Княжья воля - Константин Кудряшов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Понятно — пацанье. Надо же детишкам с кем-то дружить, несовершеннолетние князья тоже люди. Не думаю, что сыны свирепого Святослава сидят в тереме при мамках и дядьках, шныряют по городу как и все пацаны, с городскими лоботрясами дружбу водят, играют, купаются, с ними же и тренируются.
И такого парня засадить ремни шить?!
— Да я бы не прочь, — грустно отвечает Юрок на мой вопрос о том варяге. — Да отец и слышать не хочет, говорит — из холопов не возвращаются. Мне варяг не показался дурным человеком, понравился бы я ему, глядишь и освободил бы со временем…
— Много ты знаешь, — бурчит недовольно скорняк. — Не дурной человек… такой же как и все у Свенельда — убийца… как и сам он — пес кровавый!
— Не убийца, а воин! — пытается перечить Юрок.
— А ну цыть, щеня!!! — кулак кудрявого Вована с грохотом опускается на столешницу. — Он за свою жизнь чужой руды выпустил больше, чем ржавой воды выссал! Цыть, я сказал!
Эк у них все запутано! Пацану всего тринадцать, а он уже не по годам физически развит и к отцовским иглам и шильцам душа не лежит однозначно. В Полоцк шел неохотно, дорогой твердил родителю, что зря не согласились на предложение изборского варяга, за что по итогам своей болтовни схлопотал чувствительную затрещину — батя лучше знает, дело отрока слушаться и не нудить.
Вмешиваться в процесс семейной педагогики я не собираюсь. Гораздо мне интереснее узнать кто такой этот Свенельд и почему Вован назвал его кровавым псом?
Возвращаются Вран с Морозом, докладывают, что довели хулиганов до городских ворот, просили передать Дрозду свое намерение быть видоками на суде. На обратном пути в корчму они прихватили с собой Волю и Ясеня возжелавших слегка подкрепиться перед сном.
Я прошу Яромира принести за наш стол побольше пива. Отошедший от потрясения, вызванного совершенно необоснованным покушением на собственного сына, Вован охотно поведал нам пятерым некоторые факты биографии знатного киевского боярина, варяжского воеводы Свенельда.
Родился варяг давно, зим пятьдесят с лишним тому, а может и все шестьдесят. Нрав имеет вспыльчивый и грозный. Умен и очень опасен при столкновении. В Киеве пришел еще до свадьбы князя Игоря с Ольгой. Верой и правдой служил отцу Святослава, со своей личной дружиной примучивал, то есть — приводил в подчинение Киеву древлянские земли и каких-то неизвестных мне уличей. В бою яростен, беспощаден и хитер, его дружина отлично выучена и опытна, состоит, преимущественно, из взрослых, матерых мужей, вроде того, что хотел забрать Юрка. Почему кровавый? Потому что свирепее Свенельда и его дружины в войске Святослава нет. Святослав поручает старому варягу самое сложное и ни разу еще верный воевода не подводил своего князя. За то любим и уважаем Святославом. После гибели Игоря Свенельд оказывал поддержку Ольге, помогал осуществлять месть древлянам. Поговаривали, будто овдовевшая Великая княгиня и варяжский воевода тайком дружат организмами, но разговоры остались разговорами — на людях Ольга и Свенельд ведут себя подчеркнуто нейтрально.
Честно говоря, так я и не вкурил чего киевский скорняк имел против пожилого воина, заслуженного княжеского воеводы. Если и имел когда-то место конфликт с самим воеводой или его людьми, то Вован предпочел о нем скромно умолчать. Я так понимаю, в окружении Святослава не мало верных псов и ярых волков. И все кровавые. А иначе — никак. Игры, в которые играет киевский князь требуют слаженной работы всей команды.
Зато становится понятно почему Вован спрятал своих женщин и подался с сыном в бега. Человеку Свенельда ничего не стоит сделать так, чтобы о семье простого скорняка никто в Киеве не вспомнил. Тому немало способов: сгорели в собственном доме, грабители напали да всех вырезали, отравились до поноса смертельного и далее по списку насколько фантазия позволяет.
— Я как чуял, что в Полоцке не все ладно — баб не взял, — мрачно хвалит себя за проявленную прозорливость Вован. — Знать бы, в Чернигов ушли, брат у меня там, калека, ему и без нас тяжко… Сколько раз к себе в Киев звал, жалел свой надел бросить. Прожили б как нибудь…
Выпитые литры пива не лучшим образом сказываются на дикции киевлянина. В глазах блестят стоялые слезы. Разомлел батяня…
М-да, наваляли делов папаня с сынком. Пристроить Юрка — пристрою, не вопрос, а вот как помочь и что посоветовать Вовану ума не приложу. Денег на виру дать? Так он мне не брат и не родной дядя по маминой линии. Я первый раз его вижу, мне даже толстожопый Воля ближе и дороже. Я не жадный, дать страждущему копеечку, поощрить старательного, взбодрить ленивого умею и умением этим часто пользуюсь. Но тут дело кардинально иное. Тут меня жаба душит, как это не прискорбно. Видать, не дорос еще до меценатства или как Фрол не настолько погряз в грехах, чтоб на общаковое бабло содержать церковный приход и прикармливать насквозь пропитых бомжей.
Вован не бомж, не священник и не юродивый художник, которых, как известно, может обидеть каждый. Сынка может оставить, определим в лучшем виде, а проблемы свои пущай решает самостоятельно, я в этом деле ему не помощник. Весточку пришлет или сам придет — получит пацана обратно в целости и сохранности.
На том мы по рукам и ударили. Вован косноязыко благодарил, пацан крепился, чтобы не заплакать, мои парни хлопали нас всех по спинам, одобряя принятое решение.
Засидевшиеся за полночь последние посетители корчмы покидают гостеприимное заведение и я разрешаю четверке моих дружинников, чтобы не тащиться по темному городу до лодейного двора, переночевать прямо в зале, на лавках у никогда не простывающих углей очага. Хоть и лето еще, а ночки какие-то не слишком теплые, похоже, будет в этом году ранняя осень. Мороз пытается меня уверить, что когда он при мече да в такой теплой компании, то ему абсолютно пофигу день на дворе или ночь, впрочем, как и троим его сослуживцам. Воля и Ясень вяло ему поддакивают, им самим не очень-то в кайф ночной вояж. Вран как самый трезвый из нас помогает мне убедить остальных остаться в корчме вместе с Вованом и Юркой.
…Мне снится гроб. Пузатый, черный и блестящий, похожий на огромного жука. Левая сторона днища гроба покоится на моем плече и плывет. Плывет вниз по лестнице между третьим и вторым этажом моего подъезда. Желтую дверную обивку бабки Шабанихи я ни с чьей другой не спутаю.
