Высокий блондин без ботинок - Татьяна Луганцева

— Дорогая, при чем здесь я?

— Ты тоже должна умереть, ты не дашь нам спокойно жить… Марко будет безутешен, но я успокою его, я отделаюсь от всех никчемных людишек, мешающих нашему счастью!

— Викочка…

— Молчать! — дико закричала Вика.

Пожилая женщина бросилась по саду с криками о помощи. Она не помнила, как натолкнулась на девушку с огненными волосами, которая схватила ее и прижала к себе.

— Успокойтесь, синьора, все закончилось! Все хорошо!

Григорий Степанович тем временем скрутил Вику и надел на нее наручники, Джузеппе с полицейскими уже спешил на помощь.

— Все… — Григорий вытер пот со лба, а Надя закрыла лицо руками и заплакала.

Все вокзалы, аэропорты пропитаны особым воздухом разлук и встреч…

Григорий Степанович в криво застегнутом дождевике стоял напротив Надежды и смотрел на нее, не отрываясь, словно хотел насмотреться на всю оставшуюся жизнь. В руках он мял ремень дорожной сумки.

— Значит, улетаешь? — старалась бодро говорить Надежда, но почему-то ее голос предательски дрожал.

— Дело закрыто…

— Жалко. Я хотела бы видеть тебя на нашей с Марко свадьбе.

— Извини, служба… — Григорий прокашлялся.

— Простыл?

— Нет, просто много курю, — они вели разговор ни о чем.

— Почему ты отказался от денег, что предлагал тебе Марко Тозини за спасение его матери? Тебе хватило бы на всю жизнь, — спросила Надежда, разглядывая каждую его морщинку на осунувшемся лице.

— То, что я сделал, это моя работа, а взяток я не беру, — ответил Григорий.

— Это была не взятка, а вознаграждение!

— Мне от твоего Марко ничего не надо! — буркнул Григорий.

— Честный?

— Да.

— Понятно, почему один…

— Я честен перед собой и перед людьми, и если говорю, что не смогу обеспечить тебе достойн…

— Что это? — вздрогнула Надя, грубо прервав его. — Объявили посадку на рейс до Москвы! Так скоро?

— Я пойду?

— Подожди еще пять минут! Какой-то ты, Гриша, нескладный! Я за тебя буду переживать! А у тебя на работе стреляют? С тобой может что-то случиться? Ты хоть пиши мне иногда по электронной почте! — зачастила Надежда, вцепившись в его пуговицу на плаще, и так висящую на одной нитке.

— Что ты? — взял ее холодные руки в свои широкие теплые ладони Григорий. — Ты прямо как мать родная! Не надо за меня так волноваться, я уж проживу как-нибудь… Никто за меня так не беспокоился, — решил он обратить все в шутку, так как понимал, что Надя находится на грани истерики.

— Гриша, ну почему ты словно одинокий волк? Ты же красивый мужчина и молодой еще! — непонятно кого она пыталась убедить в этом, спрашивала или констатировала.

— Так получилось, — пожал он плечами, — наверное, я однолюб и просто так пудрить мозги женщине не могу.

— Ой, объявили: регистрация на рейс до Москвы заканчивается! — вздрогнула Надя, глядя на него расширившимися от ужаса глазами.

— Я слышу! Знаешь, Ситцева, ты не права, говоря, что я не вижу, что ты красивая, умная и порядочная. Я всегда это видел и боялся себе в этом признаться, а теперь уже слишком поздно…

— Почему же ты не позовешь меня с собой?! — воскликнула Надя.

— Больше всего на свете хочу этого, сердце хочет, но холодная голова следователя говорит совсем другое. Я не имею права, Ситцева, портить тебе жизнь. Ты вытянула счастливый билет, и ты это заслужила! Прощай!

Григорий повернулся и пошел туда, где заканчивалась регистрация. Надя догнала его и повисла на шее, он поцеловал ее, затем отстранился и сказал:

— Будь счастлива!

Сквозь слезы Надя видела, как Григорий Степанович уходит от нее своей размашистой походкой в мятом плаще, не оглядываясь. Самый нелепый человек на свете, романтичный и честный следователь, скрывавшийся за напускной грубостью. Надя открыла свою ладонь и увидела пуговицу от его плаща, которую она все-таки оторвала. Чтобы не разрыдаться, она быстро развернулась и почти побежала к автостоянке, где ее ждал «Мерседес» Марко Тозини. Надю обожала его мать, в нее был влюблен он сам. Надя имела все шансы стать принцессой империи «Тозини». Обеспечить будущее своей дочери, нарожать Марко кучу детишек… Надя все это могла и собиралась сделать, в душе понимая, что для нее рай на земле ассоциируется не с красавцем миллионером Марко Тозини, а с грубоватым следователем из России. Как-то поздно они распознали свои чувства, и не надо делать друг другу еще больнее, Григорий был прав….

Эпилог

Григорий Степанович мог гордиться собой. Сегодня он сделал большое и важное дело. Он доказал полную невиновность своего подследственного, несмотря на то что все улики были против него. Мало того, он сам выехал на задержание предполагаемого преступника и даже получил легкое ранение. Пуля пробила плечо насквозь, не задев кость и крупные сосуды. Это было его третье ранение и первое огнестрельное, другие два Григорий Степанович получил от лезвия ножа. Бог оберегал честного следователя от смерти. Григорий Степанович всегда действовал в интересах справедливости. Сейчас он был доволен, что спас парня от тюрьмы, а ведь по сумме предъявленных обвинений ему грозило от восьми до десяти лет. В больнице ему под местной анестезией обработали и зашили рану. Григорий Степанович не согласился остаться там и ушел под расписку об отказе от госпитализации и прививок от столбняка, посчитав, что у него на это дело уже иммунитет по жизни. Его непосредственный начальник Дмитрий Егорович Вересов перехватил его в больничном коридоре. Он налетел на своего подчиненного с самым суровым выражением лица, а ведь сам приехал в больницу, беспокоясь за здоровье Григория Степановича.

— Ну, старый чертяга, опять подставился?! Кто просил?! Не мальчик уже! — гремел Вересов на всю больницу своим раскатистым голосом.

— Да как-то… — пожал перевязанным плечом следователь и поморщился.

— Как ты? — мелькнуло беспокойство на лице начальника.

— Да ничего… жизненно важные органы не задеты… — ответил тот.

— Безбашенный ты мужик, Гриша! Что для тебя жизненно важные органы? Это как в анекдоте. Получил три сквозных ранения в голову, жизненно важные органы не задеты. Гриша, разве можно так рисковать? Я тебе не разрешаю! Ты — следователь от бога. Что я буду без тебя делать?! Задерживать вооруженных бандитов будут другие, обученные для этого люди, а ты, Гриша, береги себя и свою голову. Я, как твой непосредственный начальник, запрещаю тебе влезать не в свои дела, — для пущей убедительности Дмитрий Егорович помахал в воздухе кулаком.

— Я учту… на будущее… — улыбнулся Григорий, отстраняясь, боясь, что начальник случайно заедет по его ране кулаком.

— И нечего улыбаться, не на смотринах! Ты, кстати, куда собрался?

— Домой, — ответил следователь, уже догадываясь, что сейчас начнется новый виток возмущения полковника Вересова.

— Как домой?! Соображаешь?! Это с огнестрельным-то ранением?

— Да какое там ранение. Пустяк. Не буду я в больнице разлеживаться, у меня сейчас много дел на расследовании.

— А когда их у тебя было мало? Это при нашей-то нехватке хороших следователей, да и вообще следователей! Значит, так, можешь линять из больницы, если хочешь, это твое дело, но на работу я тебя не пущу, так и знай! Встану при входе в управление с поганой метлой и буду гнать лично, понятно?

— Хорошо, — выдохнул Григорий Степанович, про себя подумав, что он и дома может заняться своими делами, потому как был законченным трудоголиком.

— Кроме того, Гриша, я рад, что ты остался жив и такое сложное дело будет закрыто. Я подам рапорт о твоем повышении, да, брат, пора… Это и приличная прибавка к зарплате, деньги лишними не будут.

— Не помешают, — согласился с ним Григорий Степанович.

— Что? Что-то надо? Ты только скажи. У тебя появились какие-то планы?

— Нет… ничего особенного, — смутился следователь, — таких денег, которые помогли бы мне, вы мне все равно не дадите.

— Ну, Гриша, мы не гангстеры, ты же знаешь, но премию в размере оклада я тебе обещаю уже сейчас.

— Спасибо, Дмитрий Егорович. Этого, может быть, хватит…

— На что?

— На авиабилет в Италию.

— Ого! Все-таки решился на отдых? Сколько лет ты не был в отпуске? Постой! А почему именно в Италию? Круто берешь!

— Мне нужно сказать одной женщине… что я дурак.

— Гриша, не напрягайся, хотя ты и хороший следователь, но с женщинами ты не мастак. Так что расслабься, если эта дама с тобой общалась, тебе не надо так далеко лететь, чтобы сказать то, что она и сама знает, — хохотнул Дмитрий Егорович.

— Ну, спасибо на добром слове, — улыбнулся Григорий Степанович, так как просто не мог сердиться на своего шефа.

— Ладно, иди… Ты знаешь, я тебе желаю лишь добра, пусть у тебя все получится. Живешь бобылем столько лет, и чего только этим бабам надо?