Космическая игра. Исследование рубежей человеческого сознания - Станислав Гроф

Френсис Крик высказался более оригинально. Вот что он утверждал: «Чтобы избежать повреждения, микроорганизмы, как я полагаю, путешествовали в переднем отсеке космического корабля, посланного на Землю высшей цивилизацией, которая где-то развилась несколько миллиардов лет назад… Жизнь здесь началась тогда, когда эти организмы начали размножаться». Подход Хоили и Крика, разумеется, не открывает тайну происхождения жизни: он просто представляет другое время и местоположение. Оба ученых ничего не говорят о том, как жизнь появилась впервые.

Становится все более очевидной неспособность теории Дарвина представить эволюцию и необычайное богатство форм жизни как результат механически действующих естественных сил. Несообразности и слабости теории Дарвина и неодарвинизма были рассмотрены в книге Филиппа Джонсона «Суд над Дарвином» (1993). Поскольку эволюция сама по себе является хорошо продуманным явлением, крайне маловероятно, что она могла произойти без руководства высшего разума. К ней вряд ли можно было бы применить знаменитое определение Ричарда Доукинса: «работа слепого часовщика». В эволюции существует слишком много фактов, несовместимых с таким пониманием природы.

Известно, что случайные мутации в генах, возникновение которых считается основным механизмом эволюции в теории неодарвинизма, в большинстве случаев являются пагубными, и поэтому они вряд ли могли бы послужить источником прогрессивных изменений в организмах. Более того, для появления новых видов потребовалось бы практически невероятное сочетание разнообразных и весьма специфических мутаций. В качестве примера можно привести эволюционный переход от рептилий к птицам, который потребовал наряду с другими факторами одновременного развития перьев, легких и полых костей и совершенно другого строения скелета. Во многих случаях традиционные формы, ведущие к появлению новых органов, не приводят к эволюционным преимуществам (например, частично развитый глаз) или являются нефункциональными (неполностью сформированные крылья).

Чтобы поставить в тупик последователей теории Дарвина, природа как нарочно поддержала развитие таких форм, которые уж никак не обладают эволюционными преимуществами. Например, красивый хвост павлина служит самцам этого вида для привлечения самок, но в то же время делает их более уязвимыми для хищников. Филипп Джонсон заметил, что такая ситуация гораздо более согласуется с концепцией разумного божественного творения, нежели с теорией Дарвина, ставящей в основу эволюции слепые силы материи. «На мой взгляд, павлин и пава — это лишь один из видов существ, к которым эксцентричный творец проявил благосклонность. Но такой безжалостный механический процесс, как естественный отбор, никогда бы не позволил этим существам развиться».

Еще одним веским аргументом против дарвиновского толкования эволюции является анализ палеонтологических находок. Несмотря на попытки палеонтологов определить по ископаемым останкам древних животных связь между видами, им это никак не удавалось. По срезу ископаемого пласта признаков перехода от одного вида к другому не обнаруживалось. Основываясь на существующих научных данных, можно сказать, что идея происхождения жизни на нашей планете и развития богатого многообразия видов в результате действия случайных механических сил кажется во многом неправдоподобной. Трудно себе представить, что все это могло произойти без вмешательства и участия высшего разума.

Это приводит нас к самому важному моменту нашего обсуждения: к заявлению материалистической науки о том, что материя является единственной реальностью, а сознание — ее продукт. Этот тезис авторитетные ученые часто представляли как научный факт, истинность которого несомненна. Однако при более подробном изучении становится очевидно, что он ни в коей мере не является и никогда не был серьезным научным утверждением, но выдавал себя за таковое, являясь лишь метафизическим предположением. Это такое утверждение, которое не может быть доказано, и поэтому в нем отсутствует основное требование, предъявляемое к научной гипотезе, а именно возможность проверки.

Разрыв между материей и сознанием настолько основателен и глубок, что трудно себе представить, чтобы сознание могло возникнуть как побочный результат сложных материальных процессов, происходящих в центральной нервной системе. У нас есть вполне достаточные клинические и экспериментальные данные, демонстрирующие глубокую взаимосвязь между анатомией, психологией, биохимическими процессами в мозгу и процессами, происходящими в сознании. Однако ни одно из этих открытий окончательно не доказывает, что сознание является порождением мозга. Теория происхождения сознания из материи воспринимается как очевидный факт, основанный на убеждении в том, что материя во вселенной была первичной. На протяжении всей истории никто не смог предложить ни убедительного объяснения того, как материя могла породить сознание, ни должного подхода к этой проблеме.

Позиция западной науки в отношении этого вопроса напоминает знаменитую суфийскую притчу.

Как-то раз один человек, проходя темной ночью мимо фонаря, увидел, как под ним кто-то ползает на коленках.

— Что ты здесь делаешь? Ты что-нибудь потерял? — спросил он ползающего под фонарем человека. И тот ответил:

— Я ищу ключ.

И прохожий предложил ему свою помощь. После длительных совместных попыток найти ключ прохожий понял, что надо как-то прояснить ситуацию, и спросил потерявшего:

— Ты хоть помнишь, где его потерял?

Ответ был весьма неожиданным. Этот человек, показывая пальцем куда-то вдаль, за пределы освещенной фонарем территории, пробормотал:

— Кажется где-то там.

Помощника это озадачило, и он задал следующий вопрос:

— Так почему же ты ищешь не там, а здесь?

— Да потому, что здесь светло, и я могу видеть, а там у меня все равно не было бы никаких шансов! — последовал ответ.

Точно так же материалистическая наука систематически избегала проблемы происхождения сознания, поскольку данная проблема не могла быть решена в контексте принятой концептуальной основы. Были и такие примеры, когда некоторые исследователи заявляли, что они нашли ответ на вопрос о связи мозга с сознанием, однако эти попытки при более тщательном рассмотрении оказывались несостоятельными. Самым последним примером такого рода является широко известная книга «Поразительная гипотеза британского физика и биохимика Фрэнсиса Крика» (1994), лауреата Нобелевской премии, которому наряду с Джеймсом Уотсоном принадлежит открытие химической структуры ДНК. Как он пишет в своей книге, «поразительная гипотеза» оказывается не чем иным, как новым утверждением основного метафизического положения материалистической науки: «Вы сами, ваши радости и печали, ваши воспоминания и стремления, ваше чувство личности и свободы воли на самом деле являются не более чем поведением огромного скопления нервных клеток и соответствующих им молекул».

Обращаясь к этому вопросу, Крик сначала упрощает проблему сознания, сводя ее к процессу зрительного восприятия. Затем он продолжает просматривать длинный перечень экспериментов, показывающих, что акт зрительного восприятия связан с деятельностью нейронов, принадлежащих оптической системе. В этом нет ничего нового: давно известно, что, когда мы смотрим на какой-либо объект, в сетчатке глаза, в зрительном канале и в затылочной части коры головного мозга происходят химические и электрические изменения. Более тщательные и подробные исследования и анализ этих процессов не привнесли ничего нового в раскрытие тайны: что же способно преобразовывать химические и электрические изменения, происходящие в коре головного мозга, в субъективно переживаемое, обоснованное факсимиле наблюдаемого объекта?

Материалистическая наука хочет, чтобы мы поверили в способность мозга самостоятельно переводить эти химические и электрические изменения в сознательное субъективное восприятие наблюдаемого материального объекта. Природа и механизм этого процесса неподвластны никакому научному анализу. Утверждение, что такая способность мозга возможна, скорее является не столько научным фактом, поддержанным прочными доказательствами, сколько грубой и неподтвержденной догадкой, основанной на метафизических предпосылках. В книге Крика приведены впечатляющие экспериментальные доказательства связи между сознанием и нейрофизиологическими процессами, но в ней никак не затрагивается самый важный вопрос, и, таким образом, мы снова возвращаемся к суфийской притче, упомянутой ранее.

Разумеется, идея о том, что сознание является продуктом мозга, не совсем произвольна. Как сам Крик, так и другие последователи этой идеи, дабы поддержать свою позицию, обычно ссылались на результаты многих нейрологических и психиатрических экспериментов, а также на множество весьма специфичных клинических наблюдений из области нейрологии, нейрохирургии и психиатрии. Но когда мы ставим под сомнение это глубоко укоренившееся убеждение, означает ли это, что мы сомневаемся в правильности этих наблюдений? Очевидность тесной связи между анатомией мозга, нейрофизиологией и сознанием несомненна. Проблемой здесь является не природа представленных фактов, но их толкование, а также логика, применяемая при доказательствах и выводы, сделанные из этих наблюдений.