Химия Ее Величества - Ирина Владимировна Дегтярева
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Да-а, — улыбнулся Петр, — контингент пестрый. Вон там один знакомый полковник, но мы сделаем вид, что друг друга не знаем. Для конспирации.
Олег в это время приглядывался к смутно знакомой фигуре, пристроившейся на пухлом рюкзаке. На голову была нахлобучена то ли шляпка, то ли панама, но, очевидно, зимнего образца, что-то ужасно нелепое. Ермилов узнал ее по неуемному аппетиту, которым она славилась и в былые годы их знакомства, потрясая воображение Олега. Как в такое тщедушное тело столько влезает? Она и сейчас поедала огромный бутерброд. Олеся Меркулова — журналистка, с которой он познакомился, когда занимался Кедровым, а затем Олеся невольно попала в эпицентр дела предателя, старшего лейтенанта Петрова.
В ней, казалось, немногое изменилось с момента их первой встречи, произошедшей шестнадцать лет назад в забегаловке неподалеку от Останкино. Такая же тощая, разве что не в длинной хипповатой юбке, а в джинсах, но расклешенных и потертых и даже прорванных местами.
Олег почувствовал себя старомодным. Он не любил такую одежду. Когда видел рваную вещь, рука тянулась к иголке с ниткой. А за порванные штаны в детстве мать взгрела бы как следует.
Ермилов подошел ближе, чтобы очутиться в поле ее зрения и чтобы бутерброд не закрывал его.
— Пути господни неисповедимы, — с набитым ртом сообщила Олеся, кажется, ничуть не удивившись.
— Вы что, подались в военные корреспонденты? — спросил Олег, опустив от смущения «сколько лет, сколько зим… как я рад» и так далее. Он всегда испытывал при виде этой девушки некое стеснение, грозящее перерасти в увлечение, но так и закапсулировавшееся в зачаточном состоянии с помощью силы воли и из страха остаться без глаз — Люська их выцарапает, и без волос — жена выщиплет их по волоску и не потратит на это слишком много времени, поскольку они и так уже поредели.
— Я всегда отличалась повышенной воинственностью, — отшутилась Олеся. — Выходит, я удачно попала именно на этот борт. — Она отряхнула ладони от крошек, хотя это выглядело так, словно она их потерла от предвкушения. — Где вы — там мне перепадает эксклюзивный материалец. Не так ли?
— Не так ли! — передразнил Ермилов, нахмурясь и жалея, что вообще подошел. Надо было поднять воротник, надвинуть на глаза кепку и постараться оставаться инкогнито. Теперь эта журналистская короста не отцепится. Будет весь перелет вымазживать этот самый эксклюзив.
— Я из-за вас теперь могу поехать за границу только в Сирию, — заметила она с легкой угрозой в голосе. — Где гарантия, что после тех моих материалов мне не подсунут что-нибудь на таможне и их спецслужбы не начнут допрашивать меня в застенках?
— Вы преувеличиваете, — промямлил Ермилов.
— Тогда, может, мне стоит после командировки в Сирию прошвырнуться в Лондон? Проверить, преувеличиваю или нет?
— Лучше не стоит, — слишком поспешно посоветовал Ермилов и увидел скептическую улыбочку.
Тут и Горюнов подошел. «А познакомь с девушкой, а мы с прессой тоже дружить хотим…» — и все в таком же духе.
Ермилова мгновенно оттерли на задний план, и его фигура уныло возвышалась на фоне большого, в пол, окна, за которым слепяще-белый снег и взлетное поле.
«Этот чертов нелегал включил свое профессиональное обаяние», — пыхтел в стороне Ермилов, испытывая укол ревности. Его «окормленная» пресса млела от шуток смуглого красавчика и хихикала, пытаясь, однако, между делом выведать, кто такой этот Петр, не пожелавший назвать даже свое отчество.
Олеся понимала, что он работает вместе с Ермиловым, но ее интересовали должность, звание, чтобы использовать его положение и знания для своих будущих материалов. Ее черные глазки блестели, крашеные светлые волосы распушились, топорщились из-под нелепой панамы.
Олег сменил гнев на милость и развеселился, смекнув, что Меркулову на мякине, слепленной из природного шарма и остроумия, не проведешь. Она сама такого горбатого слепит, что не заметишь, как вытянет все тайны, в том числе и гостайны, не дай бог.
Через несколько минут непонятных окружающим словесных пируэтов между этими двумя они с некоторым разочарованием отошли друг от друга. Горюнов убежал на улицу покурить, а Меркулова достала из рюкзака очередной бутерброд. Ермилов вышел вслед за Петром.
— Что, облом? — сдерживая улыбку, поинтересовался Олег. — С ней надо держать ухо востро. Я уж ее лет пятнадцать знаю. Да ведь ты женат. Не думал, что ты ходок.
— А тебе и не надо думать по этому поводу, — огрызнулся Горюнов. — Она замужем?
Олег покраснел, думая, как лучше ответить. Он знал, что Меркулова одинока. Периодически следил за ее судьбой, так, из досужего любопытства. Но говорить об этом Горюнову надо ли? Ермилов только пожал плечами.
Через полчаса прошли таможенный и пограничный контроль. Горюнов снова вез с собой ТТ иракского производства и сдал оружие перед полетом.
На Ил-76МД летели больше шести часов, избегая воздушных пространств, где не стоило показываться.
Всунувшись между бортами и коробами с грузом, принайтованным сетью к крюкам и кольцам в полу воздушного судна, со своими чемоданами и сумками, они расселись кое-как вдоль бортов — кто уложил ноги на свою сумку, кто задрал их прямо на груз, всунув в петли сетки, — устраивались как могли.
Меркулова, благо дама миниатюрная, сидела между двумя журналистами, с которыми она ехала. Один — пожилой оператор, седой, пухлощекий, с мешками под глазами, одетый в жилет с набитыми всякой всячиной карманами, топорщащийся на плотном животике. Второй — жилистый, тощий, он тащил на себе всю аппаратуру, и вид у него был решительный. Ермилов подумал, что этот обязательно влезет туда, куда нельзя, и дурынду Меркулову потащит.
Она то и дело переглядывалась с Горюновым, и они перемигивались, улыбались, и Ермилов разочарованно решил, что, несмотря на профессиональные разногласия, эта парочка все же спелась.
Многие из Департамента военной контрразведки уже не единожды побывали в Сирии. База в Хмеймиме — один из объектов, который они курировали. Однако Ермилову еще не доводилось туда летать.
…Синие и белые контейнеры-модули для личного состава, столовая
