Берия. Лучший менеджер XX века. - Сергей Кремлёв
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
В действительности же Следственной части НКВД при Ежове не было! Она была создана (вначале во главе с Богданом Кобуловым) уже наркомом Берией, и это его нововведение 12 декабря 1938 года санкционировал сам Сталин. И вот как оценивает новшество Берии член Общества изучения истории отечественных спецслужб профессор Владимир Константинович Виноградов: «Это был первый шаг за многие годы существования советских спецслужб, когда функции розыска и следствия были разделены в интересах их квалифицированного ведения».
Сей казус, уважаемый читатель, типичен! Берии как прегрешение приписывают то, что на деле является его заслугой. В том числе — и заслугой перед не попранной беззаконием справедливостью.
Хотя уж, справедливости ради, сообщу, что впервые этот вопрос перед Сталиным поставил действительно Ежов. В апреле 1937 года он написал Сталину письмо, где в конце были и такие строки:
«Следователь, принимая от любого оперативного отдела ГУГБ для реализации агентурное дело, будет требовать достаточно веских и законных оснований для ареста, и добиваться того, чтобы передаваемое ему агентурное дело было бы в достаточной мере доработано и документировано».
Нет, и из Ежова — при внимательном рассмотрении — «кровожадного палача» не получается.
ПАВЕЛ Судоплатов в своих мемуарах (а возможно, политкорректировщики его мемуаров) частенько злоупотребляет прямой речью, в том числе и вкладывая ее в уста Берии. За редкими исключениями я в аутентичность прямой речи в мемуарах не верю вообще, а в случаях, касающихся Берии, — тем более. Но то, как Берия реагировал 'на одну из ситуаций в конце 1938 года, Судоплатов передал, думаю, верно — и текстуально, и по духу.
В 4 часа утра накануне октябрьских торжеств его разбудил звонок начальника секретариата Иностранного отдела Козлова, который сообщил о срочном вызове на Лубянку и об аресте начальника ИНО Пассова.
Встретив Судоплатова, Козлов провел его к Меркулову, тогда заместителю начальника ГУГБ, а тот направился вместе с Павлом Анатольевичем к Берии.
Нарком официальным тоном сообщил, что Пассов и Шпигельглас арестованы за обман партии и что Судоплатову надлежит немедленно приступить к исполнению обязанностей начальника ИНО. Судоплатов, возможно с недосыпа, возразил, что он, мол, не может войти в кабинет Пас сова, поскольку тот опечатан.
Ответ Берии был коротким, конкретным, внятным и блестящим: «Снимите печати немедленно, а на будущее запомните: не морочьте мне голову такой ерундой. Вы не школьник, чтобы задавать детские вопросы».
Три фразы — всего-то!
Но Берия сразу:
а) дает Судоплатову понять, что он теперь — лицо, облеченное не только высокой ответственностью, но и немалыми правами;
б) определяет стиль и суть их будущих взаимоотношений: не мелочиться, а брать сразу быка за рога;
в) призывает подчиненного не бояться ответственности — мол, если ты тут пасуешь перед печатями на дверях кабинета уже не Пассова, а своего собственного, то как же ты, братец, будешь серьезные дела решать?
г) еще и выволочку подчиненному делает, но так стремительно, без ругани и без унижения, что тому остается только окончательно проснуться и в полную силу немедленно включаться в работу.
Это и есть тот высший класс компетентного управления, который Берия демонстрировал везде и всегда. И я сразу же приведу еще одну историю, относящуюся уже к 1940 году и рассказанную опять-таки Судоплатовым. Для тех, кто искренне верит в образ Берии — «монстра» и «вурдалака», она может показаться невероятной, но произошла на самом деле.
Дело было так…
В конце июня 1940 года к СССР была присоединена Северная Буковина, и Судоплатов (естественно, с санкции Берии) направил в Черновцы группу капитана ГБ Адамовича, куда входил, между прочим, и Вильям Фишер, ставший много позднее знаменитым под именем Рудольфа Абеля. Фишера увольняли (всего лишь увольняли!) из НКВД за связь с невозвращенцем Орловым-Фельдбингом, но после проверки Берия вновь принял его в кадры.
Адамович должен был провести инструктаж четырех агентов, направляемых за кордон, а Фишер — обучить их основам радиосвязи. У Адамовича был и комплект фотографий сотрудников разведки, действовавших в Варшаве, Данциге, Берлине и Кракове под прикрытием дипломатических структур, торгпредств, журналистской работы, с которыми агенты должны были войти контакт. И вдруг после прибытия на место Адамович исчез, о чем узнал нарком внутренних дел УССР Иван Серов. Он тут же доложил о ЧП Хрущеву, не информировав Берию.
И вот Судоплатов в кабинете Берии, разъяренного тем, что Судоплатов не отследил ситуацию с Адамовичем. Раздается звонок по ВЧ — из Киева звонит Хрущев. И Судоплатов имеет возможность слышать, как украинский первый секретарь начинает попрекать Берию за вмешательство-де в работу украинского НКВД, во-первых, и за посылку на Украину «изменника» Адамовича, во-вторых. «По данным» Хрущева, он уже «перебежал к немцам».
В ответ на ругань Хрущева Берия мягко и вежливо отвечает, что рядом стоит майор ГБ Судоплатов, заместитель начальника разведки, и он все может объяснить. После этого передает трубку Судоплатову.
Хрущев, недослушав разъяснений насчет того, что Адамович-де компетентный работник, хорошо знающий Польшу, грубо обрывает Судоплатова и заявляет, что сломает ему карьеру, если он будет упорствовать и «покрывать бандитов и негодяев». А потом бросает трубку. Это — любимый демократами автор будущей гнилой «оттепели».
Нелюбимый же ими «палач» Берия сухо и официально дает Судоплатову два дня на розыски Адамовича, предупреждая: «В случае невыполнения указания члена Политбюро вы будете нести всю ответственность…»
Начинается горячка чрезвычайного розыска, но и через два дня — пусто. И тут Судоплатов сделал то, с чего, пожалуй, надо было начать, — позвонил Адамовичу на дом, жене… И жена, польщенная вниманием начальства мужа, поблагодарила за заботу и сообщила, что мужу уже легче… Он лежит дома два дня с сотрясением мозга, и к нему, спасибо, приезжали из поликлиники НКВД.
Итак, оказалось, что Адамович…
Нет, уважаемый читатель, я так просто не могу… Я прежде воспользуюсь советом инопланетянина-голована Щекна из романа Стругацких и попрошу: «Читай внимательно, понимай правильно, запоминай надолго»…
Оказалось, что Адамович… напился в вокзальном ресторане в Черновцах, ввязался в пьяную драку в туалете, получил сильнейший удар по голове, потерял конверт с фотографиями агентов (его потом обнаружили на вокзале сотрудники местного НКВД), сумел сесть в московский поезд и укатил домой, никому не сообщив о случившемся.
И вот Судоплатов опять в кабинете шефа.
«Докладывая Берии, — вспоминал он, — как обычно в конце дня, я сообщил, что Адамович… в Москве.
— Под арестом? — спросил Берия.
— Нет, — ответил я и начал объяснять ситуацию.
Мы были в кабинете одни. Он грубо оборвал меня, употребляя слова, которых я никак не ожидал услышать от члена Политбюро (Берия вообще-то был тогда еще кандидатом в члены. — С.К.). Разъяренный, он описывал круги по своему огромному кабинету, выкрикивая ругательства в адрес меня и Адамовича, называя нас болванами, безответственными молокососами (а как их еще называть? — С.К.), компрометирующими НКВД в глазах партийного руководства.
— Почему вы молчите? — уставился он на меня, неожиданно прервав свою тираду.
Я ответил, что у меня страшная головная боль…»
В «демократическом» киносценарии о Берии после такого ответа Судоплатова должна была бы следовать примерно следующая реплика Берии:
— Ах, у тебя голова болит? Да я тебе сейчас ее оторву вместе с х…, в окно выброшу и в лагерную пыль сотру…
В жизни же все было иначе:
«— Тогда немедленно, сейчас же, — бросил Берия, — отправляйтесь домой…
На следующее утро позвонил секретарь Берии. Он был предельно краток и деловит — нарком приказал оставаться дома три дня и лечиться, добавив, что хозяин посылает мне лимоны, полученные из Грузии».
Это, уважаемый читатель, не случайное барское благоволение, а норма — для Берии. Через много лет, стоя уже во главе урановой проблемы, на просьбе ведущих теоретиков проекта Юлия Харитона и Якова Зельдовича об отпуске он, дополнительно к разрешающей визе, дает указание о том, чтобы их еще и хорошенько подлечили.
А Адамович? Его просто выгнали из органов, сплавив куда-то в наркомат иностранных дел. Судоплатов как-то столкнулся с ним в начале 50-х на театральной премьере в Москве.
Берия был непримирим к врагам. Адамович же оказался просто прохвостом, и Берия от него всего лишь избавился. Это ведь был не Хрущев с его склонностью к самодурственной жестокости, настаивавший на расстрелах и тогда, когда Берия видел возможность смягчения приговора.
