Заговорщики. Перед расплатой - Н. Шпанов

Она вздохнула и встала. Словно и сейчас она почувствовала на себе взгляд полицейского или садовника, даже оглянулась. Но никого поблизости не было. Она вышла на улицу, так как ей нужно было попасть в музей — там был пост партизан. Он помещался в подвале калорифера, оборудованного в здании музея в конце девятнадцатого века каким–то европейским инженером. Если проникнуть в огород за музеем, то можно войти в ямку, встать на корточки и, проползши шагов двадцать под землей, вылезти из калориферного отверстия прямо в подвале. Там горит тусклая лампочка и в углу под музейным панцырем спрятан радиоприемник. А на калорифере постелен ковер.

В подвале живет бывший сторож музея товарищ Хо. Полиция считает его бежавшим к "красным", но на самом деле он остался в городе.

Из калориферного подвала есть второй выход — прямо в музей. Он загорожен шкафом, у которого отодвигается задняя стенка. В шкафу лежит всякий мусор, а снаружи к нему прислонены потемневшие полотна старинных картин. А чтобы картины кто–нибудь случайно не отодвинул, они прижаты тремя тяжелыми изваяниями из мрамора.

Теперь наверху в музее — новый сторож, Чжан Пын–эр, тот, что раньше был посыльным. Чжан служит в музее уже восемнадцать лет. Теперь он приносит бывшему сторожу Хо пищу и наблюдает за обоими выходами из подземелья, чтобы гоминдановцы не могли неожиданно поймать Хо, если дознаются о подвале. Но только они, наверно, не дознаются, потому что о нем никто, кроме Хо и Чжана, здесь не знает.

Когда Цзинь Фын пришла на огород за музеем, сторож ел суп из капусты. Девочка была голодна, и суп так хорошо пахнул, что она не удержалась и втянула носом воздух. Чжан увидел это и отдал ей палочки:

— Ешь, а я тем временем разведаю.

Девочка с жадностью проглотила глоток теплой жидкости и выловила один капустный листик. Когда Чжан вернулся, палочки лежали поперек плошки и супа в ней было столько же, сколько прежде. Сторож вложил палочки в руку девочки и сказал:

— Ешь, а то я рассержусь.

— У нас под землей всего больше, чем у вас. Зачем я буду вас объедать? — солгала она, хотя ей очень хотелось есть.

Он взял плошку в обе руки и сделал вид, будто хочет выплеснуть суп; тогда она испуганно схватила палочки и быстро съела все.

— Теперь полезай, — сказал Чжан. — Вокруг спокойно.

Девочка пошла в конец огорода, где росли кусты шиповника, и юркнула в скрытую среди них ямку.

Когда она вылезла из калорифера, то сразу увидела, что старый Хо чем–то обеспокоен. Он делал то, что позволял себе только в самых–самых крайних случаях, когда очень волновался: сидел на корточках и, куря трубку, выпускал дым в отдушину. Это было очень рискованно. Если гоминдановцы почуят малейший запах дыма в комнате, куда выходит потайной лаз из шкафа, загороженного картинами, они могут начать поиски.

Девочка с укоризной поглядела на Хо, как старшая на шалуна, и старик смущенно придавил тлеющий табак почерневшим пальцем.

Хо был темный и страшный и еще более бледный, чем ее товарищи–партизаны, живущие в катакомбе. Потому что он тоже жил под землей, но жил один. Совершенно один, без товарищей, и уже совсем никогда не бывал наверху.

Хотя никто не мог их услышать, Хо сказал шопотом:

— Сейчас же иди к "Медведю".

— Зачем?

— Таков приказ.

Девочка почувствовала, как сжались его пальцы на ее плече.

— Сейчас же иди, это неотложное дело.

— Хорошо, — сказала девочка, как могла более твердо, но ухом, привыкшим улавливать малейшие шумы и интонации, Хо различил в ее ответе колебание. Она потупилась и повторила: — Хорошо.

Она было поднялась, но почувствовала, что сейчас упадет от усталости.

— Что с тобой? — спросил Хо.

— Если вы разрешите, я совсем немножко отдохну.

Его пальцы, не отпускавшие ее плеча, сжались еще крепче, и он сказал:

— Дитя мое, нужно итти.

— Хорошо.

Пролезая в черное узкое отверстие, она подумала, что уже не сможет сегодня привести товарищей к доктору Ли Хай–дэ. Полицейские могут прийти к нему и увести его в тюрьму. И тогда уже больше они его не отпустят. Она посмотрела в мрачную пустоту калорифера, и ей показалось, будто оттуда на нее глядят добрые глаза доктора. Она согнулась, встала на корточки и полезла в трубу. Глаза доктора отступали перед нею и, когда она увидела впереди свет выхода, исчезли совсем. Она уже хотела было вылезти в огород, когда услышала голос Чжана, очень громко с кем–то говорившего. Она попятилась в темноту; ползла и ползла, пока не исчез светлый квадрат выхода, и тогда легла. Лежала и думала, а перед нею опять стояли глаза доктора Ли.

Цзинь Фын лежала до тех пор, пока вдали не послышался голос сторожа, тихонько напевавшего:

Девушки хорошие, смелые и юные,

С темными упрямыми дугами бровей…

Это значило, что опасность миновала, и Цзинь Фын выползла наверх, чтобы поспешить к "Медведю".

Итти было недалеко, но зато это был оживленный район города. Не очень–то приятно было ходить тут, шмыгая между прохожими, из которых каждый третий был шпионом яньшифановской полиции.

Цзинь Фын не спеша поднималась по улице и как бы невзначай остановилась перед маленьким магазином с вывеской "Медведь". Прежде чем войти, нужно было проверить, есть ли на выставке флакон одеколона "Черная кошка". Флакон был пустой, только для витрины. Это гарантировало от того, что какой–нибудь настойчивый покупатель может взять его, не считаясь с ценой.

"Черная кошка" была на месте. Значит, можно было входить.

Цзинь Фын отворила дверь и скромно подождала, пока из магазина вышла какая–то покупательница. Однако купец продолжал делать вид, будто не замечает присутствия девочки. Лишь сделав почтительный поклон вслед покупательнице, он принялся за чтение книги, лежавшей на высокой конторке. Читал он вслух, нараспев, меланхолически почесывая спину длинной обезьяньей рукой из слоновой кости. При этом он так ловко, что не замечала даже Цзинь Фын, косился на двери и окна своей лавки. Девочка увидела только, как он слегка кивнул ей головой, и тогда проговорила:

— Извините, пожалуйста, меня прислали из музея.

— Маленькая девочка была там, где американские монахи молятся богу? не отрываясь от книги и так же нараспев, словно продолжая чтение, спросил купец.

Девочка ответила молчаливым кивком головы.

— И передала все, что ей было велено?

Кивок повторился в том же молчании.

Тут говор купца стал еще монотонней — он почти пропел, понизив, однако, голос до полушопота:

— И теперь она тотчас отправится обратно.

— В миссию?! — с испугом вырвалось у Цзинь Фын, но она тотчас спохватилась и, испуганно оглядевшись, уставилась на купца.

А тот продолжал:

— Она передаст старой тете У Дэ, что вместо своего человека в миссию может явиться враг — китаянка, но американская шпионка с нашим паролем. Девочка передаст: мы полагаем, что наша работница, сброшенная на парашюте, могла быть убита при спуске. Быть может, тело, найденное в овраге под Сюйгоу, — это тело нашего человека. Мы этого точно еще не знаем. Поэтому товарищи в миссии должны быть очень осторожны. Потом девочка вернется к командиру "Красных кротов" и повторит ему все это. Она скажет, что ему следует послать в город разведку и выяснить, кто убит: наш человек или враг?

Цзинь Фын напряженно вслушивалась в каждое слово купца. Лицо ее отражало величайшее внимание.

Купец кончил и, видя, что Цзинь Фын замешкалась у прилавка, уставился в книгу и нараспев, но настойчиво произнес:

— Девочке пора уходить, пока никто не зашел в лавку.

Цзинь Фын закусила губу, чтобы не дать вырваться просьбе, просившейся на язык: "Не позволите ли мне немного отдохнуть?" Она молча повернулась и вышла на улицу.

Только тут купец оторвался от книги и проводил девочку долгим взглядом. Если бы она обернулась и увидела этот взгляд, то, наверно, подумала бы, что для этого человека она самое дорогое существо на свете…

А он подавил вздох и, бормоча вслух те пустяки, которые были изображены в красной книге сложным плетением иероглифов, принялся, как прежде, водить себе под халатом длинной лапой обезьяны с тонкими острыми пальцами, приятно щекотавшими кожу на лопатках. При этом мысли купца были далеки и от иероглифов, которые машинально произносили его губы, и от приятного ощущения на коже лопаток. Он мысленно шел вместе с маленькой девочкой–связной по нескончаемым, сложным подземным галлереям, которые знал так же хорошо, как и остальные его товарищи, так как долго укрывался там и не раз выходил оттуда на ночные вылазки против врагов, прежде чем ему приказали стать купцом и торговать дрянными американскими товарами.

9

Обед в миссии подходил к концу. Кароль взялся за десерт. Ел сосредоточенно и жадно. Его большая нижняя челюсть двигалась ритмически из стороны в сторону, взад–вперед и снова из стороны в сторону. Она была внушительна и работала, как тяжелая деталь механической терки. Иногда эта челюсть совершала вместо двух установленных движений неожиданно третье снизу вверх. Тогда рот верзилы издавал громкое чавканье, и соседи слышали отчетливый лязг зубов. Эти звуки были единственными, какие издавал за едою Кароль. Биб же, раньше всех расправляясь с блюдами, почти непрерывно болтал.