Небоскребы магов - Гай Орловский

Вилкнис сказал торопливо и как-то виновато:

— Глерд Юджин, прошу вас сесть… У наших высших глердов появились к вам вопросы. Глерд Энтори Хамильгерн, прошу вас.

— Слушаю, — ответил я сдержанно, оглядел их внимательно и сел.

Один из присутствующих посмотрел на двух соратников, словно спрашивая разрешения, те наклонили головы.

— Глерд Юджин, — проговорил он ровным голосом, — это ваше настоящее имя? Ладно, пока это неважно. Должен сообщить вам неприятную новость.

Сердце мое застучало тревожнее, я пробормотал:

— Я готов… выслушать.

Он произнес ровным голосом и не отрывая взгляда от моего лица:

— Ваш корабль… задержан. Разумеется, временно.

Я вздрогнул.

— Что?… Зачем это вам? А люди?

— Они тоже временно задержаны, — сказал он с подчеркнутой любезностью. — До выяснения. Завтра начнем допрашивать по одному, сверять сведения, кто-то да проболтается… А вы можете сейчас все рассказать честно и открыто. Кто вы, зачем здесь, почему у вас такой странный корабль?…

Я покосился в сторону распахнутой двери. Вошли и встали по обе стороны четверо здоровенных гвардейцев с копьями, а еще видно, что в коридоре ждет целый отряд. Чуть погодя в комнату вошли четверо арбалетчиков и тут же взяли меня на прицел.

— Глерд Хамильгерн, — сказал я горько, — вы делаете ошибку.

— В чем же? — спросил он.

— Мы просто исследователи, — пояснил я. — Путешественники. Любопытные, как все люди… но достаточно смелые, чтобы пойти за своим любопытством. Ничего больше.

Он вздохнул.

— Глерд… я не сомневаюсь, что вы глерд, хотя глерды бывают и разбойниками. Вас сейчас отведут в охраняемое место, подумайте хорошенько. Мир жесток, глерд. Если начнете запираться…

Он не договорил, я после паузы сказал хмуро:

— Будете пытать, да?… Но вы ничего другого не услышите.

— Желание человека знать больше, — заметил он, — неистребимо. Мы будем стараться узнать до вашего последнего вздоха.

— А почему бы не поверить, — спросил я с надеждой, — что мы просто отважные путешественники?

Он кивнул.

— А я верю. Но вы первые люди с той стороны моря, так что сами понимаете, насколько вы ценный источник сведений. К тому же, понимаете, мы не можем вам дать вернуться.

— Почему?

Он осмотрел изумленно.

— Разве вы не видели, как именно укреплен порт? Какие где ограждения? Сколько у нас кораблей и как оснащены?… Ваш корабль превосходит наши, а это значит, мы можем не устоять перед вторжением вашего флота!

— Зачем нам вторгаться? — возразил я. — У нас там свои проблемы. Сказать, что мы мирные люди, не поверите…

— Не поверю, вы правы.

— Тогда поверьте, что у нас своих проблем хватает. Заговоры, мятежи, столкновения с соседями…

Он кивнул.

— Вот-вот. Там у вас с соседями равные силы, а здесь вы наткнулись на королевство, где флот заметно слабее, а это значит, и само королевство можно захватить, а людей поработить.

Я вздохнул.

— А потому такие предосторожности? Даже арбалетчики, что могут, если рванусь, и своих перестрелять?

Он вздохнул.

— Простите, глерд, но сейчас вас обыщут, тогда лишние уйдут. А то ходят слухи о чародеях с амулетами, защищающими от стрел и даже мечей. У нас не встречаются, но, по летописям, были в старину, а у вас там могут быть и сейчас.

— Делайте, — сказал я сломленным голосом, — что хотите. Мне так горько, что нам не верят… Я ожидал, уж простите, более теплый прием. Все-таки мы первые пересекли море!

Он сказал почти с сочувствием:

— Понимаю. Однако высшие государственные интересы…

— Я вас тоже понимаю, — заверил я. — Но жизнь бывает жестокой не только к жертвам.

Он кивком головы указал на меня гвардейцам.

— Обыскать!

Я заметил, что один из гвардейцев ну точно не гвардеец, прикасался ко мне совсем не обыскивающими движениями, а словно пытался нечто ощутить в моем теле или, точнее, моей одежде, однако я здесь в обычном одеянии нижнедолинца, ничего интересного, и он первым отошел от меня, кивнул Хамильгерну.

— Ничего.

Гвардейцы тоже один за другим отходили от меня, взгляды разочарованные, точно надеялись отыскать хотя бы спрятанный нож, чтобы просить награду за усердие.

Команда арестована, билось в голове, а это значит, мои меры предосторожности ничего не дали. Или здесь специалисты лучше, чем я предполагал. Должны быть лучше, чем в Дронтарии: это они навязали Дронтарии кабальный договор, а не Дронтария им…

Все же меня вели не просто под конвоем, а под усиленным: трое по бокам, два сзади с почти упирающимися мне в спину острыми копьями, и двое впереди, что бдительно следили, чтобы никто не попался по дороге.

Я надеялся, что после обыска меня поместят вместе с моим экипажем, если он в самом деле захвачен, однако привели в то самое здание, что в первый раз, только опустились на четыре этажа вниз, запах там не просто затхлый, а вовсе отвратительный, провели в самый конец, где и втолкнули в крохотную комнатку, выдолбленную прямо в скале, такие называют каменными мешками.

Дверь из толстых дубовых досок, такую не выбить, я обернулся в камере, гвардейцы уже уступили место тюремщикам, толстым и здоровенным, но и те на меня посмотрели с опаской, я не уступаю им ни по росту, ни по ширине плеч, но выгляжу мускулистее, это заметно.

Один сказал рыкающим голосом:

— Здесь все охраняется как снаружи, так и внутри, понял?

— И что? — спросил я.

Он повысил голос:

— Это к тому, что если начнешь шуметь, тут найдется, кто тебе переломает ребра!

— Это хорошо, — сказал я. — Обожаю, когда мне ломают ребра. В котором часу ужин?

Оба загоготали, словно я сказал Что-то жутко смешное, отступили за порог. Дверь захлопнулась, тюремщик с грохотом задвинул засов, я слышал как со скрипом всаживает в петли дужку громадного замка.

Была мысль сосредоточиться и попробовать ускользнуть из камеры через портал. Правда, всего на шаг, от силы на два, но все-таки свобода по ту сторону двери, однако какая это свобода, если пробиваться еще четыре этажа наверх, а после путешествия через портал буду слабее мокрой курицы.

Долго думал, ничего умного в голову не лезет, кроме как вступить в переговоры и как-то уболтать, я должен быть в этом сильнее этих питекантропов.

Выждав некоторое время, постучал в двери кулаком, потом ногой. Долго никто не показывался, я бил ногой, но кроме меня никто грохота вроде бы и не слышит. Либо слышат, но лишь посмеиваются, дескать, пусть побесится…

— Хорошо же, — прорычал я, чувствуя, как злость уже захлестывает так, что какие тут придуманные демократические ценности, есть только реальные и общечеловеческие: человек человеку люпус эст, да еще такой люпус, что четвероногий люпус поджал бы хвост и убежал, тоненько визжа, при виде двуногого собрата.

Дверь из плотных дубовых досок, но здесь я уже видел, в каком месте прибит засов, когда еще только подводили к этой двери снаружи, сейчас вытянул вперед руку и согнул указательный палец.

Рукоять пистолета возникла в ладони, сразу грянул выстрел. Пуля пробила толстую дверь насквозь, я чуть сместил ствол и выстрелил несколько раз подряд, после чего саданул ногой.

Затрещало, но дверь устояла. Не желая стрелять снова, я ударил дважды, и она распахнулась, позвякивая наполовину оторванным засовом.

Со стороны коридора донеслись неторопливые шаги, ага, идут усмирять разбушевавшегося арестанта, хорошо, идите.

Я выждал, в поле зрения появились два тюремщика, оба сытые и с такими лоснящимися от жира мордами, будто подбирали ими мелкие куски сала прямо с пола.

У одного пояс оттягивает громадная связка ключей, второй среагировал раньше: охнул и выпучил глаза.

— А ты как сумел…

Первый вскрикнул тонким поросячьим голосом:

— Надо звать стражников!

Он развернулся, готовый бежать за подмогой, я сказал зло:

— Вас же двое, что ж такие пугливые орлы? А как насчет переговоров?

И сразу открыл стрельбу из двух пистолетов, сцепив кулаки, сильные в переговорах не нуждаются. Их тела задергались, один рухнул вниз лицом мне под ноги, второй успел повернуться, намереваясь удрать, я просадил его насквозь со спины, мне можно, я демократ и голосую за либеральные ценности.

Они хрипели и дергались в агонии, я с трудом перевернул того, у которого связка ключей, сдернул с пояса и пошел, брезгливо обходя вытекающие из под них ручьи крови.

Издали донеслись голоса, свернул в длинный коридор, там в ряд такие же двери из толстых досок.

Голоса становятся громче, я крикнул властно:

— А ну тихо там! Сейчас открою!..

После двух поворотов ключа замок повис на петле. Я вытащил дужку и отбросил в сторону. Дверь распахнулась, десяток оборванных и худых мужчин в страхе отшатнулись, глядя вытаращенными глазами.