Мальчики да девочки - Елена Колина

Так приятно после этой безумной ночи, что кто-то ее опекает, заботится о ней, трогает замерзший нос, даже если это всего лишь их домашний Ромео с милым бесцветным лицом, тусклый, как все хорошее и полезное, но и надежный, как все хорошее и полезное... Счастливая Дина, ее ждет спокойная непритязательная любовь, безопасность...

И Лиля вдруг приняла решение: Дина его не получит. У Дины есть все – дом, школа, а у нее ничего – ни любви, ни безопасности, ни даже семьи, только одиночество, только черный ужас, в который она попала.

Безопасность, спокойствие, непритязательная, но уютная любовь – все это будет у нее. Она должна позаботиться о СВОЕЙ судьбе.

Странная Лиля – всего лишь несколько часов назад она бросилась спасать Леничку, не думая, чем это может закончиться для нее самой. Если бы его взяли, мертвого или живого, то Лилю, бросившуюся ночью под колеса чекистской машины, совершенно точно взяли бы вместе с ним как сообщницу... Почему она тогда не думала ни о чем, только бы спасти Леничку от его собственного выстрела?.. Почему не думала о безопасности, о спокойствии, о СВОЕЙ судьбе? Почему кралась по Жуковской с пистолетом в кармане бархатной тужурки и не думала о безопасности, о спокойствии, о СВОЕЙ судьбе? И почему на том самом месте, где несколько часов назад она проявила дар мгновенного решения и безоглядную преданность, совершила неординарный ЧЕЛОВЕЧЕСКИЙ поступок, она с такой легкостью замыслила обычную, скучную ЖЕНСКУЮ гадость – украсть чужого любимого, отнять Динино такое, по правде говоря, скромное счастье?..

...Ох, ну а что же ей оставалось делать? Лиле было не страшно бежать, не страшно падать, не страшно бросать пистолет... Но думать, что она одна, ромашка с оборванными на «любит-не любит» лепестками, никому не нужная, что ее место нигде – вот это было страшно. Никольский. Леничка. Мэтр. Чин. Чужой. Слишком уж свой. Расстрелянный. Насильник. ЧТО ей оставалось делать?

Лиля взглянула на Павла сквозь ресницы и тут же осеклась – уж слишком хищно она на него смотрела, таким взглядом мужчину не завоюешь, а лишь отпугнешь, на мужчину нужно смотреть нежно и беспомощно...

– У вас что-то случилось? – вежливо спросил Павел и поглядел на часы.

– Случилось, у меня очень плохое случилось... вот, туфли совсем развалились, жалко, такие красивые были туфли... – сквозь слезы пробормотала Лиля.

Действительно, ее чудные лодочки были окончательно испорчены. Ничего у нее нет – ни золотистых лодочек, ни уверенности в будущем, ни семьи... Лиля все плакала и плакала, она чувствовала себя такой несчастной, так продрогла, измучилась, что могла бы плакать вечность – плакать и беспомощно поглядывать на него сквозь ресницы.

Как будто забывшись, Лиля опустила головку Павлу на грудь и тут же отпрянула, как испуганная птичка, пошатнулась, и Павел осторожно поддержал ее за худенькие плечи – он никогда еще не держал в руках такую тоненькую девушку... Ему захотелось обнять ее, погладить, и в голову вдруг закралась неприличная мысль: интересно, что чувствуешь в любви с такой тоненькой, почти бесплотной девушкой?.. Подумать только, Лиля, такая всегда надменная, вдруг плачет в его руках... Плачет так красиво, изящно, трогательно поднимает к нему несчастное треугольное личико с огромными зелеными глазами. Она совсем одна в целом мире, бедный найденыш... Такая хрупкая, красивая девушка не может быть одна в жестоком мире, она в нем ничего не понимает...

«Полюбите меня, полюбите меня, я хочу, хочу... пожалуйста, – яростно твердила про себя Лиля. Так, чувствуя в себе одновременно отчаяние и силу, она просила только о самых важных вещах. – Возьмите меня, возьмите...»

– Павел, мне страшно... я устала жить в чужой семье, я чувствую себя беззащитной... – Лиля смотрела на него так простодушно и доверчиво, как будто он был Господь Бог и намеревался решить ее судьбу сейчас, немедленно. – Вы такой надежный, только рядом с вами мне спокойно...

– Неужели только со мной? – польщенно сказал Павел. – Ну... мы скоро будем одна семья, и вы всегда можете ко мне обратиться, если нужно, я всегда...

– Спасибо, – еле слышно прошептала Лиля, – спасибо... Вы не сердитесь, что я такая плакса?..

– Давайте встретимся где-нибудь, погуляем, поговорим, – удивляясь самому себе, предложил Павел и тут же смутился: она, конечно же, откажется, зачем ей с ним гулять и о чем разговаривать...

Лиля кивнула, продолжая плакать, и он погладил ее по голове, боясь, что она отстранится. Но она не отстранилась, а, наоборот, уткнулась лицом в его грудь, всхлипывала тоненько, робко улыбаясь сквозь слезы, и Павел гладил ее все уверенней.

После того как его уличили в любовной связи, вдруг – такое неожиданное объяснение на улице... он был очень горд собой и впервые в жизни почувствовал себя настоящим мужчиной, мужчиной, который выходит от любовницы и тут же попадает в романтичную историю, мужчиной, который знает, чего хочет, и делает, что захочет.

Прошло совсем немного времени – всего несколько дней, и Павел сделал Лиле предложение, уверенно сказал: «Лиля, выходите за меня замуж».

Он больше не смущался, не считал, что недостоин, он хотел ее – срочно, сейчас, сию минуту. С женитьбой на Дине доктор Певцов собирался предусмотрительно подождать, ведь она была из семьи, связанной с человеком, расстрелянным за участие в контрреволюционном заговоре. Лиля была к расстрелянному Мэтру много ближе, но все его соображения осторожности улетучились, как будто и не существовали вовсе. Какое отношение к его любви, его нетерпению, ее зеленым глазам, нежным улыбкам имеют Мэтр и контрреволюционные заговоры!..

Неловкости, стыда перед обманутой Диной, ничего этого не существовало и не могло существовать никогда – только тоненькая зеленоглазая Лиля. Теперь-то Павел понимал, что именно ее он всегда и любил. А Дина, что ж Дина... Честно говоря, он никак не мог сосредоточиться на мыслях о Дине.

Лиля так ждала этих его слов, пересчитывала часы, минуты, но теперь, когда они наконец прозвучали, в голове вдруг мелькнуло отчаянное «нет, ни за что!». Она не хочет замуж, выйти замуж означает, что рядом всегда будет чужой Павел, ей больше нечего ждать, больше не будет ее ЛИЧНОЙ судьбы. И еще – княжна Горчакова не может выйти замуж за сына лавочника, это мезальянс!.. Лиля потупила глазки, нежно улыбнулась, пересчитывая свои потери – Рара, Ася, Леничка, Мэтр, литературный салон, флердоранж, – и сказала «да».

Не поэтический человек, не герой-любовник и даже не особенно страстный Динин любовник, с размаха угодивший в романтическую историю доктор Певцов был совершенно идиотически счастлив – несмотря на то, что его счастью предшествовали некоторые драматические события.

Лиля ничуть не понравилась родителям Павла, хотя Павел решительно не понимал, как может Лиля кому-то не понравиться.

– Что же, для тебя уже нет русских девушек?! – сказал отец. – С некрещеной нельзя венчаться. А сожительство без венчания – грех.

Павел объяснил: церковный брак считается теперь недействительным, они с Лилей поженятся гражданским браком. С русской девушкой он бы тоже не стал венчаться, точно так же зарегистрировался бы в ЗАГСе.

– Власть теперь новая, а мы-то старые, для нас советская бумажка о браке ничего не значит, – сказал отец.

Павел передал Лиле просьбу родителей – креститься для церковного брака, но Лиля с такой силой сказала: «Ни за что, лучше умру!» – что он тут же испугался и попросил у нее прощения.

– Где были твои глаза?! – сказала мать. – По ней же сразу видно, какая она жадная и хитрая, себе на уме... Почему видно? Как это почему? Потому что жидовка!.. Мне и лицо ее противное, глаза жидовские, наглые... мне в ней все чужое... Так и знай, мы никогда эту твою Сарочку не признаем, никогда!..

– Кодекс восемнадцатого года установил брачный возраст для мужчин – восемнадцать лет, для женщин – шестнадцать, и больше мне ничто помешать не может, – сказал Павел.

Павел был преданным, нежным сыном, и необразованность родителей, даже некоторая дремучесть не мешала ему любить их, считаться с ними. И это «больше мне ничто помешать не может» означало разрыв. Означало, что отныне, несмотря на отсутствие венчания, Павел Певцов в полном соответствии со словами христианского обряда оставил своих родителей и прилепился к жене своей Лиле – душой и телом.

На Надеждинской, напротив, все прошло замечательно. Лиля была готова к драме и даже к трагедии, но как все, что было связано с Фаиной, их объяснение превратилось в фарс – сначала скандал со слезами, криками и рыданиями на груди, а потом праздничный ужин, правда, без жениха. Как сказала Фаина: на нашем свадебном ужине только свои. И действительно, зачем нужен жених на свадебном ужине?..

...Утром Лиля с Фаиной были дома вдвоем – Ася в учреждении, Дина в школе, Мирон Давидович по делам, а Леничка в институте. Лиля ходила вокруг Фаины кругами, ожидая, когда она закончит свои утренние домашние дела, молясь в душе, чтобы ее дела продлились подольше... Она не могла покинуть дом тайком, как предатель, и решила, что прежде объяснится с Фаиной, затем соберет свои вещи и уйдет, а с девочками и Леничкой – потом, позже, когда-нибудь...