Тамерлан - Жан-Поль Ру

Преемственность упрочилась во всех областях знания. Возьмем для примера самаркандскую обсерваторию, от которой сохранились одни величественные руины. Историки науки доказали, что ее прародительницей была обсерватория Марагская, что в Азербайджане (1259), слава о которой гремела в продолжение нескольких столетий и которая, вне всякого сомнения, предоставила Улугбеку, этому гениальному астроному, некоторую часть научного персонала, а также собрала группу единомышленников вокруг пришедшего из Кашана мэтра Казы-заде Руми, известного и под именем Гасана Челеби. Ниже мы увидим, что это же происходило в архитектуре, живописи и керамическом производстве. [212]

Итак, таланты имелись. Для того чтобы они себя проявили полностью, были нужны меценаты и финансовые средства. Соединить и тех и других позволили уже первые Тамерлановы завоевания, и ничего более удачного создать никогда потом не удавалось. Благодаря счастливым историческим обстоятельствам, меценатов оказалось множество, и я с удовлетворением констатирую, что таковыми были многие наследники Тимурова дома. Гром побед, одержанных Великим эмиром, его политические и ратные способности, отсутствовавшие у его потомков, как бы затмевают совершенно очевидное: у Тамерлана действительно имелось все то, из чего рождались «принцы Возрождения», а именно: уважение к писцам и художникам, любовь к строительству и декоративному искусству, знание таких интеллектуальных дисциплин, как история, богословие, а также большой интерес к музыке…

Изящная словесность

Присмотревшись к состоянию литературного процесса, мы обнаруживаем, что он находился в нижней части синусоиды: среди сочинителей, писавших по-тюркски или на фарси, не было никого, которого можно было бы выделить из толпы прозаиков и поэтов. Известно, что диктатура не является тем режимом, который способствует расцвету талантов такого рода. Продолжающие волновать умы и поныне великие историки Рашидаддин и Джувейни к тому времени почили в бозе. Прославившие тимуридский Ренессанс мэтры, а именно Джами, пользовавшийся языком фарси, и Мир Алишер Навои, пользовавшийся также языком тюрки, родились потом: первый в 1414 году, а второй в 1441 году. Однако рифмачей имелось великое множество. Что до Тимура, то он, хоть и предпочитал музе не досаждать, прочитать стихи при случае умел. Из многочисленных менее крупных поэтов, таких, как Сайфаддин Барлас, владевший обоими языками, лишь с большим трудом можно выделить кого-то, имевшего религиозно-мистические претензии. В этом плане некоторой репутацией пользовался при жизни и вплоть до XVI века тюркский поэт, хан-дервиш Кабул-шах. Наиболее плодовитым был Саид Ниматулла (1330–1431) из Алеппо, который, может быть, своей славой более всего обязан основанию мистического ордена, носящего его имя.

Таким образом, жизнь в этой области культуры поддерживалась, но благодаря ренте, получаемой от классического наследия. Наиболее ценимыми по-прежнему были: Фирдоуси (ум. 1020): автор «Шахнаме» («Книги о царях»), великой поэтической эпопеи Ирана, которую любят и ставят рядом с «Илиадой» и «Одиссеей»; Низами, скончавшийся в 1209 году; Аттар и Джалаледдин Руми, почившие соответственно в 1230 и 1273 годах, а также персидский поэт, уроженец Индии, Амир Хосров (1253–1325). Сохранял свою популярность «Калила ва Димна», старинный сборник басен, главным действующим лицом которых является шакал; с санскрита его перевел в VIII веке Ибн аль-Мукаффа. Из всех великих тогда был жив один Хафиз из Шираза; о его популярности в Трансоксиане ничего не известно. [213]

Ремесла

Сегодня мы обладаем весьма ограниченным количеством изделий тимуридских ремесленников. Из этого можно было бы заключить, что объемы кустарного производства были невелики, когда бы письменная информация не указывала на обратное, а качество тех нескольких предметов, что дошли до нас, не свидетельствовало о высоком мастерстве трудолюбивых ремесленников той поры. Никакой медник и никакой столяр не сможет произвести шедевр в обществе, где медницкое и столярное дело не пользуется большим уважением.

Искусство хорасанских металлургов, трудившихся в Нишапуре, Мерве и Герате, обеспечивало иранским литейщикам, работавшим с бронзой, превосходство над всеми мусульманскими странами между первыми веками хиджры и первыми монгольскими набегами, спровоцировавшими бегство мастеров в Ирак, главным образом в Моссул, а также, как выяснилось совсем недавно, в Фарс. От этого превосходства кое-какое наследство сохранилось в Восточном Иране, редким, если не единственным, и важным свидетельством чего является весящий две тонны огромный бронзовый котел, доставленный в Эрмитаж из Самарканда и, возможно, изготовленный по распоряжению Тамерлана. Уникальным его делают не только невиданные размеры, но и простота формы вместе с красотой декора, позволяющие считать его одним из самых красивых предметов, когда-либо отливавшихся в мусульманском мире.

Столяры оставили нам свой шедевр в виде сделанной из орехового дерева и покрытой резьбой двери некрополя Шахи-Зинда, датируемого последними десятилетиями XIV века. Не являясь результатом сложной технологии, когда используются небольшие квадраты, скрепляемые сеткой из багета (так называемая техника «кассетенстиль»), она представляет собой несколько плоскостей, покрытых рельефами редкого изящества, изготовленных согласно канонам двуплоскостной скульптуры. Ее можно назвать одним из лучших произведений иранского прикладного искусства XV века, отдававшего предпочтение изображению цветов, изгибающихся стеблей и всевозможных «травок», в чем легко угадывается влияние искусства народов Дальнего Востока. [214]

Родство изделий второй половины XIV столетия с изделиями XV века принуждает усомниться в верности датировки шелковых и атласных тканей, в грандиозных количествах производившихся в бесчисленных ткацких мастерских тимуридского Ирана, где Язд, несомненно, являлся одним из самых знаменитых центров. Иные исследователи, не колеблясь, утверждают, что некоторые прекрасные творения мусульманских ткачей восходят ко времени царствования Тимура. От заявлений по этому поводу мы воздержимся; однако любовь Великого эмира к роскоши, равно как сделанные доном Рюи Гонзалесом де Клавихо описания облачений с пронизками из золота вельможных дам, царских шатров, покрытых темно-красными полотнищами, украшенными вставками из разноцветного шелка, пышных платьев невест, а также одежды на персонажах миниатюр свидетельствуют в пользу таких утверждений. Посол Кастилии в свою очередь говорит о расстилавшихся на земле коврах. На что они были похожи, мы точно не знаем, но, исходя из известного, можно предположить, что на многих из них имелись так называемые «драконы», весьма стилизованные и зачастую вплетенные в орнамент из ромбов и остроконечных листьев, как правило, считающийся характерным для XV столетия; почти все подобные ковры привозились с Кавказа. Тамерлан мог их добыть во время походов на Грузию и Азербайджан.

Живопись

Из факта создания в Герате Академии книги Шахрухом и его сыном — меценатом Бай Шунгкуром (ум. 1434) явствует, что в начале XV века книга, написанная изящным каллиграфическим почерком, забранная в красивый переплет и иллюстрированная миниатюрами, пользовалась большой любовью. Учреждение подобного заведения, аналог которого не замедлил появиться в Самарканде, предполагало существование передовой технологии, о чем свидетельствует техника изготовления бумаги, переплетов, наличие каллиграфов и живописцев. Производительность академий была высока, и именно их продукция, неизменно высококачественная, многочисленные образцы которой дошли до наших дней (как минимум две дюжины великолепных манускриптов), обеспечила иранскому XV веку славу Возрождения, или Ренессанса. [215]

Своим рождением иранская живопись Тамерлану не обязана. Первая художественная школа появилась в Тебризе между 1330 и 1340 годами, в период владычества монголов. Когда основанная ими династия пала, распались и придворные мастерские, чтобы затем, уже при Джалаиридах, возникнуть в Ширазе, Мараге и Багдаде, где они успешно работали вплоть до воцарения Тимура, как о том свидетельствуют два найденных в Багдаде джалаиридских манускрипта: «Книга о чудесах этого мира», датируемая 1388 годом (хранится в Национальной библиотеке), и «Диван» Хваджи Кирмани, последнюю точку в котором поставил Мир Али Тебризи, а также «Шахнаме» Фирдоуси, в 1370 году иллюстрированная в Стамбуле, и эпические произведения, датируемые 1397 годом, которые поделили между собой British Museum и Chester Beatty Collection. Предположить, что Тамерлан не пригнал в Самарканд живописцев и мастеров книжного дела, невозможно. Увы, из их трудов до нас не дошло ничего, разве что «Калила ва Димна», датируемая 1390 годом.