Плавающий остров (Научно-фантастическая повесть) - Сергей Жемайтис

20. VIII

Джим Тэрбер вчера шепнул мне, для чего желтая кнопка. Простодушный парень этот Тэрбер. Все с первого дня знали, для чего эта кнопка. Как он догадался? «Ты скажи, для чего красная?» — спросил я. Действительно, над этим стоит подумать. Хотя нам платят деньги за то, что мы не думаем…»

— Что это за желтая кнопка? — спросил Петя Самойлов. — Вы не заметили ее там?

— Я ее нажал, — сказал Костя.

— Он пошутил, — успокоил я изменившихся в лице Петю и Ки. — Кнопка под колпаком, и до нее добраться без ключа…

— Кнопки две, — перебил Костя. — Один ключ мы нашли. Я захватил его. Вот он. Вторую кнопку давно нажали, и ничего.

Мы стали рассматривать ключ.

— Это хорошо, — сказал Ки, — что он у нас.

— Поэтому я и взял его.

Петя встал, и мы, так же как в подземелье, не произнеся ни одного слова, вышли из дома и побежали к лагуне, пробираясь сквозь заросли кустарника, мимо ржавых роботов, сопровождаемые криками попугаев.

Петя Самойлов сделал круг над атоллом и остановил машину на высоте трех тысяч метров. «Колымага» нуждалась в очередном ремонте, и Петя с Ки прилетели за нами на большом геликоптере с отдельной кабиной для дельфинов. От Протея и. Тави нас отделяла стена из органического стекла. Дельфины неподвижно стояли в прозрачной воде, с любопытством наблюдая за нами.

Петя Самойлов сидел в кресле пилота, мы втроем — возле окон, смотрели вниз, где среди белой ленты прибоя виднелось голубое пятнышко.

Костя повернулся от окна:

— Мне кажется, что этот остров с роботами вот-вот взлетит на воздух.

— Если он взлетит сейчас, то и нам будет нехорошо, — сказал Петя. — Учти, что там, кроме заряда взрывчатки, еще и атомная станция. Да нет, не взлетит, если только какой-нибудь робот не нажмет красную кнопку.

Петя изменил угол винтов, и белая полоса внизу медленно поплыла от нас. Скоро сверкающее пятнышко совсем затерялось в пене прибоя, что довольно сильно подняло наше настроение.

Костя взял с пола стеклянную банку, захваченную с ракеты («Мустанг» навсегда остался в круглой лагуне), в банке копошилось с десяток пауков.

— Вот этот, в красную полоску, приведет в восторг тетушку Лию.

— Да, интересный экземпляр, — подтвердил Петя. Ки, сосредоточенно молчавший, вздрогнул, обвел нас взглядом и покачал головой:

— Ужасный! Что вы нашли в нем интересного?

— Ты об этом, в полоску? — с недоумением спросил Костя.

— Ах, вы вот о чем… Я думаю о другом. Такие убивали и моих предков. Страшный и несчастный человек.

ЦЕЛЬ ЖИЗНИ

Сверхновая звезда все еще не показывала свой таинственный лик. Но Биата была неправа, когда говорила, что Земля благодушествует, ведет беспечную жизнь, не желая противодействовать надвигающейся опасности, не понимая всей серьезности положения. Скорее появление Сверхновой оттеснило все повседневные заботы. Ученые всех континентов соединенными усилиями решали одну задачу: насколько вредны ее излучения, и занимались изысканием способов защиты от них. Пригодился опыт, полученный человечеством в пору разобщенного мира, когда взрывы ядерных бомб заражали атмосферу, воду, землю радиоактивными осадками. В массовых масштабах начали производиться лекарства, предохраняющие клетки организма человека и животных от мутаций и злокачественных перерождений. Строились убежища. Началась массовая эвакуация детей из Северного полушария, где радиация Сверхновой сказывалась особенно сильно. Ускоренными темпами строился глубоководный флот.

Уныния не было. Человечество дружно отражало атаку космоса.

Я с интересом смотрел и слушал хронику за последние дни. Черный Джек на целое столетие отбросил нас назад, и мы с Костей забыли, в какое время живем. Рядом со мной сидел Павел Мефодьевич и тоже с видимым интересом смотрел на экран. Когда «Тема Звезды» исчерпалась и стали показывать «Археологический журнал», он сказал:

— Занятые семейными делами, мы забыли, что наша матушка-Земля окружена пустыней, населенной джиннами, до поры до времени сидящими в кувшинах. И вот один из таких джиннов очутился на свободе, он дыхнул на нас и скоро покажется сам во всей своей красе.

В открытые окна вливался прохладный ночной воздух вместе с вечным шумом волн. В дальнем конце щелкали бильярдные шары и доносился зычный голос Кости: он выигрывал и давал иронические советы своему партнеру. Као Ки импровизировал на рояле. У него было очень мягкое туше. Он аккомпанировал голосу океана, вплетая в его музыкальную ткань певучие напевы своей родины. Чаури Сингх и Жак Лагранж играли в шахматы. Павел Мефодьевич, Петя и я сидели в бамбуковых креслах перед окном во всю стену, брызги от волн струйками стекали по стеклу.

Робот принес нарзан со льдом для Павла Мефодьевича и нам с Петей по коктейлю.

К нам подошел запыхавшийся Костя:

— Вот где вы устроились. Недурно! Славный ветерок! О! У вас что-то вроде коктейля! — Он взял мой стакан, подмигнул и, выпив, причмокнул. — На самом деле коктейль.

Плюхнувшись в кресло рядом со мной, он стал рассказывать о своей партии в бильярд:

— Выиграл. Три рядовых, третья сухая! А кто-то мне говорил, что Нильсен неплохой игрок.

Академик с улыбкой слушал Костю.

— Бильярд — игра королей, — сказал он. — Кажется, при Людовике Четырнадцатом, чтобы приобрести бильярд, надо было испрашивать разрешение у самого короля. Игра была привилегией аристократов.

Я видел его профиль, и опять он показался мне таким древним, что мог бы видеть самого Людовика XIV. Нарзан он не стал пить, а пододвинул Косте, и тот с благодарностью осушил высокий, узкий стакан из алмазного стекла.

Я невольно подумал: «Кожа его напоминает пластик для консервации биологических препаратов. Что за прибор работает в нем? Как вздрагивает его рука!»

Костя шепнул:

— Я же говорил тебе… Смотри, выключился.

Павел Мефодьевич сидел с закрытыми глазами, опустив голову на грудь. Петя шепнул:

— Пошли. Он последние дни почти не спит из-за своих приматов моря.

— Вставая, мы скрипнули креслами.

Академик открыл глаза, вскинул голову:

— Отставить! Садитесь. Я уже выспался и, представьте, видел необыкновенно интересный сон. И очень грустный сон. Все они уже ушли… Вы видели у меня фотографию, на ней весь экипаж «Товарища»… Иеремия Варнов — капитан, художник и поэт, Василий Дубов — астронавигатор, он коллекционировал голоса птиц. В самые трудные минуты, когда нас охватывала космическая тоска, он включал свои записи, и тяжесть отчаяния спадала. Николай Савченко — второй пилот. Он любил говорить: «Вот вернусь в Полтаву…» Братья Быстрицкие. Борис — кибернетик, Аркадий — лингвист. Его студенческая работа лежит в основе всей современной космической лингвистики. Он нашел ключ к переводу языка приматов моря. И доктор. Судовой врач Антоша Пилявин. Вам ничего не говорят эти имена. На путях открытий мы помним только первых и последних. С тех пор тысячи побывали в космосе…