Вольные города - Аркадий Крупняков

А народишко в Москву лезет и лезет. Про ков и иных мастеров и не говори—тянутся к УзнеЧ°в. котельщи- тели плотников, каменщиков, землекопов, и кт°Льному граду ар- каждому место.    ^Дому надо жилье,

Глянет коренной московский житель; меж дворами огромный, заросший репейником л Двумя боярскими сплыл. Месяца не прошло: понатыкали на пу ^ЫЛ' ^ыл’ да рок, а то и. просто лачуг — ни пройти, ни проетыРе хором, хиба- А где тесно — там и пожары. Москва и ран*318’ тухами» славилась, а ныне что ни день, то и лі ЬШе <<кРасными пе- ветерок поземный случится — целой слободы К'М 8 не^еси- А если Покойный князь Иван Васильевич тушить ЗК Не бывало, езжал, бывало, чуть не на каждый набатный гПо>КаРы любил, вы- с коня, хватал багор, вставал рядом с мещан.,^ИЗЬ1в- доскакивал таскивать пылающие бревна. Домой возвращаМИ и начинал Рас' прожженным кафтаном, но довольный.            Лся  весь в саже, с

Сын его, Василий Иванович, не в отца. Он загорелось Зарядье, почти рядом с кремлевско°ГНЯ боятся- ВчеРа князь посмотрел на дымный столб с холма в* Стенов- Василий- Старый стремянный сдуру заметил:  ’                                                0звратился домой.

—     А батюшка твой не утерпел бы. Сразу тл,

сился.                                                                   ‘Ушить     огонь бы бро-

—            Государю не о слободских пожарах дуМать хмуро ответил великий КНЯЗЬ и пошел К МОЛОДОЙ Ж ТЬ НаД0^Н0'~ хму- Перед СНОМ ВСПОМНИЛ слова стремянного ЄНЄ В 0П0ЧИВалЬНЮ. «Мне бы усмотреть, как бы во всей державе 'о СКазал ПР° себя: они...»        г°Нь         не запылал, а

—     О чем ты, свет мой,—недоуменно спросил п

—                                                                                           От брата Митьки, из-под Казани, ни слу Соломония- рать всю погубил, либо... Из Польши вести                       ху       Ни духУ-    Либо

король с крымским ханом снюхался: то и           гля     'Є Идут' Польский

ские орды нахлынут. Посол вчера говорил—ДИ’ СН0вао перекоп- Плеттенберг поход на Москву готовит. А наши Ливонскив магистр Не дай бог, растрясет                                их           братец. Хоть бы готГЗТИ               П0Д Казанью,

правно слал.                                                              Дов>     спесивец, ис-

—     Слышала я, что зятька Чуриловского

везли. Говорят,    ранен сильно.                               з-под     Казани при-

Великий князь замер.

—     Это воевода Василько?

—     Он.

—     Сильно ранен?

—     В плечо саблей.

—                                                                                           Собирайся немедля! — Князь натянул     поп

ган.— К Чуриловым поедем!                          "    рты.        взялся за каф-

—     С утра не лучше ли?

—      Я всю ночь тогда не усну.

Через час княжеский возок остановился около Чуриловских ворот.

Василько сидел на кровати, обложен подушками. Он бледен, лежать не дает рана. Рука висит как плеть — саблей пересекли су­хожилье. Около воеводы жена, лекарь, сынишка. Василько, увидев великого князя, попытался было встать, но Василий Иванович за­махал руками — сиди, мол, не шевелись. Спросил лекаря:

—      Говорить ему можно?

—      Язык, слава богу, на месте,— ответил воевода и грустно улыбнулся.

  Рати где? — спросил князь, усаживаясь на стульчик около

кровати.

—      Думаю, к Москве идут. Не ближе чем у Нижнего Новго­рода.

—      Говори самую суть.

—      Прости, государь, но братец твой — воевода никудышный. Татаре обманули его, яко младенца, рать нашу раскидали, поло­вину людей перебили.

—      Дмитрий где?

—      Его не жди. Говорят, в Литву побёг.

—      А Холмский?

  Он ратников раскиданных собирать остался. Половину вой­ска, я думаю, приведет.

Великий князь помрачнел. Он долго молчал, потом спросил:

—      А как ты раньше их успел? Ведь ранен.

—      Добрые люди помогли. С поля боя поднял меня Иван Рун и передал одному черемису. Тот, малость подлечив, лесами на­прямик вывез на реку Оку. А там уж и Москва близко...

—      Черемисы недруги наши. Как это вышло?

—      Не все недруги. Есть, которые Москве радеют,— лоб воево­ды покрылся испариной, говорить ему стало трудно. Князь заме­тил это, сказал:

—      Ну, выздоравливай скорей. Ты мне еще пригодишься.

На другой день к литовским рубежам были посланы гонцы. Дмитрий-князь был пойман и заключен в темницу. Василько Со­кол начал было поправляться, рана зажила, но открылась другая хворь—внутри. Сказалось прежнее тяжелое житье: ордынский плен, турецкий, ватажные мытарства. Стал он сохнуть, хиреть и в день покрова преставился. Хоронили воеводу с почетом, великий князь жене его Ольге обещание дал — за заслуги Сокола не оста­вить ее и детей без своей милости. И слово свое сдержал.

Время — великий лекарь. Казалось, не перенесет Ольга утраты любимого мужа, но прошли дни, недели, месяцы, годы, жизнь сно­ва вошла в свою колею. Женился Васятка, пошли внуки, сначала

родился у него сын. Назвали Александром, через год появилась дочка Ирина. И заботиться есть о ком, есть с кем позабавиться. Да и дом весь на ее плечах. Сын все время около великого князя, постельничему в великих хоромах дел хватает.

А великий князь Василий Иванович годы измен все же пере­жил, из тяжких испытаний вышел с честью. И ему в этом, как и отцу, немало помогла царица крымская Нурсалтан.

Послал великий князь в Бахчисарай боярина своего Василия Морозова. Тот, хоть и претерпел там немало унижений, насилий и бесчестья, однако письмо от Нурсалтан привез. «Великий государь всея Руси, дорогой брат мой,— писала крымская царица,—- докуку твою я всю, как есть, поняла и все, что в моих слабых силах, сде­лаю. Дорогой муж мой Менгли-Гирей умер, тебе об этом ведомо. Сейчас на троне Магмет-Гирей сидит. Он хоть и мой сын, но меня, старую, совсем не слушает, ханство свое ведет плохо, хочет полу­чать от всех поминки — и от круля польского, и от тебя, и даже от Казани. А поминки эти со своими женами пропивает, а князья и царевичи с хатунями водят его, куда хотят. А в Казань к сыну моему и брату твоему Магмет-Аминю я человека своего послала, много слов упрека велела передать. Если он меня тоже не послу­шает, ты с престола его сведи и поставь туда Абдыл-Латифа, он .хоть и здоровьем слаб, но тебе и мне будет послушен...»

И месяца не прошло, как на Москву прискакал гонец из Каза­ни. Хан Магмет-Аминь писал: «Брату моему великому князю мно­го-много поклон. Брат твой, государь Казани, тебе челом бьет и просит сделать мир и дружбу по старине, как было с отцом твоим великим князем Иваном. Мы в прошлую войну много пленных тър'' их взяли, их, замиримся если, то отпустим. Посла твоего Яткэнки- на я уже отпустил, он тебе эту грамоту привез...»

Василий Иванович, не мешкая, отпустил на Казань нового пос­ла, и мир был заключен. Великий князь понял письмо Нурсалтан. Она не зря писала о жадности Магмет-Гирея к подаркам, намекая, что хана пока задобрить надо. Сразу же в Крым было послано полторы тысячи соболей, да две тысячи беличьих шкурок, да три­ста горностаев. Хан сразу присмирел, теперь можно было с Лит­вой дело вершить.

У Сигизмунда — короля к тому времени — войска большого не было, он более всего в планах войны с Москвой надеялся на ли­вонского магистра Плеттенберга да на ганзейские города. Самая сильная рать, на которую Сигизмунд рассчитывал, была под рукой Михаила Глинского. Это был умный и расчетливый воевода, он владел обширными землями и замками, почти половиною государ­ства Литовского. Глинский бывал в Испании, в Италии, долгое время жил при дворе императора Максимилиана и всюду имел много друзей. У бывшего короля он пользовался полным довери-

ем, но со своенравным Сигизмундом ему ладить было трудно. Ва­силий Иванович сумел воспользоваться этим, обещал князю пол­ное свое покровительство, и скоро Глинский дал великому князю слово перейти к нему на службу. К этому времени Василий Ива­нович обещал вернуть ливонскому магистру всех пленных, взятых еще при Иване III, в случае если Ливония заключит с Москвой мир. Кесарь римский Максимилиан послал к Василию Ивановичу своего посла Герберштейна говорить о мире и за себя, и за ливон­ского магистра Плеттенберга.