Изнанка - Ян Войк

– Теперь обувку давай! – снова подсел к пленнику азиат, размахивая ножом, – Давай-давай, тварь!

Милавин послушно начал развязывать шнуровку на трекинговых кроссовках. Хотя и не сомневался, самое большое, что он может заслужить своим послушанием это быструю безболезненную смерть, и то, если сильно повезёт. Пальцы слушались плохо, поэтому узел на шнурках никак не поддавался, азиат уже успокоился, теперь он просто наблюдал за попытками пленника и улыбался своей чудовищной улыбкой.

– Зубок, мля! Ты чё тут расселся?! – из переулка появился обладатель того самого грубого баса, что командовал засадой. Это оказался огромный грузный мужчина, одетый в городской серо-чёрно-голубой камуфляж. Андрею сразу бросилась в глаза его левая рука, непропорционально большая и длинная, она доставала ему едва ли не до колена. Кожа на руке была тёмно-коричневого цвета, покрытая воспалёнными язвами и струпьями, а жёлтые ногти отросли и загрубели настолько, что уже напоминали звериные когти. При этом правая рука у людоеда выглядела совершенно нормально.

«… Они превращаются в тварей очень медленно», – вспомнил Милавин слова Поводыря. – У кого-то отрастают клыки, у кого-то когти, но мозги работают до последнего».

– Так я это… – тут же начал заискивать азиат. – Я же добычу сторожу. Это же я его поймал.

– Молодец, что поймал, – откликнулся здоровяк. – Теперь я сам за ним пригляжу. А ты давай Фрица мне сюда позови. Скажи, чтобы срочно пришёл. Усёк?

– Усёк, – послушно кивнул людоед, но уходить не спешил. – Только это, Большак… Это же я его поймал. Мой трофей, моя жратва. Дай я ему хоть пальцы обгрызу. Он ведь мой.

– Твой, Зубок, твой, – он тяжело уселся на бордюр тротуара недалеко от Милавина. – Я закон знаю. Ты с него пистоль и разгруз уже поимел? Вот и пальчики его от тебя никуда не денутся. Это я тебе говорю. Всё будет по закону. А теперь давай мне сюда Фрица, и поживее!

– Понял, Большак. Ща всё будет, – Зубок подобрал свой пожарный топор, что лежал на асфальте, и торопливо, едва не бегом, скрылся в переулке.

– Ну, здарова, – оставшийся людоед обратил внимание на Андрея.

Милавин коротко кивнул, разглядывая эту одутловатую, морщинистую физиономию старого бульдога с обвисшими щеками и рубленым подбородком. Маленькие колючие глазки под низко нависающим покатым лбом и короткий ёжик на макушке. Зубы самые обыкновенные, даже золотая фикса имеется.

– Как звать?

– Андрей.

– Андрюха, значит. А меня Большаком кличут. Будем знакомы, – он подтянул к себе валявшийся рядом рюкзак пленника, вскрыл верхний клапан и начал по-хозяйски шарить внутри, выкидывая вещи на асфальт. Милавин заметил, что огромная левая рука ему больше мешает, чем помогает, пользовался людоед ей неловко, как будто протезом.

– Откуда сам, Андрюш?

– От Лёхи Кукловода, – в больной голове шевельнулась робкая, трусливая надежда. Может быть, удастся запугать людоедов мамелюками. Вряд ли конечно. Но Андрей сейчас был готов хвататься за соломинку.

– Да ты чё?! – вдруг обрадовался Большак.

– Да. Он меня искать будет.

– Хе! Ну может, чего и найдёт, если сильно поторопится, – продолжал веселиться людоед. – Ты меня не пугай, Андрюш. Я сам, кого хошь напугаю.

Из рюкзака он вытащил блок сигарет, зажал его подмышкой левой руки, а правой вскрыл и извлёк одну пачку.

– Давно здесь? Среди мёртвых?

– Достаточно, – зло откликнулся Андрей, понимая, что его соломинка не сдюжила.

– Ты нормально отвечай. Тебя же по-человечески спрашивают. Пока… – неуклюже взяв пачку в левую руку, он пытался распечатать её. Вышло неудачно, Большак слишком сильно сжал упаковку своей огромной лапищей и вместо сигарет получил мятый комок картона и табака.

– Чтоб тебя, мля! – людоед отшвырнул мятую пачку прочь, потом вытащил из блока вторую и перекинул её Милавину. – Открой, Андрюх, будь человеком!

– Что у тебя с рукой?

– Да хрен разберёшь! – добродушно откликнулся он, – Началось где-то месяц назад, и чем дальше, тем хуже. Веришь – нет, трындец, как неудобно.

– Знаешь из-за чего это у тебя? – Андрей протянул ему сигарету.

– Знаю, конечно. Не вчера родился, – правой рукой людоед извлёк зажигалку из кармана, прикурил. – Сам курить бушь?

– Не курю.

– Ну? Так давно ты здесь, у нас? – Большак с явным удовольствием выпустил струю дыма.

– Второй день, – Милавин решил не врать.

– Заметно…

– Что так?

– Запах от тебя такой сладенький, – ухмыльнулся людоед. – Аж слюну прошибает.

– А ты когда сюда попал? – Андрей пытался выстроить с Большаком дружеские отношения. Насколько он помнил, именно так психологи рекомендуют поступать заложникам, общаясь с террористами. Якобы в решающий момент террорист может передумать и не убить свою жертву. Надежда, конечно, слабая, но что ещё остаётся…

– Давно… – задумчиво протянул тот. – Сперва в посёлке жил на Ленинградском проспекте. А потом меня с дружком турнули оттуда за то, что мы жратву воровали. Ну, надо было как-то крутиться, вот мы с ним и затеялись. А как турнули, тут мы и стали людишек отлавливать. Жрать-то что-нибудь надо…

– А я здесь дочку ищу.

– Да ты что?! И сколько ей?

– Одиннадцать лет.

– Зря затеялся, – махнул правой рукой Большак. – Дети сюда не попадают.

– Я уже понял. Только Кукловод сказал, что она здесь.

– Ну, если Кукловод сказал… – на соседней улице снова громыхнул автомат. – Слышь, Андрюх, а другана твоего как зовут?

– Какого другана? – Милавин прикинулся дураком исключительно, чтобы потянуть время.

– Ну, этого! С автоматом, – он кивнул головой в сторону выстрелов.

– Чёрт его знает, – как можно достовернее пожал плечами Андрей. Он готов был сколько угодно заигрывать с людоедом, но сливать ему Ивана отнюдь не собирался. Сказать имя, вроде бы безобидная малость, но с этого всё начинается.

– Врёшь.

– Не вру. Он ко мне от Кукловода прилепился. Я решил вдвоём безопасней.

– Что же вы не познакомились? Он-то знает, как тебя зовут. Кричал же «Андрей, давай!». А ты, говоришь, его знать не знаешь. Враньё, – Большак затушил окурок и улыбнулся пленнику, сверкнув золотым зубом. – Тебе, Андрюш, не стоит мне врать. Тебе со мной лучше дружить, может, и проживёшь подольше.

– Насколько дольше?

– Там видно будет.

– А как же ваш закон? Ты ведь этому, как его… Зубку обещал.

– Обещал. Только закон я сам и придумал. Могу задвинуть, если надо. Ну так, как его зовут?

Несколько секунд Милавин молчал, прежде чем ответить. Наконец, вытолкнул из себя с каким-то злобным торжеством.

– Не знаю.

Пусть идут к чёрту все психологи вместе со своими советами, он больше не станет заискивать перед этим чудовищем!

– Вот как? – снова улыбнулся людоед. – Значит, не выйдет у нас с тобой по-хорошему… А жаль. Ты мне даже нравиться начал.

– Ну да, аж слюну прошибло.

– Хе! Точно, – на этот раз Большак даже хохотнул в голос, но тут же снова стал серьёзным. – Я тебе так скажу, Андрюш, умереть ведь можно по-разному. Бывает ножом по горлу и тебе уже всё по хрену. Да? А бывает, что слезами и соплями умоешься, раз десять обгадишься, горло до крови проорёшь, а помереть никак не получается. Я тебе могу устроить и то, и другое. На выбор. Что скажешь?

– Я за первый вариант, – Милавин старался говорить твёрдо, хотя от спокойного даже ленивого голоса людоеда, у него в желудке зашевелилась холодная скользкая змея.

– Понятное дело. Но это ведь так просто не даётся. Тот же Зубок любит, чтобы добыча кричала и выла в голос, когда он обгрызает ей пальцы. Он, конечно, и у мёртвого обгрызёт, не обломается, но у живого-то оно намного вкуснее. Понимаешь?

– Нет. Но поверю тебе на слово.

– Уж ты поверь, – мечтательно ухмыльнулся Большак. – Так, что скажешь?

– О чём?

– Дураком-то не прикидывайся, Андрюш.

В этот момент на улицу выбежал запыхавшийся Фриц. В том, что это был именно он, сомневаться не приходилось. На долговязом тощем, суетливо дёргающемся людоеде была чуть коротковатая для него серая шинель явно военного покроя и легко узнаваемая немецкая каска времён Второй мировой.

«Он что музей обчистил?» – пронеслось у Андрея в голове.

В руках Фриц держал карабин с уже примкнутым штык-ножом.

– Чё звал, Большак.

– Ладно, Андрюш, ты пока подумай. Время ещё есть, – он неторопливо повернулся к подбежавшему людоеду. – Чё там происходит, Фриц?

– Чё происходит… Ну мы его прижали. Он в подъезде окопался. Теперь никуда не денется. Возьмём, только вопрос времени. Но я думаю, до темноты мы его сделаем.

– Вопрос времени, значит… – оскалился Большак, снова послышалась очередь и ответные выстрелы. – А как, по-твоему, что он сейчас делает?

– Чё делает? – Фриц растерялся, мучительно подбирая ответ, который от него хотят услышать, – Ну это… Мочит наших парней. Он уже Хрипуна, Мулю и Федюху положил. Мошка и Горбун подранены. Но ты сам пойми, Большак. Он вояка знатный, у него автомат и гранаты, а у нас…