Золотой лев - Уилбур Смит
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Потом Петт увел Хэла в темноту, и он не мог видеть его глаз. Внезапно Хэл осознал, что тело Аболи лежит между его правой рукой и шпагой. Он вспомнил, с какой ловкостью Петт занял свою позицию, освободив руку с мечом. Кроме того, что Петт не носил меча, значит, в его распоряжении должно было быть что-то еще, скрытое оружие.
С каждым шагом, который они делали в глубине переулка, свет становился все более тусклым. Я ничего не вижу! - Подумал Хэл. А если я ничего не вижу …
И вдруг где-то над ними распахнулась ставня. В свете, льющемся из открытого окна ровно настолько, чтобы вонючее содержимое спального ведра разлетелось в ночи, Хэл взглянул на Петта.
И тут он все понял.
Хэл отреагировал мгновенно, со скоростью, не скованной сознательным принятием решений, действуя исключительно на инстинктах воина, когда он толкнул Аболи в спину, повернув его в том же направлении, что и Петта, так что инерция последнего еще больше возросла, и он был отброшен с линии атаки в дальний конец переулка. В тот же миг Хэл перекинул правую ногу через лодыжки Аболи, подставив ему подножку. Словно высокая срубленная сосна, Аболи рухнул на землю, приземлившись прямо на Петта и прижав его к пыльной, покрытой грязью земле. На секунду Хэлу показалось, что он бросил своего друга на клинок Петта, но затем, даже в почти полной темноте, он увидел руки Петта, раскинутые по обе стороны от тела Аболи, и тусклый голубой блеск его клинка, лежащего вне досягаемости его отчаянной попытки схватить его. Хэл отшвырнул нож, а Аболи, чей разум постепенно возвращался к нему, схватил Петта за запястья и сделал их совершенно неподвижными. Теперь Хэл снова услышал щелкающий звук языка лесов, и на этот раз слова были ясны: "Убей его, Гандвэйн.’
Пэтт был совершенно беззащитен. Были противники, с которыми можно было обращаться как с честными людьми, к которым было не только милосердно, но и мудро проявлять милосердие, но Хэл слишком хорошо знал, что Пэтт не был одним из них. Он вытащил из ножен шпагу Нептуна.
Хэл скорее почувствовал, чем увидел, как Петт смотрит на него своими холодными бесчувственными глазами. Он знал, что никакой мольбы о помиловании не последует, только одно бесстрастное: - "Будь ты проклят, Генри Кортни. Ты и все твое потомство.’
Затем Хэл взял свою шпагу обеими руками, держа ее так, чтобы она была направлена прямо вниз, и со всей силой своей спины и плеч вонзил его в обнаженное горло Петта так, что закаленная толедская сталь не только перерезала ему горло, но и, найдя стык между позвонками, перерезала его позвоночник, мгновенно убив его.
Хэл огляделся по сторонам. Переулок был так же пуст, как и всегда. Оконные ставни над ним снова плотно закрылись. Никто ничего не слышал и не видел, и есть все шансы, что тело будет лежать незамеченным до утра. Аболи осторожно поднялся на ноги, словно не вполне доверяя своей способности стоять прямо без посторонней помощи. Но Хэл не мог терять времени даром. Он посмотрел на своего друга и сказал: "Юдифь!’ А потом он пустился бежать.
***
-«Поднимайтесь, госпожа. Ты должна проснуться! - Юдифь проснулась, услышав, как Мосси умоляет ее, стараясь говорить тихо, но не в силах сдержать панику. - Джинн приближается! Что же нам теперь делать?»
Юдифь сморгнула остатки сна с глаз. На мгновение ей показалось, что мальчику приснился кошмар, потому что в этом мире не было ни джиннов, ни злых духов. И именно это колебание подействовало на нее. Потому что, когда дверь в спальню распахнулась, она все еще была в постели. Хотя она все еще могла повернуться и схватить меч Каскары, который положила под подушки, она все еще лежала под простыней, и к тому времени, когда она вскочила на ноги, в комнате было пять вооруженных мужчин, все с обнаженными мечами, направленными прямо на нее.
А потом был еще и шестой, и теперь, глядя на гротескную кожаную голову, еще более кошмарную из-за теней, отбрасываемых серебристым лунным светом, мерцающим в окне, она поняла, что Мосси говорил чистую правду, ибо если когда-либо на этой земле и существовало воплощение зла, то это именно оно. Мимолетная мысль промелькнула у нее в голове - Где же Мосси? Куда же он пошел? Но она боролась, чтобы подавить ее, потому что ее единственная надежда выжить заключалась в том, что никто из этих захватчиков не должен знать о его присутствии.
Человек в маске заговорил голосом, который скрипел, как ржавый меч, вынимаемый из сухих костяных ножен. - ‘Не пытайтесь сражаться, генерал Назет.- Это звание было подчеркнуто с безграничным презрением. ‘Ты умрешь, если сделаешь это. Да, ты и ребенок в твоем животе тоже.’
Она знала, что он прав. Она уже привыкла защищаться по-мужски, но теперь более глубокая интуиция подсказывала ей, что ей придется сопротивляться так, как это всегда делали женщины, - не бороться, а терпеть. Ибо мужчинам приходилось беспокоиться только о себе. Но мать всегда должна жить ради своего ребенка, гораздо больше, чем ради себя самой.
Она положила меч и встала с кровати. На ней не было ничего, кроме ночной рубашки из такого тонкого льна, что она казалась почти прозрачной. - Можно мне надеть платье?- спросила она.
‘Нет, ты не можешь, - сказал человек в маске и навис над ней, наклоняя голову то в одну сторону, то в другую, так что он мог тщательно рассмотреть ее через отверстие своего единственного глаза. В этом длинном клюве, торчащем, как сердитый заостренный фаллос, было что-то отвратительно наводящее на размышления, и Юдифи страстно захотелось, чтобы доспехи защитили ее от его голодного взгляда и от взглядов его людей. Она чувствовала себя совершенно беззащитной, уязвимой, мягкой и слабой, и она, которая вела армии, убивала людей в рукопашной схватке и топтала тела своих побежденных врагов, теперь чувствовала непреодолимое желание заплакать.
Нет, клянусь Богом, я не доставлю им такого удовольствия! Юдифь задумалась и заставила себя выпрямиться и посмотреть прямо на этого злобного человека-птицу.
‘Ты еще не узнала меня, а? - спросил ее голос. - ‘Ох, а почему бы и нет? В конце концов, я мертв. Ты
