Служба внешней разведки - Леонид Млечин

А вот в Москве Примаков столкнулся с непривычной ему практикой делить людей по этническому признаку.

Его друзья не любят говорить на эту тему. Отделываются общими фразами насчет того, что «в нашем кругу его национальность никого не интересовала». В этом никто не сомневается, порядочные люди не могут вести себя иначе. Но Москва не состоит из одних только друзей Евгения Максимовича.

Озабоченные еврейским вопросом не сомневаются в том, что русская фамилия Примакова — не настоящая, а придуманная, что не только его мать, но и отец — евреи. Эта тема заслуживает внимания опять же с одной только точки зрения: в какой степени это обстоятельство повлияло на жизнь Примакова?

Надо исходить из того, что он получил чисто грузинское воспитание. Примаков воспитывался как грузин, и, судя по всему, в юношеские годы ему и в голову не приходило, что он чем-то отличается от окружающих его грузинских ребят.

Когда Примаков приехал в Москву, то он говорил так, как принято произносить слова в Тбилиси, то есть как бы с сильным грузинским акцентом. Потом его речь очистилась, и он стал говорить очень интеллигентно, чисто по-московски. Но его друзья посмеиваются насчет того, что еще и сейчас в минуту крайнего душевного волнения в его словах могут проскользнуть характерные грузинские интонации.

Антисемитизма в Грузии никогда не было. Евреев не отличали от грузин, и многие из них сами себя считали в большей степени грузинами, чем евреями.

От анонимок и чьей-то злобы это не спасало, но Примаков на эти глупости внимания не обращал.

В «Правде» и в Институте мировой экономики и международных отношений Примаков был под надежной защитой академика Николая Николаевича Иноземцева, который, как это свойственно русскому интеллигенту, к антисемитам относился брезгливо и даже с нескрываемым отвращением.

Собственно политическая карьера Примакова началась уже в перестрочные времена, когда пятый пункт анкеты стал терять прежнее значение.

В известных кругах, озабоченных чистотой крови, в его еврейском происхождении никто не сомневается. Но к нему подчеркнуто хорошо относятся даже те, кто не любит евреев.

В подметных листовках Примакова обвиняли в сионизме, когда он был в горбачевском окружении. Когда Примаков стал министром иностранных дел, а затем и премьер-министром, левая оппозиция, вне зависимости от того, что она думает на самом деле, публично высоко оценивала его патриотическую позицию — в противостоянии Соединенным Штатам, в борьбе против расширения НАТО, в критике монетаристов и готовности поддерживать отечественного производителя.

Как выразился в 1998 году один из губернаторов:

— Евгения Максимовича Примакова мы считаем истинным российским патриотом.

Юный Примаков выбрал себе профессию военного моряка.

В пятнадцать лет он в первый раз надолго уехал из дома, отправился в Баку, чтобы стать морским офицером. В 1944 году он был зачислен курсантом Бакинского военно-морского подготовительного училища Наркомата обороны.

Морские подготовительные училища были созданы с той же целью, что и артиллерийские спецшколы — для подготовки старшеклассников к военной службе в Рабоче-крестьянской Красной армии. Это был, так сказать, советский кадетский корпус. Курсанты одолевали учебный курс последних трех классов средней школы — восьмого, девятого и десятого, изучали ряд военных дисциплин и «оморячивались», то есть плавали, осваивали морское дело на Каспийском море.

Моряком Евгений Максимович не стал — в 1946 году его отчислили из училища по состоянию здоровья. Он вернулся в Тбилиси и через два года благополучно закончил школу. Сомнений в дальнейшем пути не было — ехать в Москву и поступать учиться.

Он выбрал Московский институт востоковедения. Надеялся, что именно в этот институт он поступит. Так и получилось. Примаков сдал экзамены и был зачислен. Его определили изучать арабский язык. Это не был тогда самый популярный язык. В первые послевоенные годы Советский Союз еще мало интересовался арабским миром.

Генерал Вадим Кирпиченко вспоминает, что Примаков поставил рекорд по количеству друзей:

— Через несколько недель пребывания в институте его уже знали все, и он знал всех. Быть все время на людях, общаться со всеми, получать удовольствие от общения и не уставать от этого — здесь кроется какая-то загадка. Скорее всего, это врожденное качество, помноженное на кавказское гостеприимство и южный образ жизни…

На фотографиях того времени можно увидеть симпатичного молодого человека с усиками, с горящими глазами — совершеннейшего грузина, хотя грузинской крови в нем нет.

В те далекие времена молодой Примаков, как человек с Кавказа, был вспыльчив и горяч. Он был утонченно внимателен к женщинам и был готов драться, если ему казалось, что кто-то бросил косой взгляд на его женщину.

В 1953 году Примаков закончил институт по специальности «страновед по арабским странам». После института его взяли в аспирантуру экономического факультета МГУ, это большое достижение для провинциального студента. Счастливые аспирантские годы пролетели быстро, но по истечении положенных трех лет диссертацию он не защитил.

Он стал кандидатом экономических наук в тридцать лет, уже работая на радио. Тема его диссертации: «Экспорт капитала в некоторые арабские страны — средство обеспечения монопольно высоких прибылей».

Закончив аспирантуру, в сентябре 1956 года Примаков начал работать в Государственном комитете по телевидению и радиовещанию. Его определили в Главное управление радиовещания на зарубежные страны. Иновещание существует и по сей день, находится в том же здании на Пятницкой улице и называется сейчас «Голос России».

Иновещание было частью советской внешнеполитической пропаганды. Работавшие там журналисты писали комментарии на нужные темы, показывали текст начальству, после чего комментарий переводился на иностранный язык, и дикторы зачитывали его благодарным слушателям в далеких странах.

Работа на иновещании считалась хлебной, но неблагодарной. Там всегда неплохо платили, но журналисты в определенном смысле были лишены плодов своего труда. То, что они писали, нельзя было прочитать или услышать на русском языке. Их творениями наслаждались неведомые люди где-то на другом конце света.

На иновещании начинали очень многие известные журналисты, но со временем они находили себе другую работу. За исключением, пожалуй, одного Валентина Зорина, который стал и доктором наук, и профессором, и известным тележурналистом, оставаясь сотрудником иновещания.

— Евгений Максимович лих-х-хой водитель, — вспоминал Валентин Зорин. — Я, во всяком случае, если оказываюсь с ним в одной машине, то предпочитаю уговорить его, чтобы я сел за баранку, а не он. Словом, проблемы, как съехаться, не было, а потребность в общении была… На футбол вместе ходили.

— Примаков болел за тбилисское «Динамо»?

— Он разрывался между тбилисским «Динамо» и московским «Спартаком»…

Примаков проработал на иновещании почти девять лет и довольно быстро рос в должности, пока не возглавил вещание на страны Арабского Востока. Но внезапно стал неугоден сектору радиовещания отдела пропаганды и агитации ЦК КПСС.

Для начала Примакова сделали невыездным, а потом заставили уйти из Гостелерадио. Формально Примакова не уволили, он ушел сам и даже без выговора. Его просто вызвали и сказали: вам лучше подумать о другом месте.

Примаков остался без работы, это было страшно в те времена. Валентин Зорин позвонил своему однокашнику — Николаю Николаевичу Иноземцеву. Он был тогда заместителем главного редактора газеты «Правда». Зорин сказал:

— У нас есть талантливый парень, остался без работы.

— Приводи, — ответил Иноземцев.

Примаков понравился Иноземцеву.

Иноземцев сразу сказал:

— Я вас беру. Но поскольку вас заставили уйти с радио люди из отдела пропаганды, то сразу принять на работу в «Правду» я не в состоянии. В агитпропе прицепятся и помешают. Вам надо несколько месяцев где-то пересидеть.

— Где?

— В Институте мировой экономики и международных отношений, — придумал Иноземцев. — Вы же кандидат наук. Я позвоню директору — Арзуманяну и договорюсь.

Иноземцев пришел в «Правду» с должности заместителя директора этого института. Но еще не знал, что через несколько лет вернется в институт уже директором, и это будут его звездные годы.

— Все, — твердо сказал Иноземцев, — ты идешь на три месяца научным сотрудником к Арзуманяну. За это время ты перейдешь из ведения агитпропа ЦК в отдел науки, и я беру тебя в «Правду».

Таковы были номенклатурные правила. Взять изгнанного напрямую не рисковал даже заместитель главного редактора «Правды»… Иноземцев сдержал свое слово. В сентябре 1962-го Примакова приняли в Институт мировой экономики и международных отношений на должность старшего научного сотрудника, а уже в декабре оформили в «Правду». И вскоре отправили в первую заграничную командировку.