Прыжок в прошлое 1-2 - Александр Сапаров

После этого я еще заказал ему сделать несколько литров физиологического раствора, из бидистиллированной воды. В моей памяти еще оставались больные в сельской больнице, которых трясло на внутривенное введение физиологического раствора, сделанного в местной аптеке. Мне не хотелось, чтобы моих больных также трясло от внутривенных вливаний. Это задание также очень заинтересовало Арендта, притом больше его интересовало, зачем нужны предосторожности, с какими он должен был стерилизовать этот раствор. Я это легко объяснил ему, напомнив, что он видел в воде, когда глядел в микроскоп. Как приготовить поваренную соль для раствора, и нужную ее концентрацию ему также было объяснено. Увы, к сожалению, растворы Рингера и глюкозы мне пока были недоступны.

Я ехал на коне домой в сопровождении охраны и размышлял, получится ли у Арендта сделать все, что нужно до того, как у меня на операционном столе будет лежать Ян Ходкевич. Каучука было катастрофически мало, я был уверен, что шустрые крестьянские детки вычистили все поля в вотчине от одуванчиков, и на следующий год собирать уже почти нечего. Так, что пока больше взять его негде, надо будет все то, что получится сделать, беречь, как зеницу ока. Я уже давно заказал, чтобы мне привезли семена одуванчиков растущих в окрестностях Астрахани, но кто поручится, что это семена именно тех одуванчиков с повышенным содержанием латекса, а не взятые прямо у дороги перед Москвой.

Наверно придется в аптекарском огороде посадить человека, чтобы занялся выведением именно таких одуванчиков. Вот только, сколько времени это займет. Наверно, как раз, чтобы в Бразилии начали добычу каучука из гевеи. Ну и ладно, зато к этому времени у нас уже будет отработанная схема получения этого продукта, и может, быть изделия из него займут достойную нишу в торговле, как правильно сказал сегодня Арендт – за золото будем продавать.

Когда я приехал домой, меня уже, как обычно ждали мои ученики. Все они были под впечатлением недавней операции, проведенной митрополиту, и смотрели после нее на меня, почти также как на иконы в красном углу.

Я занимался с ними уже больше года, и они общались со мной хоть и достаточно почтительно, но уже не падали каждый раз на колени, когда обращались ко мне. Сейчас их было у меня одиннадцать человек, монахов, которые приходили ко мне для изучения трав, я воспринимал, как дополнительную нагрузку.

Из этих одиннадцати человек мне удалось создать неплохую учебную группу, и парни с прилежанием овладевали знаниями, тем более, что работали они в нашей небольшой больничке с весны самостоятельно, и оставляли для меня только тех больных с которыми не могли разобраться сами. Конечно больных, собственно, было маловато, та молодежь, которой посчастливилось остаться в живых в первые годы жизни, была практически здорова. Стариков было немного, и они считали лишним ходить по лекарям, так, что в основном лечились мелкие и травмы средней тяжести, переломы, раны. И с каждым днем мои ученики становились все более уверенными в себе.

Я мысленно уже распределил их в качестве будущих преподавателей. Кто, за какие дисциплины будет отвечать, мне уже было ясно, конечно, как совершенно правильно заметил Герсей, в одиночку очень тяжело поднимать такое дело, особенно первый год, но брать к себе и переучивать уже сложившихся европейских врачей, мне совершенно не хотелось,

Вот и сегодня, мои лекари, оказывается, уже знали, что я осматривал одного из послов, и завалили меня вопросами по больному.

Я воспользовался этим случаем, и мы обсудили проблемы стеноза привратника и язвенной болезни луковицы двенадцатиперстной кишки, их симптомы и лечение, к сожалению, об ингибиторах протонного насоса я мог только мечтать, и рассказал своим слушателям какую диету следует назначать, в какое время года следует ждать обострения болезни. А вот трав для лечения у меня было сколько угодно, и два часа я рассказывал внимательным слушателям о фитотерапии язвенной болезни.

Уже под вечер я по дороге в дом, не мог не зайти к своему главному оптику.

Кузьма сидел в одиночестве и, надвинув на глаза увеличительные стекла, наносил риски на очередной металлический метр.

Еще в самом начале работы с моими мастерами возник этот вопрос единообразия и стандартизации размеров, и я решил, что в своем хозяйстве буду пользоваться своими мерками и только в десятичной системе. Был сделан металлический метр, и килограммовая гиря, которую я привязал к кубическому дециметру веса воды, наверняка они прилично отличались от настоящих из моей прошлой жизни, по размеру и весу, но меня это особо не волновало. Эти образцы – метр и гиря, сейчас хранились у меня в Аптекарском приказе, потому, что я хотел распространить эти меры на лекарства, которые делаются в аптеках.

Конечно в Заречье тоже пользовались только такими мерами, поэтому стеклодувам стало гораздо проще с выполнением заказов. Теперь мы все отлично понимали друг друга, когда начинали говорить о размерах чего-либо.

Увидев меня, Кузьма оторвался от своего дела и неожиданно встал на колени:

– Сергий Аникитович, отец родной, благослови тебя Господь за все, что для меня и Аннушки сделал, не гневайся, приглашаю я тебя на свадьбу мою.

И он уткнулся лбом в пол.

Как меня раздражал этот обычай, не могу даже сказать, хотя в какой-то мере уже свыкся с этим, сам первые годы жизни в этом мире только этим и занимался. Это сейчас даже царю я отвешиваю глубокий поясной поклон, а на колени встаю только перед митрополитом.

– Кузьма, я не гневаюсь, встань с колен. Где свадьбу играть будешь, у тебя даже дома то нет?

– Так мы вроде уже с ключником все обговорили, горенку нам он выделит над клетью с припасами.

– Ты, что Кузьма смеешься, что ли, я своему лучшему мастеру горенку дам?!

Где Федька, зови его сюда быстро!

Через несколько минут запыхавшийся Федька стоял передо мной.

– Федор, завтра чтобы тут артель плотников была, и дом отдельный для Кузьмы до свадьбы уже стоял. Все понятно.

– Дык, так оно так, я Сергий Аникитович все хотел сам такое дело предложить, да побаивался маленько, есть у меня на примете артель ладная, завтра на Москву-реку пойду, может, к вечеру лес завезем, а дом, что рубить, три дня и готово.

Пока мы говорили, Кузьма, стоявший рядом переводил глаза с меня на Федьку, было видно, что он совсем ошалел от такой неожиданности.

Когда мы закончили разговор, он снова хотел бухнуться на колени, но я его удержал и сказал:

– Это тебе мой подарок на свадьбу, за твою работу и усердие.

У меня сегодня был еще один подарок, который сейчас сидел в караульной будке у ворот и развлекал моих боевых холопов. Когда я зашел туда, куча здоровых парней сидела и смотрела, как один из них привязал щепку к веревке и таскает ее перед маленьким котенком, который с задорным видом набрасывался на нее. Периодически вся компания громко ржала при особенно уморительном его прыжке.

– Это вы так службу несете? – спросил я вскакивающих воинов.

Те стояли со смущенным видом, не зная, что сказать.

– Так мы это, просто не видели зверюшку такую, вот и интересно. На всей улице ни у кого такой нет, – наконец, пробормотал старший.

– Ну, смотрите мне, – пробурчал я в ответ и, взяв котенка в руки, пошел домой.

Сегодня я воспользовался своим положением царского лекаря и экспроприировал одного котенка во дворце. Скорее всего, он был потомок любимого кота Иоанна Васильевича. А кухонная кошка в этом году уже третий раз приносила котят, вот мне и повезло с такой редкостью.

Когда я вошел в дом, Ира уже встречала меня, увидев котенка, она вначале испугалась, потом с восторженным визгом схватила его в руки и стала разглядывать. Я смотрел на свою располневшую от беременности жену и думал:

– Господи, какая же ты еще, в сущности, девчонка.

Но Ира быстро вспомнила о своих обязанностях и, сунув котенка в руки опешившей служанке, пошла, помогать, мне раздеваться.

Раздевался я долго, пока жена, убирая с груди, задранные туда платья, не взмолилась:

– Ну, Сережа, хватит уже, еще ведь ночь впереди.

После этого я все-таки переоделся, и мы пошли ужинать.

Прошло два дня. Сегодня вся Москва стояла на ушах. С утра весь народ ринулся поближе к Кремлю разглядывать посольский поезд и сопровождающих. Даже на крышах домов устроились сотни наблюдающих. Казалось, что сюда сбежалась почти все москвичи и остальной город стоит безлюдный. Дико завыла музыка, когда по дороге, вдоль которой стояли сотни стрельцов, поехали кареты посольства, направляясь к Спасским воротам Кремля. Там уже стояли разряженные бояре, ожидающие послов. За ними также толпилась огромная масса людей.

У крыльца карета остановилась обоим послам помогли выйти из кареты, и повели к левой из трех лестниц. Увидев это, они многозначительно переглянулись. Ходкевич шел с трудом, его слегка покачивало, но старый воин держался. Как обычно при таких приемах в палатах сидело множество пожилых старцев в шапках высотой в метр, с тщательно расчесанными бородами и с каменным выражением на лице смотревших, на проходящих мимо них послов.