Духовный отец в Древней Восточной Церкви - С. И. Смирнов

Мы не думаем утверждать, что нравы старцев — совершителей монастырской исповеди и покаяния были безукоризненны, не решимся даже сказать, что они непременно были выше нравов иерархии. Но в дисциплине старческой исповеди была одна важная черта, сглаживающая недостатки большинства старцев, — свобода их выбора. Ища исцеления совести, верующий не шел непременно к определенному старцу или к первому попавшемуся — он искал, выбирал себе лучшего «духовного мужа»[806]. Этого важного преимущества не было в церковной дисциплине, и потому худые епископы могли, так сказать, спекулировать своим правом вязать и решить на верующих против воли и без согласия последних к явному вреду для дела церковного покаяния.

Из сказанного^ видно, что покаянная дисциплина в Церкви своими отрицательными сторонами содействовала успехам монастырской покаянной дисциплины. Такое же значение имело и то, что и теория, и догматическая сторона Таинства, по крайней мере касающаяся органа покаяния, не была достаточно выработана в Восточной Церкви, а в некоторых формах своего решения могла быть истолкована и прямо истолковывалась в пользу монашества и органа его покаянной дисциплины. Не было достаточно выработано учение о праве вязать и решить. В III в., вскоре после образования органа покаяния в Церкви — епископа, в представлении некоторых право вязать и решить связывается не только с церковной должностью, но и с личными дарованиями ее носителя. Такого воззрения на Востоке держался Ориген[807]?.

Воззрение, обстоятельно развитое великим александрийцем, не раз высказывалось и после него. «Судить позволительно наиболее славным и чистым из пастырей, которым вверены. ключи Царствия», — пишет преп. Нил Синайский[808]. Приписывая власть ключей наиболее славным и чистым из пастырей (тспс διαφανεστέροις και καθαροί*; των ποιμένων), синайский подвижник показывает, что, разделяя взгляд Оригена, он только излагает его своими словами. Апостольскую власть ключей преп. Нил связывал с иерархическим достоинством лица под условием его нравственной пригодности.

Совершенно на той же точке зрения стоял современник преп. Нила преп. Исидор Пелусиот. Выше[809]приведено было содержание обличительного послания его к пресвитеру Зосиме. Обличив недостойного священника за примирение клятвопреступника по дару, Исидор выясняет, в чем заключается право вязать и решить и чем обусловливается обладание» этим правом. «Господь изрек сие (аще свяжете,., ащеразрешите…), чтобы по удовлетворении за отнятое иереи, молясь и постясь вместе с согрешившими, приобретали им разрешение с неба, не давая в уме своем и места такой мысли: ««Пойдем и примем в наследие себе Бо- жие святилище». Ибо они служители, а не сообщники, ходатаи, а не судии, посредники, а не цари»[810]. Принося жертвы и о своих грехах, они «не могут самовластно отпускать грехи непокаявшимся». Но Господь «узаконил, чтобы они (священники. — С. С.) были храмом невинности и всякой чистоты». И применительно к этому писатель–подвижник истолковывает слова Спасителя: Приимите Дух Свят. Им же отпустите грехи, отпустятся, а им же держите, держатся (Ин. 20:22–23). «Посему, — рассуждает Исидор, — если ради Духа Божия прияли власть, то грехами своими удаляющие от себя Духа не имеют сей власти, имеют же только знающие Духом Святым, кто достоин оставления и кто — осуждения. Поелику превышало это ум человеческий, то Утешитель — сообщник Божией сущности и славы — соделался для достойных Его приятия учителем неис- следимого уму человеческому»[811]. Клятвопреступник, не удовлетворивший обиженного и покупавший подарком разрешение у Зосимы, очевидно, смотрел на этот акт как на магический — будто, прочитавши разрешительную формулу над ним, пресвитер этим самым непременно освободит его от греха. Если бы это было не так, грешник не мог рассчитьюать на прощение. Может быть, и сам Зосима представлял акт разрешения в таком же виде. Опровергая такой взгляд, Исидор заявляет, что роль иерархического лица («иерея»), как носителя апостольского права и совершителя разрешения, гораздо скромнее, чем воображает это Зосима, который поступком своим нарушал и Божескую, и человеческую правду. «Иерей» (т. е. епископ или пресвитер) не обладает Божиим наследием и не может ввести в обладание им, кого хочет, — он, только слуга Божий, а не сообщник Его, ходатай, а не судия, посредник, а не царь. Для кающегося грешника он может испросить прощение, только сам приняв участие в покаянных подвигах падшего.

По мнению Исидора Пелусиота, не все «священники» (епископы и пресвитеры) имеют власть ключей. Под священниками, не имеющими такой власти, подвижник разумеет ближайшим образом Зосиму, который и сан священства купил за деньги, и вообще был недостойным пресвитером[812], но, очевидно, в данном случае он выходит из того общего положения, что недостойный священник не может обладать апостольским правом. Это положение он основывает на словах Господа. Грехи должны отпускаться Духом Святым (см.: Ин. 20:22–23), И ТОЛЬКО Им ОДНИМ, ПОТОМу ЧТО только Дух Святой может непосредственно открыть «иерею», в каком случае надо вязать, в каком следует решить. Но, разумеется, недостойные священники грехами своими удаляют от себя Духа Божия, не имеют этого превышающего ум человеческий ведения и потому не обладают правом вязать и решить. В этих рассуждениях христианского подвижника V в. нельзя не видеть повторения мысли Оригена о «дуновении Иисуса», о «духовности» и плодах Духа как необходимых условиях для осуществления власти ключей. Но изложенный взгляд тем более любопытен в воззрениях Исидора Пелусиота; по его представлению, осквернившийся священник оставался полномочным совершителем других таинств[813]. Значит, право вязать и решить, или власть ключей, преп. Исидор выделял как особенное право, отличающееся от всех других иерархических прав, данное иерархам только под условием нравственной чистоты и духовности.

Писатель нач. VI в., имевший в последующее время большое влияние на богословскую мысль и письменность Востока, Псевдо–Дионисий Ареопагитдержится относительно власти ключей воззрений, близких к описанным: «Божественный иерарх есть провозвестник богоначальных судов (оправданий, δικαιωμάτων)… Как провозвестники судов Божиих (иерархи. — С. С.) имеют силу и отлучать, [но] не так, чтобы премудрое бо- гоначалие, выражаясь с благоговением, цокорно следовало порывам их неразумного гнева, но так, что они, как провозвестники воли Божией, отлучают по внушению тайносовершительного Духа тех, кто уже осужден Богом по заслугам (ссылка на Ин. 20:22–23. — С. С.). И тому, кто просвещен был божественными откровениями всесвятейшего Отца [ап. Петру], сказано в слове Божием: Елико аще свяжеши на земли… (Мф. 16:19), так что он и всякий другой, подобный ему иерарх, равным образом принимал боголюбивых и отвергал безбожных, последуя бывшим ему явлениям оправданий Отчих, как провозвестник их и посредник[814]. Ибо и он (ап. Петр. — С. С.) изрек то священное богословие, по выражению слова Божия, не от себя самого, не по откровению плоти и крови, но от Бога, посвятившего его в тайны божественные» (см.: Мф. 16:17)… Иерархи действуют, как движимые от Бога (ώς ύπό Θεου κεκινημένοι)[815]. Итак, подобно Оригену, власть ключей Псевдо–Дионисий основывает на чрезвычайных дарах Духа. Он подчеркивает пневматический характер осуществления власти вязать и решить: закономерные проявления ее трактует как особые откровения тому иерарху, который подобен ап. Петру, исповедавшему Христа Сыном Бога Живого по внушению свыше. А с другой стороны, надо иметь в виду, что тот же писатель, вероятно под влиянием донатизма, в другом своем сочинении отрицал действительность таинств, совершаемых священниками, не просвещенными Духом[816]. Следовательно, и отрицательным путем он высказывает то же самое.

Приведенные воззрения восточных писателей свидетельствуют наглядно, что мысль о принадлежности права вязать и решить церковной должности, как таковой, далеко не была общей на Востоке, что, основываясь на изречении самого Господа (см.: Ин. 20:22–23), это право многие приписывали лишь иерархам, высоким своей жизнью и обладавшим особыми дарами Духа. Наличность священного сана и духовных дарований — таковы два условия для обладания власти ключей. Которое важнее? Церковная мысль стояла за первое. Но нет ничего неожиданного в том, что монашеская богословствующая мысль порой сбивалась и привязывала власть ключей к носителям Духа независимо от того, имеют они иерархический сан или нет (т. е. представителям своего класса), как это мы уже наблюдали в истории древней монастырской исповеди[817] и будем еще иметь случай наблюдать позднее.