как это все могло случиться? Какое жуткое совпадение! Об этом даже думать страшно, не то что расспрашивать Игоря… Неужели девочка поплатилась за то, что Женя с ее отцом… Нет. Этого не может быть. Так не должно быть… И при чем здесь Игорь?

А Ермоленко при всей трагичности ситуации неприлично и неуместно (с его точки зрения) радовался, что у него остался внук. Он хотел забрать его к себе из роддома, где младенец сейчас находился, если бы Женя согласилась. Только бы она согласилась…

– Ну что… – прервал затянувшееся молчание Николаев. – Надо помянуть. Разливаем, Саша… – И взялся за рядом стоящую бутылку.

Ермоленко разлил ту, которая стояла на его половине стола.

Все выпили, приговаривая, как полагается: «Пусть земля ей будет пухом» и «Царствие ей небесное», хотя до конца так и не могли осознать, как получилось, что умерла не столетняя старуха, которой уже любая земля будет подходящей, а юная девушка, без которой Царствие небесное вполне могло бы еще обойтись. Даже братьям Николаевым, которые присутствовали при кончине Кристины, все происходящее казалось страшным сном, ужасным голливудским триллером. Нужно только заставить себя встать, выключить телевизор, и все будет как раньше. Степан в противном ознобе даже несколько раз украдкой взглянул на телек, но тот мертво стоял на тумбочке, тускло поблескивая темным траурным экраном.

– Завтра можно забрать ребенка, – сказала Галина. – Разрешили, потому что мальчик абсолютно здоров. Можете себе такое представить?

– Я заберу… – неожиданно громко для поминок сказал Митя.

Степан при этом вжался в стул, а Игорь как-то криво вытянул шею, пытаясь разглядеть выражение лица Дмитрия, и даже потерял на время спасительную Танину руку.

– Конечно, мы вместе сходим, – кивнула Галина сыну.

– Нет! – Митя поднялся из-за стола и обвел присутствующих горящим взором. – Я заберу, поняли! Она меня любила, а потому этот ребенок – мой! И никому не советую к нему прикасаться!

Галина поднялась со своего места, обошла стол и мягко усадила сына на место.

– Все документы у меня, Митенька. На них подписи мои и номер моего паспорта, – сказала она. Потом хотела добавить, что еще и Степану могут ребенка отдать, но вовремя сообразила, что сейчас об этом лучше помалкивать, а потому еще раз повторила: – Вместе пойдем.

Митя, пытаясь успокоиться, закрыл глаза, но под скулами ходуном ходили желваки.

Выпили еще. Пожелали Кристине того же, что и в первый раз. И так же усомнились в реальности происходящего.

– Знаете, мне кажется, – взрезал опять сгустившуюся тишину голос невесты Игоря, – мне кажется, что ребенка должны взять мы, потому что… ну вы сами понимаете почему…

Митя опять попытался вскочить, но Ермоленко, сидящий рядом с ним, так же мягко, как это только что сделала Галина, усадил его на место и сказал:

– Пойми, Митя, Игорь – отец…

– А где, интересно, этот отец был раньше? – взвился Дмитрий. – Что-то его не видно было рядом с Кристиной!

– Да не знал я ничего, можешь ты понять! – истерично крикнул со своего места Игорь.

– Мне плевать на это! А она, – дрожащим пальцем Митя показал на фотографию счастливой Кристины, – тебя и знать-то не хотела, понял? Она даже замуж вышла за другого, вон… за Степку, только бы скрыть настоящее отцовство…

– Чего ж не за тебя? – побелевшими от гнева губами крикнул Игорь.

– А вот это не твое дело, – с расстановкой ответил Митя, поднялся из-за стола и, ловко увернувшись от Ермоленко, пошел к Игорю со сжатыми кулаками.

– Нет!!! – крикнула Таня и выскочила к Дмитрию прямо перед Игорем, медленно поднимающимся со своего места. – Не тронь его! Он только что после операции! Ну… я прошу тебя… – Она так трогательно сжала маленькие кулачки, будто ими собиралась биться с двухметровым богатырем Николаевым. Тут же с разных сторон к ним бросились Женя, Ермоленко и Сергей Краевский.

Митя остановился, с удивлением разглядывая выросшую перед ним людскую стену, а Николаев-старший, не выходя из-за стола, сурово сказал:

– Дмитрий, немедленно сядь на место! Здесь поминки, и я никому не позволю устраивать мордобой! Хватит уже! Намахались кулаками!