Берия, последний рыцарь Сталина - Елена Прудникова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Лавры «миротворца» по отношению к Югославии в 1955 году получил Хрущев. Честь «лучшего друга немецкого народа» досталась Горбачеву. А человеку, который задумывал и начинал реабилитацию невинно репрессированных, боролся за подлинные национальные автономии, за демократические инициативы в международной политике – этому человеку достались пуля и всемирный позор.
Берия погиб, когда ему едва исполнилось 54 года. Сталину 54 года было в 1933 году, и он едва приступал к свершениям, за которые впоследствии был признан великим. Впереди были беспрецедентная индустриализация, большая часть возрождения страны, впереди была победа над Гитлером.
Что было впереди у Берии, какой была бы страна, останься жив, и каков был бы весь мир – про это не может сказать никто.
Часть вторая
Кремлевский детектив
По узости нашего мышления мы даже не в силах уразуметь, в чем, собственно, состоит разница между политическим деянием и уголовным, тем более что их и впрямь легко спутать…
Е. Лукин. «Алая аура протопарторга»Глава 1
День «Х»
В два часа дня в танковой дивизии – обед. Если, конечно, нет войны. Ну а ежели войны нет, то в 14.00 личный состав рассаживается с мисками на травке или за столами в столовой, как получится.
И вот в это самое время командиру танкового соединения звонит министр обороны и, ничего не объясняя, приказывает срочно поднимать по тревоге три танковых полка, четвертый оставить в резерве в полной боевой готовности, загружаться боеприпасами под завязку и войти в столицу. Три полка – это 270 танков… Один полк, заняв господствующую над столицей высоту, изготовился к обстрелу, другой перекрыл подступы к городу, третий взял под контроль вокзал, почту, телефон, резиденцию правительства.
В то же время и те же действия по приказу того же министра обороны произвела мотострелковая дивизия. Соединение реактивных бомбардировщиков получило боевую задачу: в состоянии полной боевой готовности ожидать приказа произвести прицельное бомбометание; цель – резиденция правительства, расположенная в центре столицы. Единственный, кто отказался выполнять боевую задачу, – командир этого соединения, который объяснил, что если он отбомбится по правительственной резиденции, то заодно снесет и город. И от него отстали. Но две другие авиадивизии были все же изготовлены к бою. На самолеты установили вооружение для стрельбы по наземным целям.
Базировавшийся неподалеку от столицы артиллерийский полк, наоборот, получил задание развернуть батареи на огневых позициях и изготовиться к стрельбе по воздушным целям. Однако на выезде к шоссе путь им перекрыла мчащаяся к столице колонна танков…
Что это? Где это?!
Ну, происходило сие, допустим, в некоей условной стране, в условное время, конкретнее – во второй половине ХХ века. Шумиха была поднята по приказу руководителя политической партии, ярого консерватора, действовавшего в сговоре с министром обороны, для нейтрализации (то бишь ареста) вице-премьера страны, лидера «нового курса» в государственной политике. В результате вице-премьер был арестован, предан суду по явно сфабрикованным обвинениям и приговорен к смертной казни. По другим данным, он был расстрелян без всякого суда. Его противник свернул начатые несколько месяцев назад конституционные преобразования и установил в стране открытую диктатуру своей партии…
Итак, если очистить эту реальную историю от конкретных имен и дат, изложить ее «условно», преподав лишь голые факты, то современному человеку с его наметанным глазом станет совершенно ясно, что перед ним – сценарий государственного переворота. Причем переворота экстремистского, куда жестче и круче, чем, скажем, чилийский путч генерала Пиночета, ибо путчисты не останавливаются ни перед чем, они готовы ради своей победы даже стереть с лица земли собственную столицу с многомиллионным населением. До некоторых пор бомбить столицу собственного государства приказывал, кажется, только генерал Франко.
Так что же это перед нами? Если сценарий путча, то – да, 26 июня 1953 года в СССР произошел путч. Если нет, то… То как еще это называется? Все тихо, мирно, и вдруг – танки на улицах?
Короче говоря, 26 июня произошло нечто такое, что одни из посвященных в тайну, едва заходит речь на эту тему, начинают врать и путаться, а другие – пугаются и замолкают вовсе, причем люди, в общем-то, не пугливые. Вроде Молотова и Кагановича.
Дабы понять, что это было, кто с кем расправился и почему, вернемся еще раз в тот роковой для нашей страны день…
Что произошло 26 марта 1953 года?
Предыстория событий подробно изложена в воспоминаниях Хрущева. Никита Сергеевич в своем репертуаре – держит читателей за полных дураков. Оказывается, все дело было в давным-давно расстрелянном наркоме здравоохранения, а может, и не наркоме, а давным-давно прошедшем пленуме ЦК, состоявшемся не то в 1938-м, не то в 1939 году. Этот самый нарком, которого Хрущев нежно называл Гришей Каминским, выступил на давно прошедшем пленуме со страшным разоблачением Берии…
«Это был очень уважаемый товарищ с дореволюционным партийным стажем… Это был очень прямой, очень искренний человек. Я бы сказал, что у него была святая партийность и правдивость. Он выступил и сказал:
– Все выступают и все говорят, что знают о других. Я тоже хотел бы сказать, чтобы в партии было известно. Когда я работал в Баку ( он работал секретарем Бакинского горкома партии в первые годы советской власти, еще при жизни Ленина. – Н. Х.), то ходили упорные слухи, что Берия во время оккупации Баку английскими войсками, когда было создано мусаватистское правительство, работал в органах контрразведки мусаватистов, а мусаватистская контрразведка работала под руководством английской контрразведки. Таким образом, говорили, что Берия в то время являлся агентом английской разведки через мусаватистскую контрразведку.
Он кончил. Никто не выступил с опровержением или с разъяснением. Даже Берия не выступал ни с какой справкой. Однако сейчас же после заседания Центрального Комитета Гриши Каминского уже не было, он был арестован и бесследно исчез…»
И вот эту уже тридцать лет как протухшую новость Никита Сергеевич вдруг вспомнил и преподнес членам Президиума ЦК с тревожным восклицанием: надо срочно разобраться! Потому что имеются некие смутные опасения по поводу сам не знаю чего… Ей-богу, пересказывать Хрущева – дело неблагодарное, он растекается мыслию не то что по древу, а по всему лесу. Лучше пусть сам говорит…
В своих воспоминаниях о событиях, предшествовавших этому памятному дню, сначала он долго мусолит вопросы, по которым Президиум был не согласен с Берией: о национальных кадрах, о Германии, (стыдливо умалчивая, что незадолго до того весь Президиум дружно подписывал соответствующие постановления), о каких-то там дачах, то ли существовавших в действительности, то ли нет, рассказывает про какие-то вносимые предложения… Причем, по его собственным словам, «в этих предложениях не все было неправильно», просто «Берия преследовал другие цели». Какие – не говорит. Потом вдруг, ни с того ни с сего, обсуждая эти «проблемы» с Маленковым, Хрущев начинает трубить тревогу:
«Тут уж я Маленкову говорил:
– Слушай, товарищ Маленков, неужели ты не видишь, куда дело клонится? Мы идем к катастрофе. Берия ножи подобрал.
Маленков мне тогда ответил:
– Ну а что делать? Я вижу это, но что делать?
Я говорю:
– Надо сопротивляться. Хотя бы в такой форме. Ты же видишь, что вопросы, которые ставит Берия, часто имеют антипартийную направленность. Надо не принимать их, а возражать против этого».
Как говорится, кто бы спорил. Не нравится – возражайте, еще больше не нравится – снимайте с поста. Это обычная практика, и товарищи из Политбюро были в подобных делах далеко не овечки. Когда принималось постановление по ГДР, Молотов, например, уперся рогом на слове «социализм» – и ведь дожал, всех переборол, не позволил исключить из постановления священное слово. Но Хрущеву удобнее изобразить их запуганными до полной бессловесности, так что даже возразить Берии было для них подвигом.
Однако попробовали, и – получилось!
«Я сейчас не помню, какие вопросы стояли, потому что много лет прошло. На заседании аргументированно выступили „против“ по этим вопросам. Другие нас поддержали, и эти вопросы не были приняты. Так было сделано на нескольких заседаниях, и только после этого Маленков обрел надежду и уверенность, что, оказывается, с Берией можно бороться партийными методами и оказывать свое влияние на решение вопросов или отвергать предложения…»
Какое все-таки счастье, что, когда Хрущев диктовал свои воспоминания, он уже пребывал в отставке, рядом не крутились многочисленные референты и консультанты, и никто не мешал ему говорить своими, простыми и, главное, понятными словами! Потом уже все эти тексты были отредактированы, облагорожены многочисленными писателями, которые извлекли из них рациональное зерно, подогнали под обычные шаблоны мемуаров. Весь цимес-то и есть в натуральном, непричесанном изложении!
