Мои скитания (Повесть бродяжной жизни) - В Гиляровский

рюмке.

-Коля, ты ему стаканчик!.. Он рюмок не признает.

И Бурлак налил мне полный стаканчик, поданный для лафита. Мне захотелось поозорничать. Прошлый завтрак мелькнул передо мной до самых мелочей.

-Рюмками воробья причащать,-припомнил я сказанную в тот завтрак шутку.

- Иже вместий-вместит. Кушайте на здоровье... Еще холодненькой подадут.

- Это я в турецкую кампанию выучился. Спирт стаканами пили.

- Да, вы были на войне! В каких делах? Я рассказал, Бурлак добавлял. Генерал с уважением посмотрел на георгиевскую ленточку в петлице, а меня так и подмывает поозорничать.

К соусу подали столовую ложку, ту самую, которую я тогда свернул.

-Кто это, генерал, вам так ложку изуродовал,- спросил я и, не дожидаясь ответа, раскрутил ее обратно. Обомлел генерал.

- Второго вижу... Знаете, даже жаль, что вы ее раскрутили, я очень берегу эту память... Если бы вы знали...

- Так поправлю, - и я обратно скрутил ложку, как

была.

Бурлак смеется.

- Он везде ложки крутит... Вот на пароходе тоже две скрутил...

- Н-да-с... Вы знаете историю этой ложки?

Лет десять назад арестовали неизвестного агитатора с возмутительными прокламациями. Помнишь, это был 1874 год, когда они ходили народ бунтовать. Привели ко мне, вижу, птица крупная, призываю для допроса, а он шуточки, анекдотики, еще завтрака просит. Я его с собой за стол в кабинете усадил да пригласил жандармского полковника. Так он всю водку и весь коньяк стаканом вылакал. Я ему подливаю, думаю, проговорится. А он даже имени своего не назвал. Оказался медвежатником, должно быть, каналья, в Сибири медведей бить выучился, рассказывал обо всем, а потом спать попросился да ночью и удрал. Разломал ручищами железную решетку в окне на чердаке, исковеркал всю и бежал. Вот это он ложку свернул... Таких мерзавцев я еще не видал. Пришлось бы мне отдуваться, да спасибо полковнику, дело затушил...

- Поймали его потом? - спрашиваю я.

- Как в воду канул. Потом, наверно, поймали... Наверное уж в Сибири, а то может и повесили. Опаснейший фрукт.

-А какой он на вид? Богатырь? -допытывался я.- А самому хотелось сказать, что решетки в окне были тонкие и подоконник гнилой.

- Какой богатырь. Так, обыкновенный человек. Ну, вроде вас... и рука такая же маленькая, как у вас...

Генерал пристально посмотрел на меня, как бы вспоминая.

Этим наш разговор и кончился. Я чувствовал, что старое забыто, и прощаясь, при выходе из кабинета, не мог не созорничать. Хлопая медведя по плечу, а все-таки сказал, как и тогда:

-Бедный Мишка, попал-таки в полицию!

Вернувшись в номер, я рассказал и прошлое и настоящее во всех подробностях Бурлаку, и он, валяясь по дивану, хохотал с полчаса и отпивался содовой.

Этой поездкой я закончил мою театральную карьеру, и сделался настоящим репортером.

1927 год. Картино.