Главный бой - Юрий Никитин

Морщась, Претич пошел через княжеский двор по широкой дуге. Со ступенек терема спускался, пошатываясь и хватаясь за резные перила, кичливый боярин, одетый, как девка, пестро и неумно. Двое гридней поддерживали под пышные руки, торопливо пытались увести на задний двор, что-то настойчиво шептали в уши. Наверное, что великий князь запретил блевать с его крыльца.

Из полуподвального помещения тянуло синеватым дымом вперемешку с клубами пара, доносился легкий стук, прозвенел чистый смех. Оглянувшись на терем, он подумал, что успеет побывать у князя… раз уж обещал этому Власию, а пока проверит, все ли здесь ладно.

Когда он вошел, пригибаясь под низкой притолокой, на миг почудилось, что оказался в темном жилище огнедышащего Змея. Солнечный свет исчез, как и зной, но взамен в лицо пахнуло горячими запахами жареного мяса, разваристой каши, печеной рыбы.

В полумраке полуослепшие глаза видели только оранжевые пятна, то ли глаза Змея, то ли пламя из пасти. Наконец рассмотрел огонь сразу в трех огромных очагах. Там тесными рядами стояли закопченные медные чаны, котлы, в них варилось, жарилось, запекалось, а с поперечной балки свисали толстые кровяные колбасы, раздутые окорока, ножки молодых телят.

Грузные повара, оба степняки, мерно колотили деревянными молотками по широкому ломтю телятины. Молодая девушка, что принесла из кладовки корзинку с луком, заискивающе улыбнулась знатному воеводе:

— Что-нибудь отведаете, Претич?

Претич повел носом:

— Больно дымно у вас…

— Зато у нас свежее, — засмеялась девушка. Она умело поиграла подведенными бровями. Щеки ее были красные, как яблоки, явно переборщила с румянами. — И горячее! А пока донесут князю на стол, уже остывает…

Претич оценивающе оглядел ее с головы до ног, а девушка с готовностью выпрямилась, выпятила грудь, а бедра каким-то образом сумела сделать шире.

— Как зовут?

— Ксения, — ответила она щебечущим голоском.

— Ксения? — удивился он. — Ромейка?

— Наверное, — ответила она беспечно. — Меня совсем маленькой привезли… Ничего не помню, кроме имени.

— Гм, — проговорил он задумчиво. — Ладно, как-нибудь в другой раз…

Когда вышел, пятясь задом, как речной рак, солнце уже зависло между теремом и дальней сторожевой башней, косматое и недоброе. Он ощутил, как по телу пробегает недобрый холодок. Несмотря на ясное небо, заходящее солнце не пылает пурпурным огнем, как вчера. Сейчас к темному краю земли сползает раскаленный до темно-вишневого жара слиток металла, видна окалина, пятна присохшей грязи. Сегодняшнее солнце выглядит таким усталым, что может не выползти завтра из норы. Старые люди говорят, что когда-то такое уже случалось, и тогда вымирали люди и звери, леса засыхали, а реки и моря среди лета покрывались льдом.

Плохая примета, сказал себе. Плохая. Но все-таки надо идти. Мужчина тот, кто все равно идет. А все приметы толкует в свою пользу. Никуда не деться, надо пойти и выкрасть перстень с печаткой.

В Золотой Палате нескончаемый пир гремел песнями. Заезжий гусляр тешил народ новыми песнями, но внимали ему разве что двое-трое еще не упившихся вусмерть, остальные сами пытались орать песни, перекрикивая шум и гвалт. Наконец гусляр не вытерпел, ухватил гусли, а с ним ушло четверо трезвых да охочих до песен.

Претич прошелся вдоль стола, вроде выбирая место, кивал на приветствия, улыбался, хлопал по плечам, а когда мимо проплыла грузная фигура хана Сыртака с его блестящей, как валун, круглой головой с оттопыренными ушами, ласково погладил по лысине, сказал покровительственно:

— Как у тебя здесь гладко и чисто! Как задница моей жены.

Вокруг услужливо захохотали. Пошел между столами, растопырив руки, довольный. Сыртак в задумчивости сам потрогал свою голову, согласился:

— Да, ты прав.

Претич не понял, почему за столом захохотали еще громче: народ легко меняет симпатии за удачный ответ.

Великий князь уже за столом, кубок в правой руке, на лице ясная отеческая улыбка. Похоже, в самом деле забыл, что в городе нет войска, а печенежская орда выступила на Киев. Уже погиб храбрый, но беспечный воевода Калаш, уже вторая хвостатая звезда прошла по небу, указав хвостом на Киев, уже третью ночь подряд вокруг луны светится бледный как покойник круг, а сегодня наметилось второе кольцо, что охватило и первое, будто еще одно кольцо осады…

По лицу князя было видно, что выпил немало. Правда, Претич помнил, что князь из тех, кто не старается упиться и поскорее завалиться под стол, а даже питие превращает в ристалище, поединок: кто кого перепьет, а потом вроде ни в одном глазу. Но кто слишком часто в этом упражняется, сам не замечает, как из бойца-поединщика превращается в запойного пьяницу.

Воевода приблизился, сказал многозначительно:

— Веселимся, княже?

— Еще как, — ответил Владимир. Посмотрел в лицо воеводы, насторожился, но виду не подал, неспешно осушил кубок, поднялся, для важности опершись на плечо отрока. — Чой-то засиделся… Надо ноги размять.

Претич последовал за князем в отдалении. Когда тот прошел по коридору и зашел в свою комнату, сердце заколотилось, как у пойманного зайца. Уже надеялся, что князь свернет в горницу или светлицу, тогда можно злодейство отложить, но он, будто ведомый неведомой… или ведомой силой, прет, как лосось на нерест, навстречу гибели.

По коридору прохаживались два гридня в полном оружии. Претич уловил ощупывающие взоры, толкнул дверь. Владимир стоял к нему спиной на том конце комнаты, смотрел в темное окно. Оттуда снизу доносились пьяные выкрики, гогот, звонкий женский смех.

— Еще какие-то новости? — спросил он, не поворачиваясь.

— Есть, — согласился Претич. — У нас что ни день, так новости…

Остановившись за спиной князя, он неслышно вскинул руку и помахал над головой. Кто бы ни находился в темном дворе, отчетливо рассмотрит освещенную масляным светильником ладонь.

— Добрые?

Претич провел рукой по усам, заодно тронул колючий подбородок, пора срезать щетинку, хмыкнул:

— Чего бы тогда скрытничал? Там бы и каркнул во все… во все воронье горло. Увы, княже. Прибыл мой человек… Ну, из тех, кто за степняками приглядывает. Сам степняк, но его родня уже у нас. Так что доверяю.

Владимир спросил чужим голосом:

— Что принес на хвосте?

— Печенеги не по своей воле собирают войско.

— А по чьей же?

— Поговаривают, что еще с весны во всех стойбищах побывали знатные ромеи. С подарками! Долго степняков подбивали… Наобещали, настращали. Да и не дивно, что долго их науськивали: мы с печенегами лет сорок уже не воевали! Ну, если не считать всякие мелочи…