Несбывшаяся весна - Елена Арсеньева

– Говорят, на отца, – сказала Ольга. – Только глаза неизвестно в кого карие.

– Да, глаза у тебя и впрямь ни в мать, ни в отца, – согласилась Варвара Савельевна.

– Откуда вы знаете? – насторожилась Ольга.

– Так ведь ты сама сказала, что глаза неизвестно в кого, – пожала та плечами как ни в чем не бывало, но твердые губы чуть дрогнули в улыбке, и Ольга подумала, что хозяйка слишком хитра для нее и хорошо бы поскорей окрепнуть и отправиться домой.

Но все-таки как же она теперь… без документов?!

И вот произошло чудо. Мазуровские мальчишки, отличные пловцы, добрались до наполовину затонувшего парохода (он осел кормой на мелководье, а носовая часть торчала над водой) и пробрались по каютам. И в одной из них – конечно, это была каюта Серафимы Серафимовны! – нашли штук двадцать полуобгорелых, полуразмокших в воде солдатских и санитарных книжек. От некоторых остались вообще одни клочья, другие выглядели вполне прилично. И среди них были документы Ольги Аксаковой!

Она чуть не заплакала от радости, схватив несколько сшитых под бумажной обложкой желтых листков величиной в четверть школьной тетрадки. Паспорт остался в госпитале, она могла вернуть его только в обмен на эту книжку. Нет, ну правда, как бы Ольга восстановила ее? Новый военный билет солдату получить куда легче, чем документ вольнонаемному сотруднику!

Теперь на нее и других немногочисленных счастливчиков все смотрели с завистью.

Спасенные пассажиры и матросы «Александра Бородина» слегка оправились и стали искать способы покинуть Мазуровку. Светлана Федоровна добралась до железнодорожной станции и дозвонилась до Энска и Саратова. Из Энска было получено предписание отправить раненых в Камышин, а мобилизованному персоналу сопровождать их. Оставшимся в живых членам команды «Александра Бородина» надлежало вернуться в Энск. Светлана Федоровна сообщила, что почти ни у кого нет документов. Ей ответили, что на станции есть отделение милиции, где всем выпишут временные справки, удостоверяющие личность. В Камышине и Энске с этими справками нужно будет явиться в военкомат.

Светлана Федоровна только головой покачала, однако и ей, и всем другим ее товарищам по несчастью ничего не оставалось делать, как только приготовиться к военно-бюрократическим мытарствам.

Из Камышина обещали прислать узкоколейный состав для погрузки раненых. Разумней было бы перевезти их рекой, однако плавсредств сейчас свободных не было, кроме того, над Волгой беспрестанно шныряли «Юнкерсы» и «мессеры», которые бомбили и обстреливали все подряд. Сушей выходило спокойней… Назначено было время, к которому всех надлежало перевезти на станцию и ждать отправления. Ждать предстояло еще три дня, а люди между тем продолжали умирать, лишенные медикаментов, нуждающиеся в срочных операциях. Многие просто не смогли пережить потрясения, которое испытали, когда спасались с парохода. В самом деле – все силы ушли на спасение от смерти, однако на жизнь их уже не осталось.

Могил на кладбище Мазуровки прибавлялось с каждым днем. Хоронили и бойцов, и членов команды, и медсестер, которые были ранены, как на фронте…

Ольге пришлось подняться с постели и, превозмогая боль во всем теле (она сильно ушиблась о воду, когда сорвалась с борта), начать ухаживать за ранеными, переходя из хаты в хату. Как ни странно, она обнаружила много новых для себя лиц, которых не замечала на пароходе. Вроде Петра Славина, который жил у Варвары Савельевны. Ну да, на СТС, в каютах и трюмах, было слишком много народу, некая общая масса, а теперь остались только некоторые, они запоминались крепче, к ним Ольга привязывалась, привыкала. Странно было даже представить, что с этими людьми придется когда-нибудь расстаться!

Хозяйки, у которых поселили раненых, тоже относились к ним, как к родным.

– Не обижает тебя Варька? – как-то раз спросила Ольгу одна веселая, бойкая на язык бабенка, которая держала у себя в просторной хате аж пятерых раненых и истово ухаживала за ними с утра до ночи не покладая рук, в то время как ее подросшие дети трудились на огороде и в колхозных полях. Звали бабенку, как нарочно, Василиной – имя необычайно подходило к ее легкому нраву.

– Варвара-то Савельевна? – переспросила удивленная Ольга. – А почему бы ей меня обижать?

– Ну, она ваших, энских, не любит.

– Вот как? – еще больше изумилась Ольга. – А что, у вас часто кто-то из Энска бывает?

Учитывая, что Энск находился от Мазуровки верст этак за восемьсот, кабы не больше, это было странно.

– Да как-то занесло уполномоченных, – хихикнула Василина. – То есть они из Астрахани прибыли, но один из них родом из Энска оказался. Стоило Варьке про то узнать, как она его из хаты выгнала (он к ней на постой определился) и сказала, что ни за какие деньги больше никого из Энска к себе не возьмет, потому что город этот на дух не переносит. Якобы раньше там бывала, да ее крепко там обчистили, что называется, голой по миру пустили, ну и затаила она горькую обиду на весь ваш город на веки вечные. Тот уполномоченный ее милицией стращал и клялся, что заявление в НКВД на нее напишет, но с Варьки все как с гуся вода. Вот и мужик ее такой же был, пока его в лагеря не отправили.

– А, так муж ее… – Ольга понимающе кивнула, не договорив. – Вот оно что… А он жив?

– Да кто ж знает? – легко пожала плечами Василина. – Небось сообщили бы, коли помер бы, а может, и не утруждали бы себя, кто их разберет, товарищей начальников. Нынче скорей в лагере выживешь, чем на фронте. Мой-то воюет, уж и не знаю, где он там и что с ним, может, я уже не мужняя жена, а горькая вдова. У нас в Мазуровке половина мужиков на войне, а половина там же, где Варькин Никита. Эх, жизнь наша…

– А откуда она родом, Варвара Савельевна? – полюбопытствовала Ольга.

– Говорит, из Самары чи из Куйбышева, а может, и врет. С ней ведь никогда не знаешь, чему верить, чему нет. Да она не больно много о себе рассказывала. И ее Никита такой же был, молчун молчуном. Вот и хата их на отшибе стоит, дверью не на улицу, а на зады. Приметила небось? Век они так жили, от людей хоронясь да таясь, а все ж, как говорится, шила в мешке не утаишь, – беспечно болтала Василина. – Думаешь, Никиту за что взяли? Скрыл, что в царской армии был. А Варьку не тронули…

– За что ж ее трогать? – спросила Ольга. – Она ведь могла не знать, что ее Никита в армии служил.

– Может, и не знала, – согласилась Василина, однако глаза ее хитренько прищурились. – Но я вот что скажу – Никита небось не только при царе служил, но и в белой армии. Он отродясь красных да коммунистов на дух не переносил, его семья была – крепкая семья. Да, честно сказать, у нас тут никого захудалых не было… Он Варьку аккурат в двадцатом сюда к нам привез, как раз когда сам вернулся, весь израненный, живого места на нем не было. Варька его на ноги-то и поставила, ходила за ним день и ночь. И знаешь, что болтали у нас? Мол, они служили вместе у белых. Там и слюбились.