Шестое Правило Волшебника, или Вера Падших - Терри Гудкайнд

Осенняя листва была прекрасна, пока держалась на ветвях, но теперь усыпавшие землю листочки быстро увядали. Обычно дубы сохраняли листву до начала зимы, а некоторые – даже до весны, но здесь, высоко в горах, ледяной ветер и ранние метели уже сорвали со всех деревьев последние листья.

Кара ступила на край выступа, нависающего над глубоким провалом.

– Вот, – указала она. – Вон там, наверху. Видите?

Ричард, прикрыв глаза козырьком ладони и щурясь против солнца, посмотрел на противоположный склон и издал глухой горловой звук.

– Мерзкое местечко, чтобы умереть.

Кэлен натянула теплый волчий мех на уши, защищаясь от пронизывающего ветра.

– А есть хорошие?

Ричард опустил руку.

– Думаю, нет.

Выше той точки, куда указывала Кара, начинался так называемый кривой лес. А над ним, где деревья расти не могли, торчали голые камни. Еще выше лежал снег, сверкая на солнце. Кривой лес стоял на семи ветрах, и стволы деревьев были изогнуты самым немыслимым образом. Эти кривули служили границей между высокогорьем, где росли одни лишь мхи и лишайники, и густым лесом.

– Не будем терять времени. – Ричард махнул вправо. – Мне бы не хотелось, чтобы нас тут застала тьма.

Кэлен посмотрела туда, где открывался вид на заснеженные пики, долины и бесконечные хвойные леса. Долины укрывал толстый ковер облаков, цеплявшихся за склоны гор и медленно наползавших на лес. Вдалеке виднелись одинокие вершины с шапочками снега. Должно быть, в долинах, ниже облаков, погодка сейчас отвратная.

Ричард с Карой ждали, что скажет Кэлен. Ее нисколько не прельщала перспектива оказаться в кривом лесу, когда туда доберется этот мерзкий ледяной туман.

– Все в порядке. Пошли и покончим с этим. А потом спустимся пониже, отыщем приют-сосну и переночуем в сухости. Я не против посидеть у теплого костерка, потягивая горячий чай.

Кара погрела дыханием замерзшие руки.

– По мне, так звучит совсем неплохо.

В тот день, больше года назад, когда Кэлен впервые встретила Ричарда, он привел ее к приют-сосне. Кэлен и не подозревала о существовании таких деревьев в огромных лесах Вестландии. Приют-сосны по-прежнему казались ей чем-то таинственным, совсем как тогда, когда она увидела первую, возвышавшуюся над всеми окрестными деревьями.

Огромные лапы приют-сосны свисали по кругу до самой земли, образуя своего рода шатер. Хвоя росла в основном на внешних ветках, а внутренние оставались голыми. Под такой зеленой юбкой хорошо скрываться от непогоды. Приют-сосны устойчивы к огню, и, соблюдая некоторую осторожность, там можно развести небольшой костер и сидеть в тепле и сухости, пока снаружи бушует непогода.

Ричард, Кэлен и Кара частенько останавливались под кровом приют-сосны, когда бродили по горам. Эти посиделки под хвойным шатром сближали их. Они размышляли, беседовали, рассказывали истории – то смешные, то грустные.

Услышав, что Кэлен готова идти, Ричард с Карой двинулись вниз по скале. Кэлен уже оправилась после болезни, но они по-прежнему беспокоились за нее. Сейчас придется сначала одолеть крутой спуск, потом подъем, потом еще один спуск, а потом – если повезет – они найдут пристанище под приют-сосной.

Кэлен выздоравливала долго. Конечно, она понимала, что такие травмы заживают нескоро, но, пока она лежала, мышцы совсем атрофировались. Кроме того, почти все это время она не могла много есть и превратилась почти в скелет. Кэлен стала такой слабой и беспомощной, что впала в глубокую депрессию.

Она даже не представляла себе, какие придется приложить усилия, чтобы снова стать собой. Ричард с Карой старались ее развлечь, но безуспешно. Они просто не понимали, каково ей. Ноги истончились и превратились в обтянутые кожей кости с шишками коленных суставов. Кэлен чувствовала себя не только беспомощной, но и уродливой. Ричард вырезал для нее всяких зверушек: соколов, лисичек, выдр, уток, даже бурундучков. Кэлен не реагировала. В самые тяжелые дни она жалела, что не умерла со своим ребенком.

Жизнь превратилась в бессмысленное существование. День за днем, неделю за неделей Кэлен видела одно и то же: четыре стены своей больничной палаты. Боль изнуряла, однообразие отупляло. Она начала ненавидеть горький отвар тысячелистника, который ее заставляли пить. Когда она стала отказываться от этого отвара, Ричард заменил тысячелистник липой. От головной боли частенько помогала полынь, хотя после нее во рту долго стоял вяжущий привкус. Иногда как обезболивающее ей давали пиретрум. Кэлен уже ненавидела все эти травы и часто говорила, что у нее ничего не болит, лишь бы не пить мерзкое варево.

Ричард не стал прорубать в спальне большое окно, чтобы комната не нагревалась от жаркого летнего солнца, и Кэлен видела лишь клочок неба, верхушки нескольких деревьев да сине-серые очертания скалистых гор вдали.

Ричард хотел вынести ее наружу, но Кэлен умоляла не трогать ее, говорила, что так будет еще больнее. Дни шли за днями, ясные и пасмурные, солнечные и дождливые. Время текло. Лежа в крошечной комнатенке и медленно выздоравливая, Кэлен думала о том, что это лето для нее потеряно.

Как-то раз ей захотелось пить, а Ричард забыл налить чашку и поставить на столик рядом с кроватью. Когда она попросила воды, Ричард вошел с чашкой и бурдюком, поставил все на подоконник, и тут его позвала Кара. Он побежал наружу, на ходу бросив Кэлен, что им с Карой нужно сходить проверить удочки, и они вернутся, как только смогут. Не успела Кэлен попросить его поставить воду ближе, как он уже исчез.

Кэлен лежала, молча кипя от злости, с трудом веря, что Ричард оказался столь невнимателен, и беспомощно смотрела на деревянную чашку на подоконнике.

Готовая расплакаться, она застонала от жалости к себе, стукнув кулаком по кровати, а потом отвернула голову от окна, закрыла глаза и решила вздремнуть, чтобы не думать о мучившей ее жажде. Когда она проснется, Ричард с Карой уже вернутся и подадут ей воды. А Ричард получит выволочку.

По шее стекал пот. За окном пела птичка. Ее повторяющийся клич напоминал голосок маленькой девочки, кричащей «приди». Это «приди» затянулось надолго. Кэлен думала только о воде.

Она не могла заставить себя заснуть. Надоедливая пичуга продолжала настырно кого-то звать. Не раз Кэлен ловила себя на том, что шепотом отвечает «иду-иду». Она вслух обругала Ричарда. Закрыв глаза, Кэлен попыталась забыть о мучившей ее жажде, о птице и уснуть. Но глаза настойчиво раскрывались.

Кэлен приподняла на груди ночную рубашку, чтобы немного охладиться, и поймала себя на том, что глаз не сводит с воды на подоконнике. Чашка стояла вне досягаемости, в другом конце комнаты. Комната была не очень большой, но ходить-то Кэлен не могла, и Ричард отлично это знал. Она подумала, что, если сядет и переползет в изножье кровати, то сможет дотянуться до чашки.