Главный фигурант - Вячеслав Денисов

Миша-Федул обмяк и продолжил рисовать каракули.

– И не вы, Шустин. Это бедняга Разбоев, который сейчас волею судеб безопасен только потому, что находитя в состоянии растения.

– Спасибо и на том, – осклабился репортер, лицо которого стало неравномерно покрываться бурыми пятнами.

– Но не Разбоев убивал тех шестерых девочек. Однако и он не безгрешен. В ту ночь, когда была убита последняя из шестерых жертв, в Восточном округе была убита еще одна женщина, – вынув из папки примятый лист, на котором виднелась принтерная печать, советник положил его перед собой и, не стесняясь никого, вынул из кармана очки. – Это ориентировка за двадцать третье февраля сего года, я попросил ГУВД прислать мне сводку всех происшествий за те сутки. Женщина была убита зверски. Убита и изнасилована. Именно она и стала жертвой маньяка Разбоева, но случилось это не в Измайловском лесопарке, а в Измайловском парке культуры и отдыха, в трехстах метрах от того места, где была убита последняя из шести девочек.

– Ничего не понимаю, – тихо признался дежурный, потрясенный не меньше остальных.

– Эта женщина не вписывалась в общий рисунок, майор, – улыбнулся Кряжин, – поэтому никто и не привязывал ее к деяниям «московского потрошителя». Ей сорок лет, она замужем, и ей домой по ее мобильному телефону убийца не звонил. Да и характер нанесенных телесных повреждений никак не ограничивался двумя ударами ножа. Единственное, чем она была схожа с девочками, это светлые волосы.

– Почему же он ее убил? – встрял в разговор тот, кого сейчас должны были занимать не мотивы действий Разбоева, а собственная участь – Олюнин. Почувствовав на шее железную хватку капитана, заставившую его согнуться и упереться лбом в собственные письменные показания, Миша-Федул вновь схватил ручку.

– Имя убитой – Моргун Марина Касьяновна. Ее девичья фамилия – Заславская, и ничего особенного, полезного для следствия, в биографии этой женщины нет. За исключением одного факта, проверить который ни сыскная служба, ни следствие не сочли нужным. А ведь именно этот факт расставляет все по своим местам и мгновенно определяет приоритеты. Разве не изменилось бы многое, узнай следователь Вагайцев, что фамилия женщины до второго брака была Разбоева?

В дежурном помещении наступила тишина, лишь Шустин усмехнулся, посмотрел под ноги и покрутил головой, словно досадуя, что ему приходится иметь дело с такими идиотами.

– Шустин, я не собираюсь предъявлять вам обвинение на одних своих догадках. Я собираюсь показать всему миру – чего вы, собственно, и хотели – факты.

Начнем с того, что вся одежда Разбоева на момент задержания была залита кровью. Последнее убийство было совершено в феврале, и следователь обязан был обратить внимание на то, что вся кровь должна была впитываться в одежду жертвы. Раз так, то Разбоев не мог ею испачкаться с ног до головы. А между тем именно в таком виде его застали оперативники МУРа в его квартире.

– Но он ложился на них... – пробормотал майор.

– Он не ложился на них! – воскликнул Кряжин. – Убийца не насиловал жертв. Единственная потерпевшая, которая в момент нападения подверглась насилию, была Разбоева. Сперма в теле первой девушки – не убийцы, а ныне здравствующего ее парня Саши, с коим я имел откровенный разговор. Нападавший очень хотел, чтобы следствие поверило в то, что насилие было, и он добился того. Но ему не удалось заставить поверить в это меня. Двадцать третьего февраля я отказался от идеи поехать на встречу «Динамо» с «Северсталью» только по той причине, что на улице был чудовищный по меркам Москвы мороз. Три недели назад я, проверяя свою память, сделал запрос в Гидрометцентр, и оттуда мне пришел ответ, подтверждающий, что с памятью у меня пока все ладно. В ночь с двадцать второго на двадцать третье февраля был мороз тридцать четыре градуса с ветром двенадцать метров в секунду. Я предлагаю любому из вас вступить в интимные отношения с женщиной на природе в таких условиях. Что скажешь, сержант?

Помощник виновато улыбнулся:

– Я потерплю.

– И будешь прав, – согласился с ним Кряжин. – Маньяки – весьма расчетливые люди. Каждый свой шаг они просчитывают, ориентируясь на возможные проблемы и форсмажорные обстоятельства. Именно по этой причине их так трудно разыскивать. Неужели убийца, зная, чем ему придется жертвовать, пошел бы в лес за женщиной, чтобы изнасиловать? Между тем преступление было доведено до конца, и его последствия ничем не отличались от предыдущих. Для меня это прямо указывает на то, что убийца шел убивать, надеясь на случайную прохожую и то, что в такой мороз не будет свидетелей даже поодаль. Однако на месте все признаки совершенного преступления, при этом следствие утверждает, что изнасилование состоялось в презервативе, как и предыдущие четыре. Ребята, кто-нибудь из вас надевал презерватив при температуре минус тридцать четыре с ветром в двенадцать метров? В лучшем случае уже через минуту вы будете иметь обмороженный член между ног и надутый воздушный шарик в руках.

Олюнин глухо хохотнул, получил затрещину от капитана и снова вернулся к письменным объяснениям.

– Таким образом, для меня очевидно главное. Убийца хотел, чтобы все признали изнасилование, хотя ему было нужно только убийство. Это не вписывается в линию поведения маниакально озабоченных лиц – такие действия направлены на понуждение следствия переквалифицировать состав преступления. Маньяку это не нужно. Он мстит цивилизации за собственную неполноценность, нанося обществу еще больший ущерб, чем оно причинило ему. Значит, убийца – НЕ МАНЬЯК.

Последние слова Кряжин произнес особенно рельефно, выделил голосом.

– Вы большой узкий специалист по фог’мированию у людей устойчивого необоснованного подозг’ения, – заметил, разглаживая на брюках складку, Шустин. – Но не идиот ли вы в широком смысле слова?

– Подменяете аргументы, Шустин, – усмехнулся советник. – С формальной логикой у вас действительно полный порядок. Я на самом деле формирую у людей подозрение. Но делаю это для того, чтобы оно переросло у них в уверенность, и делаю это в самом широком смысле этого слова. Попробую это доказать.

Кряжин выудил из папки несколько листов бумаги и разложил их перед собой.

– Давайте вспомним хронологию телефонных переговоров убийцы с матерями жертв. Для пущей уверенности я отксерокопировал их в нескольких экземплярах. Вы знаете такой метод работы, Шустин? Вряд ли. Так я расскажу вам о нем. Если не можете найти в документе истину, о существовании которой подозреваете, сделайте несколько копий и положите рядом. Я называю это методом «ассоциативного сравнительного анализа». Коль скоро у меня несколько распечаток, то я предлагаю каждому по одной. Кто хочет – подходите...

Такое в дежурной части этого райотдела происходило впервые, поэтому быть участниками странного следственного эксперимента Кряжина вызвались майор-дежурный и его помощник.

– Хотели аудитории? – спросил Кряжин у Шустина. – Получите ее, – и развернулся к милиционерам. – Текста мало, поэтому взгляните на него, сравните каждый разговор и ответьте на простой вопрос: что в речах убийцы вам кажется странным?

– Он ненавидит женщин, – поджав губы, словно сожалея о глупости абонента, сказал помощник.

– И одна из них испортила ему всю жизнь, – добавил майор. – Да только таких пол-Москвы, наверное.

– Это все? – ничуть не удивляясь, поинтересовался советник.

Милиционеры пожали плечами. Диалоги действительно коротки. Много одинаковых вопросов, на которые следуют одинаковые по содержанию ответы.

– Тогда я обращу ваше внимание на одну интересную деталь, – он расправил плечи, бросив пронзительный взгляд в сторону Шустина. Тот сидел молча, и по поведению его следовало понять, что речь идет вовсе не о нем. – Может ли такое быть, чтобы ни в одном из разговоров убийца не использовал слова, имеющие букву «р»?

Майор посмотрел на свой текст, сдвинул брови и тут же направился к сержанту для сверки текста.

– Вот это я и называю методом «ассоциативного сравнительного анализа», – улыбнулся советник. – Нигде, ни в одной фразе преступник не произнес букву «р». Взгляните внимательнее:

«– Тимур? – Не он», – убийца имя не повторяет, он использует подходящие слова. «Но он мне обязан за то, что эта сучка Жанна никогда не похитит его юность», – и ни одной буквы «р».

«– А кто это? – Тот, кому мужчина вашей Инги останется должным на всю жизнь», – и снова обошлось без тяжелой для убийцы буквы.

«– Алена, твои ночные вылазки без предупреждения становятся невыносимы!» – «Я не Алена. Я спаситель того, кто хотел связать с ней свою жизнь», – и преступник вновь использует всего тридцать звучащих в русском языке букв вместо тридцати одной.

И наконец последний разговор:

«– Не надейся, что на этот раз отец ничего не узнает! Завтра он придет с работы и узнает, как его дочь проживает дни подготовки к экзаменам! Ты слышишь меня? Ты слышишь?! Сабрина, твои детские выходки совершенно неуместны», – возмущается мать.