Алиенора Аквитанская - Режин Перну

Тем временем до Алиеноры дошло прямое известие от ее сына — письмо, датированное 19 апреля 1193 г., было передано ей через Гильома Лоншана: «Знайте, — писал король, — что после отъезда Губерта, епископа Солсберийского, и Гильома де Сент-Мер-Эглиз, нашего писца, нас посетил наш дражайший канцлер, Гильом, епископ Илийский; после встречи с императором он так расстарался, что из замка Трифельс, где мы находились в заточении, мы отправились к императору в Гагенау и были приняты с почетом самим императором и его двором…» И дальше Ричард прибавлял, что отныне у него появилась надежда: его освободят в обмен на выкуп. Он просил собрать деньги и приготовить заложников, уточняя, «что собранные деньги должны быть переданы моей матери, а ею — тому, кого она выберет».

Алиенора поспешила собрать средства; впрочем, существующий обычай позволял ей это сделать: всякий оказавшийся в плену сеньор мог рассчитывать на то, что его вассалы согласятся заплатить за него выкуп. Выкуп был тяжелым: от каждого свободного человека требовали, чтобы он отдал четверть своего годового дохода. Церкви расставались со своими сокровищами, цистерцианские монастыри, у которых не было золота и серебра, отдали всю шерсть, состриженную за год с их овец. Сумма, которую потребовали за освобождение Ричарда, и в самом деле была огромной. После долгих переговоров остановились на сумме в 150 тысяч марок серебра. 100 тысяч надо было заплатить за то, чтобы пленного короля освободили; оставшиеся 50 тысяч должны были быть выплачены позже, но взамен этого император должен был получить две сотни заложников. Вот все это вместе и составляло 150 000 марок кельнского серебра, а это в те времена было равно приблизительно 34 тысячам килограммов чистого серебра.

Таковы были условия, которые заключала в себе золотая булла, полученная Гильомом Лоншаном из рук императора и представленная между 1 и 5 сентября совету, созванному Алие-норой в Сент-Олбансе. Алиенора назначила ответственных за сбор требуемой суммы: ими стали Губерт Вальтер, только что назначенный архиепископом Кентерберийским, — и к концу года королева сделает его верховным юстициарием Англии, — Ричард, епископ Лондонский, два сеньора — Гильом, граф Арундел, и Амелен, граф Варенн; наконец, простой горожанин, Генрих Фиц-Эйлвин, ставший мэром Лондона, как только город, два года тому назад, после волнений, вызванных смещением Гильома Лоншана, был объявлен коммуной. Примечательный выбор: Алиенора внимательно следила за ростом буржуазии и стремилась объединить все жизненные силы королевства ради освобождения своего сына.

С тех пор в крипту собора святого Павла под бдительным оком Алиеноры и ее уполномоченных стали стекаться мешки золота и серебра, драгоценные сосуды. И все же до освобождения Ричарда было еще далеко. Посланцы императора появились в Лондоне только в октябре, и лишь для того, чтобы проверить вес и качество серебра, собранного для выкупа. Им постарались угодить как можно лучше, осыпали их подарками: как было принято в ту эпоху, гонцам дарили серебряную посуду, богатые одежды, меха. Ричард, который отныне пребывал на берегах Рейна, в Шпейере или Вормсе, настаивал на том, чтобы Алиенора лично сопровождала драгоценную посылку, и вскоре под руководством того самого человека, который несколькими годами раньше привел в Святую Землю королевский флот, — этого человека звали Ален Перевозчик, — суда были собраны в Ипсвиче, Данвиче и Оксфорде и надежно оснащены, так, чтобы могли противостоять и зимним бурям и всегда возможным неожиданным нападениям: подобный караван был просто создан для того, чтобы возбудить алчность пиратов, не говоря уж о короле Франции, вдоль берегов которой корабли должны были двигаться.

Алиенора вышла в море в декабре в сопровождении внушительной свиты; заботу о королевстве она доверила Губерту Вальтеру, который к этому времени успел стать архиепископом Кентерберийским; архиепископ Руанский, Готье Кутанский, сопровождал ее вместе с несколькими преданными ей людьми, — среди прочих там был Сальдебрей, которого Ричард должен был как можно скорее направить в Святую Землю, чтобы тот поддержал его племянника, Генриха Шампанского; были там и несколько пуатвинцев: Берле де Монтрей, виконт де Туар, Эмери, Гуго Черный де Лузиньян, а также верный Бодуэн де Бетюн, разделивший с королем превратности обратного пути и, как говорили, первым из всех баронов поспешивший отдать свое имущество, чтобы помочь собрать выкуп, а перед тем рисковавший ради короля собственной жизнью. Наконец, среди них можно было увидеть и Гильома Лоншана, епископа Илийского.

Праздник Богоявления 1194 г. Алиенора и ее свита встретили в Кельне, где их принял архиепископ Адольф Альтенский. Но надежды королевы увидеть сына не сбылись. Его освобождение, поначалу назначенное на 17 января, было отложено. Казалось, императору не очень хочется встречаться с Алиенорой, и ходили странные слухи: будто бы Филипп и Иоанн Безземельный пытались навязать ему свою волю, предлагая ему сумму еще больше той, чем привезла с собой английская королева. Можно себе представить, чем были эти дни ожидания, с нависшей над ними угрозой постыдного торга, для этой семидесятидвухлетней женщины, которой перед тем пришлось пережить такие тяжкие годы и только что совершившей зимний переход по морю.

Наконец, 2 февраля 1194 г., — в праздник Сретения, когда в церквях зажигались тысячи свечей, напоминая о том, как Симеон славословил и приветствовал свет, явившийся среди людей, — в Майнце была собрана большая ассамблея, во время которой, по словам одного из летописцев, Гервасия Кентерберийского, Ричарда «вернули его матери и свободе». Эта ассамблея состоялась под покровительством майнцкого архиепископа, Конрада Виттельсбаха, которому Петр Блуаский, знавший его лично, отправил два настойчивых послания. Рядом с императором, Генрихом VI, находился герцог Леопольд Австрийский, и освобождение их пленника принимало вид договора о союзе, закрепленном, как и всегда в те времена, браками между членами этих некогда враждовавших семей. Император Генрих VI, который любил тешить себя несбыточными мечтами и воображал себя новым Карлом Великим, правителем Европы, которая в реальности была ему неподвластна, потребовал от Ричарда, чтобы тот принес ему клятву верности за свое королевство. Летописцы подчеркивают, что английский король согласился на это требование по совету своей матери. Алиенора, чьи суждения неизменно были здравыми и практичными, понимала, что прежде всего надо добиться освобождения сына, а как только он вернется в Англию, эта вассальная зависимость от империи, которая была скорее теоретической, чем реальной, перестанет его тяготить. Итак, Ричард, в знак вассального подчинения, вложил свою кожаную шапку в руки императору, который тотчас ему ее вернул в обмен на обещание ежегодной выплаты в пять тысяч фунтов стерлингов. Король Англии оказался, наконец, на свободе и 4 февраля покинул Майнц. Его поздравляли и приветствовали все правители и прелаты, которые были так или иначе связаны с этими событиями.

Дело в том, что Ричард, пленник, которого больше года перекидывали из одной крепости в другую, из Дюрренштейна в Охзенфурт, из Шпейера в Гагенау, успел приобрести огромную популярность среди немецких князей. Его величественный вид и неизменно прекрасное настроение, которого не могла испортить даже самая унылая крепость, вызывали восхищение. Истинный наследник Гильома Трубадура, Ричард Львиное Сердце в течение всего своего долгого плена не переставал складывать стихи и песни, а его врожденная щедрость и здесь сумела проявиться хотя бы в том, что он угощал тюремщиков вином со своего стола. В конце концов, и отроду данное красноречие ему пригодилось: он сумел помирить с императором своего зятя Генриха Льва, а заодно и разрушить коалицию, которую противопоставили Генриху IV наиболее могущественные вассалы императора, в том числе — прелаты Майнца и Кельна, а также герцог Лувенский. Когда он сам выступил защитником собственного дела, с красноречием, заставившим, как говорили, плакать присутствующих, в этот праздник Сретения он, наконец, добился решения императора, который все никак не мог расстаться с драгоценным заложником, — благодаря ему он мог держать в подвешенном состоянии одновременно и короля Франции, и самые судьбы королевства Плантагенетов.

Когда Алиенора с Ричардом после этих тревожных переговоров отплыли по Рейну к морю, их провожали немецкие князья, изо всех сил старавшиеся показать им свои дружеские чувства. В Кельне их великолепно принимал архиепископ, и в соборе, что было тонким проявлением внимания, отслужили мессу в память святого Петра-в-узах: «Теперь я знаю, что Господь послал мне своего ангела и избавил меня от руки Ирода…». В Антверпене герцог Лувенский также приготовил им торжественную встречу. Долгое заточение короля Англии не только не умалило его славы, но едва ли не окружило ореолом мученика, — а кроме того, и в практическом отношении оказалось полезным, ибо позволило Ричарду заключить союзы, которые в один прекрасный день могли оказаться для него выгодными. Один из его племянников, сын Генриха Льва, женился на родственнице императора (дочери рейнского пфальцграфа Конрада Гогенштауфена), а за самого герцога Австрии собирались выдать замуж племянницу Ричарда, старшую дочь Жоффруа и Констанции Бретонской, также носившую имя Алиенора.