Моя жизнь - Ингрид Бергман

Для Виктора это чувство пришло слишком поздно. Ему было почти шестьдесят. Ей вполовину меньше. Это разбивало его сердце. Его не оставляли мысли о долге и чувстве ответственности. В словах «годится ей в отцы» он слышал издевку.

Виктор поломал все возведенные им барьеры.

Виктор Флеминг — сильный человек, человек действия, который решал все сам и никого, кроме самого себя, ни в чем не винил, остался теперь наедине с собою, сознавая свою слабость неспособность решить свои проблемы, испытывая боль и отчаяние. В последний раз, вернувшись поездом из Нью-Йорка, еще до того, как Ингрид закончила играть в «Жанне» и прибыла в Голливуд, он написал:

«Время остановилось, когда я сел в поезд. Стало темно. И я потерялся в этой темноте. Не знаю, почему я не напился. Решил проспать четырнадцать часов, а проспал четырнадцать минут. Я забыл заказать завтрак, и до часу дня у меня во рту не было ни крошки. Это самое существенное из того, что помню. Меня кто-то встретил у вагона. Я ужасно испугался, что этот человек увидит, что я плачу. Столетний старик, плачущий из-за девушки. Нет большего дурака, чем старый дурак».

Вернувшись в Голливуд, Виктор ей больше не писал. У него была жена, дети. Ингрид приехала в Бенедикт-Каньон с Петером и Пиа. На протяжении недель они ежедневно встречались на съемках «Жанны д’Арк», и накал их работы не оставлял времени для чего-то другого.

Вик Флеминг работал на износ. Он был здесь, там, повсюду сразу. Я любила наблюдать за ним: он был изящен, красиво двигался, от него исходило огромное тепло, он был необычайно доброжелателен ко всем, полон желания помочь. И при всем этом он был великим тружеником. Когда-то давно он начинал свой путь как оператор, работая с Д. У. Гриффитом и Дугласом Фербенксом, а с 1919 года стал режиссером. Порядки, царившие на студии, часто действовали ему на нервы. Он никогда не ждал, пока кто-то придет и что-то сделает. Если нужно было вставить штепсель — он вставлял его, если нужно было что-то нести — он нес. Он не чурался никакой работы, и, разумеется, все его любили. Во время съемок «Жанны» с бюджетом было очень туго. Трудно было еще и потому, что в Голливуде не было большой веры в успех картины, хотя ей предшествовал успешный спектакль в Нью-Йорке. Никто не верил, что фильм о молодой девушке, спасающей свою страну, да еще без любовной истории будет иметь кассовый успех. Думаю, что все это оказывало большое давление на Виктора Флеминга. Он страстно желал громадного успеха, поскольку знал, что я была влюблена в Жанну, в ее жизнь.

До того как «Жанна д’Арк» вышла на экраны, наши агенты по рекламе решили, что было бы неплохо, если бы я проследовала по тому же пути, по которому шла Жанна. Во время съемок рядом с нами были два священника: чудесный отец Донсюр, прибывший из Франции исключительно для нас, и американский священник отец Девлин. Они располагались на съемочной площадке и целыми днями беседовали по-латыни. Отец Донсюр стал нашим гидом и руководителем, когда из городка Домреми, где родилась Жанна, мы начали свое путешествие по Франции. Нынче это довольно большой город, слегка напоминающий Лурд. Все школы были закрыты, и дети выстроились вдоль улиц, бросая цветы. Я видела дом Жанны, церковь. А потом мы двинулись по дороге на Реймс, где она встретила дофина. И, наконец, прибыли на место, где происходила битва за Орлеан.

Это было невероятно. Куда бы я ни шла, меня всюду принимали так, будто я была живым воплощением Жанны д’Арк, как будто все ждали ее возвращения. А может быть, и ждали. Меня постоянно окружала толпа. И не потому, что я была кинозвездой, а потому, что я была Жанной д’Арк, — это трогало сильнее всего. Закончили мы нашу поездку в Руане. Там меня сфотографировали в последний раз стоящей на коленях и возлагающей цветы к памятному камню на месте ее сожжения.

Спустя много лет после этого, по крайней мере лет через пятнадцать, когда я вернулась во Францию, таможенник и иммиграционные чиновники, глядя на меня, говорили: «А, Жанна д’Арк... Добро пожаловать домой».

Мне это показалось не просто любезностью с их •стороны, а чем-то совершенно удивительным. Ведь я была протестанткой, шведкой, снявшейся в голливудском цветном фильме, по сценарию, написанному американцем. Но им это было по нраву, им это даже льстило. Правда, в одной из газет появилось открытое письмо, написанное Жаном Делану, французским режиссером, который сообщал, что Ануй написал сценарий для другой Жанны д’Арк, и утверждал, что мне следует прекратить работу над Жанной, поскольку у французов есть культурные и традиционные права на национальную Святую. Но наши съемки уже начались, и они «Немного опоздали.

Премьера «Жанны д’Арк»[11] состоялась в Нью-Йорке. Ингрид сопровождал Виктор Флеминг. Когда показ закончился, и Виктор Флеминг, и Ингрид поняли, что их высочайшим честолюбивым надеждам нанесен удар.

Большая часть критиков была вежлива и доброжелательна. Некоторые, как, например, обозреватель лондонской «Таймс», очень лестно отзывались об игре Ингрид, обратив внимание на «лучащуюся нежность в тех эпизодах, когда с нею говорили «голоса»». Журнал «Тайм» отметил: «Страстная верность Бергман своей роли является спасением».

Эрих Мария Ремарк писал ей: «Странно, я уверен, что, увидев Жанну на экране, я не смогу теперь прогнать из своего воображения ее лицо. Отныне и навсегда это будет твое лицо. Я поверил, что ты похожа на нее, когда увидел в твоем письме фотографию распятия. Это не обвинение в мысленном убийстве, это история смерти и воскрешения.

Отныне никто не сможет представить ее иначе, чем в бурях, молниях и пейзажах, отраженных в твоем лице. И хочу того или нет, я буду вовлечен в это магическое превращение. На этом будь здорова и прощай. Она умерла прекрасной смертью в твоих руках».

Вскоре после моего возвращения из Франции отец Донсюр прислал мне посылку, в которой находилась маленькая деревянная фигурка богоматери. Она была повреждена при пересылке, и при ней находилась записка из почтового отделения: «Дева, прибывшая в Голливуд. Слегка повреждена. Отломана голова». «Ну что же, это Голливуд», — подумала я.

Я приклеила ей головку, и с тех пор она всегда со мной.

Спустя несколько недель после премьеры «Жанны» Виктор Флеминг сидел дома, в кресле. Внезапно он резко наклонился вперед. Машина домчала его до госпиталя. Он умер, не успев добраться до кабинета скорой помощи. Посмертное заключение гласило: «острая сердечная недостаточность».

Глубоко опечаленная, потрясенная, Ингрид приехала на похороны. В словаре Ингрид всегда существовало два понятия: «любить» и «быть влюбленной». Она была «влюблена» в Боба Капу, и она «любила» Виктора Флеминга, как любила многих других своих друзей. Она не представляла, что смерть Виктора разбудит такую разрушительную бурю в ее сердце. Тем не менее она чувствовала определенную ответственность. Была ли его смерть следствием всевозможных трудностей с фильмом? Этого никто не мог знать.