Дом без выхода - Олег Рой

Дом, раньше такой большой и живой, вмиг опустел. Стас был на работе, дети теперь жили у Федоровых, прислуга тоже куда-то подевалась, и, если бы не охрана у ворот, Анна подумала бы, что она тут совсем одна.

Вздрагивая от шума собственных шагов, она поднялась на второй этаж, прошла в спальню, которой после ее отъезда, казалось, никто не пользовался. Кровать была заправлена идеально, без единой морщинки, так заправляют аскетическую солдатскую койку, а не уютное супружеское ложе. Анна вздохнула. Вид этой постели вызвал в ней целый рой воспоминаний о ночах, проведенных вместе со Стасом, однако ночи эти не были бурными — даже в самые нежные минуты этот мужчина, вроде бы и любивший ее и желавший быть с ней, оставался не то чтобы холодным, а каким-то далеким и чужим. Она так и не успела насладиться его любовью. Когда они были рядом, ее не покидало чувство, которое бывает во сне, когда хочешь обнять человека, а обнимаешь пустоту. Анна еще раз вздохнула, перешла в гардеробную и принялась вынимать из шкафов свою одежду и укладывать ее в заранее приготовленные кем-то чемоданы.

Ей было от чего вздыхать. Последние полтора месяца оказались, пожалуй, самыми ужасными в ее жизни. Даже пьянство второго мужа, даже нужда в то время, пока мать была без работы и приходилось отказывать себе во всем и экономить даже на покупке глянцевых журналов, не могли сравниться с тем, что она пережила только что. А ведь начиналось все так чудесно! Они с матерью поселились в этом шикарном доме, полном прислуги и роскоши, она, Анна, стала спутницей, почти женой красивого и богатого мужчины. И вдруг все рухнуло. Да еще мать бросила ее на произвол судьбы, оставив одну отвечать за все. Сколько же она перестрадала, сколько вытерпела разговоров и допросов, убеждая, что ничего не знает, что все было задумано и исполнено Виолеттой, а она только выполняла поручения матери. Наконец этот кошмар закончился, ей поверили и оставили в покое, заставив подписать бумажку, запрещавшую покидать город. А Стас, до этой истории бывший таким нежным и заботливым, больше не хотел ее видеть. Даже не позвонил. Позвонила его секретарша, строгим голосом попросила приехать и забрать вещи в рабочее время, пока его нет, потому что Станислав Алексеевич не хочет с ней встречаться.

Вещей оказалось неожиданно много — и то хорошо! Анна порядком устала, но не присела отдохнуть, а перешла в соседнюю комнату, бывшую сначала кабинетом Тины, а потом ставшую спальней Виолетты. Эта комната встретила ее разбитым старинным зеркалом и мамиными пепельницами, показавшимися вдруг совсем не уродливыми, а, напротив, такими милыми, что Анна решила, вернувшись домой, снова расставить их повсюду — как мама. "Эх мама, мама, как же ты так!" Виолетта лежала в городской психиатрической больнице, но Анна помнила, что у матери был близкий друг, врач, владелец собственной частной клиники, Яков, кажется, Белецкий или Белявский. Обязательно нужно разыскать записную книжку Виолетты, найти телефон и позвонить ему. Конечно, лечение в такой клинике очень дорого, но, может, он не откажется принять старую знакомую просто так, бесплатно. Ведь денег у Анны теперь нет. И будущего нет. И как жить — вообще непонятно.

— Что же мне теперь делать? — спросила она у треснутого зеркала и осторожно дотронулась до него рукой. Зеркало закачалось, отражение в нем задрожало, и Анна, к своему ужасу, вдруг явственно увидела в нем безобразную Старуху, стоящую у нее за спиной. Анна в испуге обернулась — комната была пуста. "Показалось!" — с облегчением вздохнула она, перевела взгляд на зеркало — и снова увидела Старуху. Анна громко вскрикнула, и вопль ее эхом разнесся по пустому дому. Она хотела бежать, но ноги точно приросли к полу.

Старуха раскрыла отвратительный беззубый рот.

— Ну чего орешь? — прошамкала она, Анна отчетливо слышала ее глуховатый голос. — Не бойся. Привыкай ко мне!

— Кто ты? — с трудом выдавила из себя Анна, и Старуха засмеялась в ответ мелким резким смехом, точно закашлялась. — Ишь ты какая прыткая! Не торопись, еще узнаешь. Я тебе потом все расскажу. У нас еще будет время поговорить. Мно-о-о-го времени!

Где она была и сколько времени здесь находилась, Тина так и не смогла понять. Она то спала, то пребывала в каком-то странном вязком полусне и лишь изредка приходила в себя и видела вокруг странную белую комнату без окон, с мягкими стенами, где постоянно было светло. Сначала, в краткие минуты сознания, она пыталась кричать и хотела вырваться отсюда, но рядом тотчас появлялись огромные мужчины и причиняли ей невыносимую боль, после чего Тина вновь проваливалась в сон. И тогда она поняла, что надо вести себя тихо, и к ней стала приходить женщина с круглым белым лицом и добрыми, мягкими руками. Она почти не причиняла боли, а только вкладывала в рот таблетки, а потом Тина узнала, что если не глотать эти таблетки, а прятать во рту и выплевывать после ухода белой женщины, то скоро сознание опять ненадолго вернется к ней. Вскоре она стала кое-что соображать и даже поняла, что находится в больнице, но так и не могла вспомнить, чем она больна и почему здесь оказалась. Тина заплакала и, заплакав, уснула, и ей приснился сон — впервые за все время пребывания здесь.

Ей снился ее дом, большой и уютный, который она построила своими руками, снилась ее семья: муж Стас, и дочь Катя, и сын Сашура, и гувернантка сына Виолетта. И всем им было весело, они смеялись, бегали по большому дому и играли в прятки. А Тина никак не могла найти, куда бы спрятаться, и в конце концов забрела в какую-то незнакомую комнату, которая вдруг оказалась страшной, белой и без окон. Она хотела выбежать, но никак не могла найти дверь и стала звать на помощь. Вдруг появилась Виолетта. Тина сначала обрадовалась и стала попросить вывести ее отсюда, но Виолетта вдруг захохотала жутким смехом.

— Ты никогда отсюда не выйдешь! — кричала она. — Теперь я буду жить в твоем доме, носить твою одежду и спать в твоей постели!

И Тина бросилась на Виолетту, но та почему-то оказалась не Виолеттой, а Анной, ее дочерью, а Анна вдруг превратилась в какую-то старуху, безобразную и до того страшную, что Тина закричала от ужаса. И тогда в комнате появилась Катя. Она взяла мать за руку, спокойно сказала: "Пойдем отсюда!" — и повела прочь из жуткой комнаты и вывела на улицу. А там было синее небо, зеленая листва и много-много цветов в траве. Тина хотела сорвать цветок, чтобы отдать его Кате, но та отвернулась от нее и быстро пошла в лес по тропинке, и Тина вдруг поняла, что дочь уходит от нее навсегда. Она побежала за ней, никак не могла догнать, очень боялась, что так и не догонит, но догнала, взяла за руку и стала умолять остаться с ней.

— Катя, прости меня! — говорила Тина. — Я только сейчас, только здесь поняла, как виновата перед тобой. Но я так наказана за это!

И Катя сначала хмурилась, а потом улыбнулась и сказала:

— Да ладно, мама, проехали!

И Тина не поверила своим ушам:

— Как ты меня назвала?

— Мама! — повторила Катя, и Тина снова заплакала и никак не могла остановиться, слезы туманили глаза и мешали видеть, а вокруг снова были мягкие белые стены, и круглое белое лицо склонилось над ней и ласково повторяло:

— Ну тихо, тихо!

И Тина шепотом стала рассказывать белому лицу, что видела дочь, та пришла за ней, назвала мамой и увела отсюда, а лицо отвечало:

— Вот и славно. Сегодня пятница, а с четверга на пятницу сны сбываются. Может, и правда дочка приедет. Только ты не плачь. А я тебе сейчас укольчик сделаю…