Лавкрафт: Биография - Лайон Де Камп

Очевидно, Ломар не располагается, как это указывается в «Полярисе», в далеком прошлом явного мира, напротив — это часть мира сновидений. Барзай и молодой жрец Атал взбираются на запретную гору Хатег-Кла. Близ вершины Барзай оказывается впереди. Когда Атал поднимается выше, притяжение словно тянет его вверх, а не вниз. Барзай кричит сверху: «Иные боги! Иные боги! Боги внешнего ада, что сторожат немощных богов земли!.. Отвернись… Возвращайся… Не смотри! Не смотри! Мщение бездонных бездн… Этой проклятой, дьявольской дыры… О милостивые боги земли, я падаю в небо!»[233]

«Искания Иранона» — слабенькая сказка из сновиденческого мира Лавкрафта. В венке из виноградной лозы и в изорванных пурпурных одеждах странствует Иранон, зарабатывая пением на еду, и ищет, но так и не находит волшебный город Айра. Рассказ портят все те же нотки жалости к себе, что слышны в «Селефаисе». Лавкрафт, в сущности, утверждает, что особы с тонкой артистической чувствительностью вроде него должны проводить свои жизни в праздной мечтательности, в то время как другие их содержали бы.

«Изгой» (1921) также считается одним из лучших рассказов Лавкрафта, хотя лично мне он не нравится. И в этом я, кажется, солидарен с самим автором, который назвал его «чересчур многословно механическим в напряженном воздействии и почти комическим в напыщенной помпезности языка… Он представляет собой верх моего буквального, хотя и бессознательного подражания По». Рассказ, действительно, столь выдержан в духе Эдгара По, что некоторые полагают, что он мог бы сойти за какой-нибудь обнаруженный неизвестный рассказ По. Его первые абзацы — практически переложение начала «Береники» По.

Герой рассказывает, что он вырос в полном одиночестве: «Мне не известно, где я родился, кроме того, что замок был бесконечно древним и бесконечно ужасным, со множеством темных галерей и высокими потолками, где перед глазами представали лишь паутины да тени». Окруженный густым лесом, этот замок был полон летучих мышей, крыс, заплесневелых книг и рассыпающихся скелетов. Чем бедняга питался, не говорится.

В конце концов герой поднимается на единственную высокую черную башню замка, чтобы осмотреться. Но на вершине он с удивлением обнаруживает, что вместо высотной точки обзора он всего лишь достиг поверхности земли.

Он выбирается, бродит по сельской местности и находит другой замок. Внутри него веселятся люди в ярких одеждах, но, завидев его, с криками разбегаются. В том, что выглядит как дверной проем, он видит омерзительное чудовище, «прогнивший, сочащийся призрак больного откровения». Когда же он дотрагивается до твари, то выясняет, что это его собственное отражение в зеркале, что он и есть упырь.

Первоисточники рассказа очевидны. Один — это «Маска Красной Смерти» Эдгара По. Другой — «Дневник одинокого человека» Натаниела Готорна. В этом произведении Хоторн упомянул идею рассказа, в котором он прогуливался по Нью-Йорку. К его изумлению, при его виде люди с криками разбегались, пока он не посмотрелся в зеркало и не обнаружил, что «я прогуливался по Бродвею в своем саване!».

Название «Изгой» весьма знаменательно. Лавкрафт, по его же признанию, сам сделал себя изгоем. Но для изгоя — отшельника, пророка, провидца, чудака — настали трудные времена. Он наслаждается жизнью лишь в тех пределах, в которых может отказаться от обычных мирских удовольствий, не сожалея о них.

В своей аскетической, беспорочной жизни Лавкрафт довольно неплохо справлялся с подавлением страстей, но он так и не достиг полного, буддистского умерщвления желания. Он страстно желал некоторых вещей, которых у него не было: вернуть и отреставрировать дом деда, совершить путешествие по Западу и Старому Свету, быть джентльменом-землевладельцем с достаточным доходом, чтобы сохранять эту роль. Поэтому его жизнь как изгоя, и без того не очень счастливая, претерпевала периоды полного страдания.

«Лунное болото» (1921) — заурядный рассказ сверхъестественного ужаса. В нем повествуется об американце ирландского происхождения, который покупает поместье в Ирландии и намеревается осушить болото, населенное привидениями. Но болотные духи обращают землевладельца и всех его рабочих, выписанных из других мест, в лягушек или отделываются от них как-то по-другому.

После заключения матери в больницу в марте, весь 1919 год Лавкрафт был бездеятелен. Хотя его тетушки и старались занять ее место, потакая ему во всем, для него оказалось трудным привыкнуть к отсутствию Сюзи.

В 1920–м он оживился. Он интересовался, сможет ли преподавать в вечерней школе — его ночной образ жизни, по его словам, исключал преподавание в дневное время. Его новые клиенты в «призрачном авторстве», как он убедился, будут оплачивать его исправления их произведений.

Весной его посетили издатели-любители Даас, Хоутейн и Кляйнер. Затем бостонские любители, объединенные в «Хаб Клаб»[234], с третьего по десятое июля организовали свой съезд. Лавкрафт поехал туда.

До того времени Лавкрафт покидал дом редко. За три года, предшествующие лекции Дансейни, он ни разу не выезжал из Род-Айленда и не провел и ночи вне дома с октября 1901 года, когда ему было одиннадцать. Тогда его мать увозила его на отдых на летний курорт, но «нервная ностальгия» мальчика «вынудила к скорому возвращению»[235].

В Бостоне Лавкрафт прекрасно провел время. Там были его коллеги Кук, Кляйнер и другие. Он даже немного подурачился, пародируя свою позу восемнадцатого века и говоря другим, что «вполне готов стать обычным хулиганом — на денек». Несмотря на свою очевидную серьезность, Лавкрафт обладал живым чувством юмора бесстрастного и невозмутимого типа.

В первую ночь он поехал домой в Провиденс, чтобы вернуться на следующий день. Затем остальные убедили его остаться в Бостоне на ночь. Шестого числа он отправился с Элис Гамлет, «ее компаньонкой миссис Томпсон [теткой мисс Гамлет — как будто присутствие Лавкрафта требовало компаньонки] и в сопровождении мистера Уайта» на экскурсию по центральной части Бостона. Затем миссис Томпсон и мисс Гамлет взяли Лавкрафта на ночь к себе домой в Дорчестер, поскольку шум гостиницы был для него тяжким испытанием и ему «пришлось позаботиться о тихой комнате для себя».

Седьмого августа он вновь приехал в Бостон на пикник «Хаб Клаб». Его пригласила Эдит Доуи Минитер, лидер массачусетской любительской прессы с восьмидесятых годов девятнадцатого века. Между тем он стал за раз трижды лауреатом ОАЛП: за «Белый корабль», а также за эссе и передовицу.

Из-за дождя участникам пикника пришлось перекусить под крышей, но потом погода прояснилась вполне достаточно, чтобы вся группа смогла прогуляться по парку Мидлсекс Феллз. Миссис Минитер нарвала лавра и сплела из него венок для Лавкрафта. Она заставила его носить этот венок в честь наград остаток всего дня.