Серебряный воробей. Лгут тем, кого любят - Тайари Джонс
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Вы обслуживаете без предварительной записи? – спросила Мэри. – Я понимаю, что вы, похоже, собираетесь закрываться, но, может, войдете в мое положение и согласитесь помочь?
Хотя шла лишь середина октября, что-то навеяло маме мысль о Рождестве. Может, дело просто в имени Мэри. В общем, появилось чувство, что Господь хочет, чтобы она приняла эту незнакомку.
– Я неважно себя чувствую, но, возможно, смогу помочь, – ответила мама. – Смотря чего вы хотите.
– Я оставлю хорошие чаевые, – заверила Мэри, усаживаясь в кресло, будто мама уже согласилась. Она вытащила с полдюжины «невидимок» из жиденького пучка и сняла красную резинку, на которой остался клок волос. – Спасибо. Благослови вас Бог.
Мама опустила голову Мэри в чашу для мытья, и волосы легли под кран, прямые и послушные. Вот что бывает, когда больше двадцати лет подряд делаешь жесткое выпрямление – они перестают курчавиться.
– Могу я с вами поговорить откровенно? – спросила Мэри у мамы.
– Конечно, – ответила та. – Здесь никого, кроме нас, нет.
– Я ухожу от мужа, – призналась она. – У нас неравные отношения.
Мэри, как и моя мама, вышла замуж очень рано. Мама ничего не говорила ни за, ни против. Она просто расчесывала наполовину распрямленные волосы, разделяя их на секции и заплетая в косы для просушки.
– В Библии сказано, что супруг должен быть тебе ровней. Что вы оба должны одинаково любить Господа.
Голос женщины был спокойный.
Для октября погода стояла теплая, так что мама приоткрыла дверь, чтобы впустить немного воздуха. Слегка пахло горящими листьями.
– У вас есть дети?
Мэри ответила, что трое, но им будет хорошо с отцом. Она утверждала, что Господь призвал ее соединиться с другим мужчиной. Они будут вместе служить Богу. Над этим мужчиной надо еще немало поработать, немало о нем помолиться, но, главное, в душе его живет Господь. Она чувствовала, как Он сияет сквозь кожу этого человека. Мэри сообщила, что ее новый мужчина – избранник Божий.
– Вы когда-нибудь касались руки по-настоящему праведного человека? Который умеет исцелять наложением рук? Знаете ощущение, будто он сначала опустошает ваше тело, а потом наполняет Духом Божьим?
Мама кивнула, потому что много лет назад знала такого человека, когда была совсем юна и жила в Экланде. Это было вскоре после смерти ее младенца. Мама была растерянна и не знала, что делать дальше. Святым человеком, который коснулся мамы, оказалась маленькая девочка, черная, как чугунная сковородка, с чепчиком медсестры, приколотым к коротким волосам. Мама шла мимо и тащила корзину с грязным бельем, и тут девочка схватила ее за руку. Мама почувствовала, как ее опустошили, а потом снова наполнили. У этой маленькой проповедницы в темной руке была белая Библия в кожаном переплете.
– Помолишься со мной, сестра?
Мама сказала, что у нее нет времени, хотя прикосновение согрело ее.
– Неужели грязные трусы белых важнее твоей души, сестра? Иди ко мне, – позвала девочка. – Встань рядом со мной на колени.
Мама оглянулась через плечо. Они находились прямо перед школой для цветных старшеклассников, где сейчас сидели на уроке Роли и Джеймс. Мама представила, как учительница домоводства выглянет из окна и увидит бывшую ученицу, стоящую на коленях посреди улицы рядом с черной девчушкой-проповедницей, примостив тут же корзину с грязным бельем.
– Я не могу, – сказала мама. – Просто не могу.
Девочка сказала:
– Это гордыня. Дай мне руку, сестра. Гордыня – это бремя. Сбрось его с плеч. Дай мне прикоснуться к твоей душе.
Мама протянула руку с жадным желанием снова ощутить это прикосновение. Малышка сжала ее ладонь.
– Можешь не опускаться на колени. Он дотянется до твоей души, даже если стоишь на ногах.
Мама говорит, ноги ее подкосились сами собой, и она оказалась на коленях посреди улицы. Девочка гладила мамино лицо и говорила об Иисусе, а мама рыдала.
– Попроси Господа не оставить моего малыша, – молила она проповедницу.
– Он и тебя не оставит, – утешала девочка, и с каждым прикосновением крошечных ручек чувствовалось, как душевные раны заживают.
– Да, – ответила мама клиентке по имени Мэри. – Меня коснулась рука истинного проповедника. Один раз в жизни.
– Этот мужчина, – проговорила Мэри, – поет. И неважно что, в нем живет Господь. Люди приходят послушать его и начинают плакать. Они думают, что он мурлычет о любви между мужчиной и женщиной, о земной любви, но на самом деле он дает им почувствовать, что такое Христос. Этот мужчина – чудо Господне. Вместе с ним мы создадим миссию.
Я проснулась на матрасе, потная и ничего не понимающая. Села и позвала маму. Этот зов был похож на испуганный вопрос, словно я проснулась одна посреди ночи.
– Я здесь, детка, – успокоила мама. – Ложись, ладно? – Она объяснила Мэри: – Утром дочь проснулась с температурой. Я давала ей аспирин.
– Еще помогает имбирный эль, – посоветовала Мэри. – Если есть немного свежего имбиря, его надо натереть на терке и добавить в стакан эля. Вкус не понравится, но это поможет.
Я позвала маму, чуть не плача. Она положила расческу с подогревом и подошла ко мне, но не наклонилась, чтобы обнять. Я встала и обхватила ее ноги.
– Мэри, – сказала мама, – вы мне не поможете? Мне недавно делали операцию. Я не могу ее взять на руки.
– А где муж? – спросила Мэри, подходя ко мне.
– Если она не пойдет к вам, не обижайтесь, – предупредила мама. – Иногда она дичится новых людей.
– Я люблю детей, – призналась посетительница. – У меня трое. Две девочки и мальчик. Я по ним скучаю. Но надо делать то, что велел Господь.
Женщина наклонилась, я отпустила мамины колени и протянула руки к незнакомке. Я была крупной для своих лет, но она легко меня подняла.
– У нее небольшая температура, – сказала Мэри.
Мама рассказывала, что Мэри усадила меня на колени и обняла, как младенца, хотя мне было почти пять лет. Я склонила голову ей на грудь, и от моего пота на отвороте розового пиджака появилось темное пятно.
Когда мама закончила выпрямлять волосы Мэри, то пригладила их щеткой из свиной щетины. Тонкие призрачные пряди потрескивали от статического электричества, сами собой поднимаясь и пускаясь в пляс.
– Когда мы вместе, это не просто похоть.
Мэри повернулась на кресле, заглядывая маме в глаза.
Та кивнула:
– Я понимаю.
* * *
Мэри попросила не расчесывать кудряшки, потому что ей еще восемь часов ехать на автобусе в Мемфис, а хотелось, чтобы волосы выглядели свежими по приезде. Потом записала мамин адрес
