Тайная жизнь пчел - Сью Кид
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Августа сняла крышку с одного из ульев.
— В этом улье нет матки, — сказала она.
Я уже достаточно времени занималась пчеловодством, чтобы знать, что отсутствие матки было для пчел смертным приговором. Это их совершенно деморализует, и они прекращают всякую работу.
— Что же произошло? — спросила я.
— Я обнаружила это только вчера. Пчелы сидели снаружи на посадочной доске и выглядели ужасно печальными. Когда видишь, что пчелы бездельничают и тоскуют, можно быть уверенной, что их матка мертва. Так что я осмотрела соты, и, как и ожидалось, матки нигде не было. Я не знаю, почему это случилось. Может быть, просто пришло ее время.
— И что же теперь делать?
— Я звонила в «Консультацию по вопросам сельского хозяйства», и они дали мне телефон человека в Гуз-крик, который сказал, что привезет мне сегодня новую матку. Нужно, чтобы в этом улье срочно появилась матка, а то рабочие пчелы начнут сами откладывать яйца, и тут начнется настоящий бардак.
— Я и не знала, что рабочие пчелы могут откладывать яйца, — удивилась я.
Вернув крышку на место. Августа сказала:
— Я хотела показать тебе, как выглядит колония, лишенная матки.
Она откинула сетку со своего лица, а затем откинула и с моего. Она не отводила взгляда, пока я рассматривала золотистые крапинки в ее глазах.
— Помнишь, я рассказывала тебе историю Беатрис, — сказала она, — монашки, сбежавшей из своего монастыря? Помнишь, как Дева Мария осталась там вместо нее?
— Помню. Я тогда поняла, что вы знаете, что я тоже убежала, как и Беатрис. Вы пытались намекнуть мне, что Мария осталась дома вместо меня, пока я не вернусь.
— О нет, я хотела сказать тебе вовсе не это! — воскликнула Августа. — Не ты была той сбежавшей, о которой я думала. Я думала о твоей маме. Я просто пыталась заронить в твою голову зерно некой мысли.
— Какой мысли?
— Что, может быть, Наша Леди могла заменять Дебору и могла быть тебе все это время вроде матери.
Солнце рисовало на траве узоры. Я смотрела на них, стесняясь произносить эти слова:
— Как-то ночью я сказала Нашей Леди в розовом доме, что она моя мама. Я положила руку ей на сердце, так же как вы это делаете вместе с Дочерьми на своих собраниях. На этот раз я не потеряла сознания и некоторое время после этого действительно чувствовала себя сильнее. Но потом это ощущение куда-то ушло. Думаю, мне следует пойти и еще раз дотронуться до ее сердца. Августа сказала:
— Теперь послушай меня. Лили. Сейчас я тебе что-то скажу, и я хочу, чтобы ты запомнила это навсегда, хорошо?
Ее лицо стало серьезным, решительным. Она смотрела на меня не мигая.
— Хорошо, — ответила я и почувствовала электрическую волну, прокатившуюся по моей спине.
— Наша Леди — не какое-то волшебное существо, наподобие крестницы в сказках. И она не скульптура в гостиной. Она — нечто внутри тебя. Ты понимаешь, о чем я говорю?
— Наша Леди — внутри меня, — повторила я, вовсе не уверенная, что понимаю.
Августа протянула мне ладонь.
— Дай мне руку.
Я подняла левую руку, Августа взяла ее и прижала ладонью к моей груди, прямо к моему колотящемуся сердцу.
— Не обязательно класть руку на сердце Марии, чтобы обрести силу, спасение, утешение и все остальное, в чем мы нуждаемся постоянно, — сказала она. — Ты можешь положить руку прямо сюда, на собственное сердце. На собственное сердце.
Августа приблизилась ко мне на шаг. Она продолжала давить мне на руку.
— Всякий раз, когда твой отец дурно с тобой обращался. Наша Леди была голосом в твоей голове, говорящим: «Нет, я не склонюсь перед этим. Я, Лили Мелисса Оуэнс, не склонюсь». Не важно, слышала ты этот голос или нет, но он всегда был в тебе и говорил с тобой.
Я положила свободную руку поверх ее руки, а она положила свою руку поверх моей, так что на моей груди получился черно-белый сэндвич из рук.
— Когда ты неуверена в себе, — сказала она, — когда ты предаешься сомнениям и страдаешь, именно она говорит тебе изнутри: «Сбрось с себя это все и живи, как подобает прекрасной девочке — такой как ты». Она — это твоя внутренняя сила, понимаешь?
Ее руки оставались там, где и прежде, но давить уже перестали.
— И если ты почувствуешь, что твое сердце становится больше, это тоже Мария. Она — не только сила, но и любовь. А любовь, Лили, это единственная цель, достаточно великая для человеческой жизни. Не просто любить — но любить, несмотря ни на что.
Она замолчала. Жужжание пчел разносилось в воздухе. Августа убрала свои руки с моей груди, но мои руки оставались на месте.
— Эта Мария, о которой я рассказываю, постоянно находится в твоем сердце, говоря: «Лили, ты — мой вечный дом. Никогда ничего не бойся. Меня достаточно. Нас достаточно».
Я закрыла глаза и в утренней прохладе, стоя среди пчел, наконец почувствовала то, о чем она говорила.
Когда я открыла глаза, Августы рядом не было. Я поглядела в сторону дома и увидела, как она идет через двор, сверкая своим белым платьем.
* * *В два часа дня раздался стук в дверь. Я сидела в гостиной и писала в новом блокноте, который Зак оставил у входа в мою комнату. Я описывала все, что произошло со мной со Дня Марии. Слова выливались из меня так быстро, что я за ними не поспевала. Мне некогда было думать о чем-то еще, так что я не обратила внимания на стук. Позже я вспоминала, что это не было похоже на обыкновенный стук в дверь. Скорее, на удары кулаком.
Я продолжала писать, ожидая, что Августа откроет. Я была уверена, что это человек из Гуз-крик, который привез новую пчелиную матку.
Снова послышались удары. Июна уехала куда-то с Нейлом. Розалин была в медовом домике, где мыла новую партию банок — это входило в мои обязанности, но она сама вызвалась, чтобы дать мне возможность немедленно все записать.
Оглядываясь назад, я недоумеваю: как можно было не догадаться, кто там?
Когда постучали в третий раз, я встала и открыла дверь.
На меня смотрел Т. Рэй, гладко выбритый, в белой рубашке с короткими рукавами, из расстегнутого ворота которой топорщились волосы. Он улыбался. Но это не было любящей улыбкой, а было самодовольной ухмылкой человека, который целый день провел в охоте на зайца и вот сейчас обнаружил свою жертву в пустотелой колоде, откуда не было выхода. Он сказал:
— Так-так-так. Кого я вижу!
В моей голове пронеслась паническая мысль, что вот сейчас он вытащит меня из дома, затолкает в свой грузовик и на всех парах доставит прямо на персиковую ферму, и никто и никогда обо мне ничего не узнает. Я отступила на шаг в глубь коридора и, удивляясь самой себе и, похоже, сбив Т. Рэя с толку, неестественно вежливо произнесла:
— Не хочешь зайти?
Что же мне делать? Я развернулась и заставила себя спокойным шагом пройти в гостиную. Его башмаки протопали вслед за мной.
— Ладно, черт это все подери, — сказал он, разговаривая с моим затылком. — Если хочешь притворяться, что я совершаю визит вежливости, притворяйся. Только это не визит вежливости, слышишь меня? Я пол-лета провел в твоих поисках и теперь намерен забрать тебя отсюда тихой и спокойной или брыкающейся и вопящей — мне без разницы.
Я указала на кресло-качалку:
— Присаживайся, если хочешь.
Я пыталась придать себе скучающий вид, тогда как внутри была близка к полной панике. Где же Августа? Мое дыхание участилось и превратилось в пыхтение, как у собаки.
Он плюхнулся в кресло и стал раскачиваться. Ухмылка не сходила с его лица.
— Значит, все это время ты была здесь, с цветными женщинами. Боже мой.
Не осознавая того, что делаю, я отступила к скульптуре Нашей Леди. Я стояла совершенно неподвижно, пока он ее осматривал.
— Что это еще за хреновина?
— Статуя Марии, — сказала я. — Ну, ты знаешь, мать Иисуса. — Мой голос звучал легкомысленно, но на самом деле мозг уже почти дымился, пытаясь найти выход.
— А выглядит она так, словно ее принесли с помойки, — сказал он.
— Как ты меня нашел?
Он сполз на край кресла и принялся рыться в кармане, пока не вытащил оттуда свой нож, тот, которым обычно чистил ногти.
— Ты же сама и навела меня на это место, — сказал он, довольный собой.
— Ничего подобного я не делала.
Он раскрыл нож, воткнул кончик лезвия в подлокотник кресла и принялся там что-то вырезать, отнюдь не торопясь с объяснениями. Наконец он сказал:
— Да нет, именно ты меня сюда и привела. Вчера я получил телефонный счет, и угадай, что я там обнаружил? Один звонок из адвокатской конторы в Тибуроне. Конторы мистера Клейтона Форреста. Было большой ошибкой, Лили, звонить за мой счет.
— Ты пошел к мистеру Клейтону, и он сказал тебе, где я?
— Нет, но у него есть старушка-секретарша, которая была более чем счастлива ввести меня в курс дела.
Старая дура.