Ад Лабрисфорта - J.M.

Флэш молчал.

- Я жду твоего ответа, Уэсли.

***

Патриция заглянула в глубину - и увидела свое отражение. Из темной буро-зеленой воды на нее смотрела двенадцатилетняя девочка с длинными светлыми волосами.

- Помогите!..

Крик разнесся над прудом, пролетел по пустым парковым аллеям. Потом еще один, и еще...

В груди у Патриции похолодело. Ладони сжались в кулаки, дыхание перехватило. Сердце колотилось так, что, казалось, вот-вот вырвется из груди, или не выдержит, остановится навсегда, разобьется.

Движение посередине пруда становилось все слабее.

"Только сумасшедший станет жертвовать собой ради другого. Только сумасшедший станет жертвовать собой ради другого. Только сумасшедший..." - раз за разом звучало в голове. Патриции самой хотелось кричать, кричать во все горло - чтобы заглушить этот голос, не слышать этих слов. Но если она закричит - тогда точно станет сумасшедшей.

"Ты бы разве так поступила? Ты бы разве так поступила?"

"Я не сумасшедшая!"

Темная вода, глубина, темные коридоры, палаты, палаты без окон, безумие, безумие, тьма.

Я не сумасшедшая

янесумасшедшая янесумасшедшая я не

сумасшедшая.

Посреди пруда уже никого не видно. Патриция прижала ладони к лицу и медленно попятилась. Тут что-то попалось ей под ногу, дрожащие колени подогнулись, и Патриция шлепнулась на спину. Во время падения по инерции раскинула руки в стороны, ладони раскрылись, и правая угодила точно на какой-то маленький предмет. Стиснув кулаки, Патриция случайно схватила эту вещь. Но тут же разжала пальцы, словно находка обожгла ей руку, и подвеска Полли Пинго упала на землю.

Может быть, Патриция все-таки закричала, может - не издала ни звука. А может, беззвучным получился крик. И она побежала - снова побежала, но не прочь из парка. С разбегу бултыхнулась с воду - прямо в холодную темноту, не поняв толком, действительно ли дно здесь обрывается в глубину, или собственная паника заставила ее забарахтаться еще на мелководье, когда ноги могли бы найти себе опору.

"Я умею плавать, я же училась, я проплывала туда и обратно большой бассейн..."

Но здесь не бассейн. Здесь так глубоко, так далеко плыть, и толком непонятно, в какую сторону, потому что Полли исчезла под водой, и, наверное, больше не покажется на поверхности.

"Если она уже на дне, у меня ничего не получится. Нырнуть я не смогу. Если попытаюсь - не вынырну. Слишком глубоко".

Слишком...

глубина темнота глубина темнота

"Только сумасшедший станет жертвовать собой ради другого. Только сумасшедший".

Патриция чувствовала, что с каждым мгновением ее руки становятся все тяжелее, и все хуже слушаются. В рот и в нос попала вода, отдающая отвратительной затхлостью болота. Обутой в открытый сандалий ноги едва уловимо коснулось что-то легкое, скользкое - скорее всего, водоросли. А если нет?..

"Мне не справиться с этой глубиной. Теперь она убьет нас обеих. Только сумасшедший станет жертвовать..."

Патриция была уже почти готова сдаться и бессильно погрузиться в воду с головой, как вдруг совсем рядом услышала плеск. Это Полли Пинго сделала последнюю попытку бороться за свою жизнь, вырвалась на поверхность и ударила по воде руками.

- Держись! Но не вздумай утопить меня! - то ли крикнула, то ли подумала Патриция, хватая девочку одной рукой, а другой загребая изо всех своих сил.

В первые секунды Полли, и правда, стала слишком сильно хвататься за свою спасительницу, как Патриция и опасалась. Но потом - то ли обессилев, то ли поняв, что делать этого нельзя, ослабила хватку. И даже начала потихоньку грести свободной рукой и ногами.

"Мы выберемся. Мы уплывем от твоих бабочек, Полли. Осталось еще немного - берег близко".

Но берег был еще не близко. Патриции не хватало дыхания, в плечи словно впились раскаленные железные крючья. Ноги снова путались в водорослях - или что там еще есть на дне этого проклятого пруда. Еще один несвоевременный вдох - еще один глоток воды, которая попала в дыхательное горло.

"Если я начну кашлять, то захлебнусь, и тогда мы точно утонем. Утонем в несчастных пяти метрах от берега. И нас не найдут - потому что мы запутаемся в водорослях, а одежду Полли утащит бродяга, и никто не догадается искать в пруду. И Сибил никогда не узнает, что не только сумасшедшие могут жертвовать собой ради других. Впрочем... Сибил в любом случае ничего не узнает. Я ей не скажу. Бесполезно говорить, особенно некоторым".

И тут Патриция действительно закашлялась, и поняла, что плыть больше не может. Она сделала еще несколько рывков, которые "плаванием" назвать было никак нельзя, и стала тонуть. Но тонуть оказалось уже негде. Совсем рядом было вязкое, илистое дно.

Волоча за собой Полли, Патриция поползла по этому дну. Она цеплялась за грязь, которая выскальзывала между пальцами, за осклизлые коряги и корни росшего из воды камыша. И через считанные секунды в изнеможении рухнула на берег, в траву - мокрая, перепачканная с ног до головы, замерзшая, задыхающаяся - и счастливая.

***

- Я жду твоего ответа, Уэсли, - сказала Виктория. - Но вечно я ждать не смогу, даже если захочу этого. О чем думать? Тебе достаточно произнести всего одно слово - так произнеси его.

Флэш не открывал глаз - но это не помогало. Виктория, как наваждение, была всюду - даже перед его внутренним взором. Отовсюду звучал ее негромкий, но властный голос - голос человека, уверенного в своей силе и могуществе.

"Чего ты хочешь? Все, что угодно... Мои возможности простираются далеко... Решайся. Этот мир существует или для тебя - или не для тебя... Ты не такой, как многие другие... Успешная работа... Международный уровень... Ах да - твои глаза. Ты снова будешь видеть..."

- Ну же! Сколько можно тянуть? Будь мужчиной! Ты что - боишься? Как тогда, двадцать лет назад, на берегу того пруда? Неужели ты так и остался несчастным трусливым мальчишкой? Неужели все эти годы для тебя прошли зря?

Вот оно. Ты не рассчитала совсем чуть-чуть, Виктория. Но - ты не рассчитала. Ты слишком... зрячая для того, чтобы понять: некоторые удары - чересчур явные. Не нужно видеть их, чтобы пред-видеть.

Когда Уэсли открыл глаза, он не увидел ни женщины в белом костюме, ни кабинета со всей его обстановкой, ни города за окнами. Все вокруг залил яркий свет.

- Не знаю, зря прошли годы, или не зря. Тогда я действительно боялся. Теперь - кажется, не боюсь.

- Значит, я все же в тебе не ошиблась? Ты заставил меня поволноваться.

- Не волнуйся. Тогда я не пошел вперед, потому что боялся. Но теперь ведь все наоборот, мы в зазеркалье, Виктория. Или мне лучше назвать тебя твоим настоящим именем, мое отражение? Если я смог разглядеть правду - получается, ушел с линии атаки, перестал быть мишенью. Цели, в которую ты можешь ударить, больше нет. Все эти годы я прожил в тюрьме, но сейчас, похоже, она разрушилась. Этот мир не существует или для меня, или не для меня. Он просто существует.

- Уэсли, ты ослеп окончательно! - раздался откуда-то из света крик. Повернувшись в том направлении, откуда он донесся, Флэш заметил смутные очертания знакомой фигуры. - Что ты творишь - ты же уничтожаешь самого себя! - продолжала кричать Виктория. Все-таки она потеряла свое самообладание. - Ты отказываешься от шанса, которого ждал всю жизнь! Ты не можешь этого сделать, ты не такой! Тебе нужно принять дар, который ты заслужил! Слово, одно только слово!..

Одно слово.

- Нет, - сказал Уэсли.

Неясный силуэт исчез, окончательно растворившись в ослепительном сиянии.

***

Патриция медленно приподнялась на руках, перевернулась на спину, потом села. Холод пробрал ее до костей - потому что был не июнь, а ноябрь. Не июнь тысяча девятьсот девяносто первого года, а ноябрь две тысячи одиннадцатого. И на берегу пруда она была одна.

Но ее одежда промокла насквозь. Несмотря на то что это были не летний сарафан и сандалии, а плащ, брюки и ботинки. Все было мокрое и ужасно грязное.

Она провела руками по волосам в тщетной попытке привести их в порядок, но все, что ей удалось - собрать с них немного тины и листиков ряски.

Вытащив из кармана носовой платок, Патриция как могла тщательно обтерла лицо. Хотя бы не идти чумазой...

Дыхание ее успокоилось, сердце билось в груди сильно и ровно.

Поднявшись на ноги, отряхивать и чистить плащ Патриция не пыталась. Все равно без толку.

Она шагала по парку, мимо немногих его посетителей, и не думала о том, какие мысли появляются в их головах на ее счет. Ей было о чем подумать, кроме этого.

Как раз в тот момент, когда она дошла до своего "Форда", который оставила за оградой "Перекрестка", выглянуло солнце. Теплее от него не сделалось - это было солнце поздней осени, которое не в силах справиться с подступающими все ближе холодами. Но даже в этих негреющих лучах все вокруг как-то сразу преобразилось, словно повеселело.