Собрание сочинений в 5-ти томах. Том 5. Золотое руно - Роберт Грейвз

После того, как вы минуете Сталкивающие скалы, сердца ваши могут возрадоваться, ибо тогда вам останется три мили пути и они не представляют собой большой трудности. Если только внезапно не подведет ветер, вы вскоре бросите якорь в Черном море или вытащите корабль на каком-нибудь уютном берегу.

Они тщательно запомнили эти и прочие указания и повторяли их друг другу, пока плыли ко входу в пролив, не гребя, чтобы сберечь силы для борьбы в теснине. Воды кишели тунцами, меч-рыбами, а над скалами, мимо которых они проходили, покачивались ярко-зеленые ветви каперсов.

Когда они приблизились к теснине и взялись за весла, Орфей завел новую песню — резкую сатиру на их команду, предназначенную для того, чтобы отвести гнев ревнивого бога или богини, которые вознамерились бы им повредить. Припев звучал так:

Когда же команда столь странных людейСообща бороздила просторы морей?

В своей песне он вышучивал каждого аргонавта поочередно. Он пел о Линкее, у которого такой острый взгляд, что Линкей мог бы пронзить им дуб и прочесть мысли жука, ползущего по другой стороне; о Буте, который знает всех своих пчел по имени и роду и рыдает, если одна из них не возвращается в улей, съеденная, быть может, ласточкой; об Адмете, которому явился служить Аполлон, но который не мог выдумать лучшего приказа для бога, чем: «Будь любезен, подай мне сосиски»; об Эвфеме, пловце, который вызвал тунца на состязание в плавании вокруг острова Кифера и победил бы, да рыба его обманула; о Калаиде и Зете, которые бегают так быстро, что всегда достигают цели незадолго до команды: «Марш!», и которые однажды преследовали стаю гарпий по Мраморному морю, Эгейским островам и Греции — и так до Строфад; о Периклимене, чародее, рожденном во время солнечного затмения, который мог, если пожелает, оборачиваться любым зверем или насекомым, но однажды так и остался в облике осленка, слишком юного, чтобы помнить, как вернуть себе человеческий облик; о Мопсе и Идмоне, которые беседу с птицами предпочитали беседе с любым человеком — даже друг с другом; об Ифите, который украсил стены внутри дома в Фокиде изображением оленьей охоты, столь живым, что дичь, собаки и охотники — все сбежали ночью и умчались через дымовое отверстие в крыше; о Ясоне, таком пригожем, что женщины при виде его падали в обморок и приходилось приводить их в чувства запахом жженых перьев. Но Орфей сочинил сатиру и на себя: он поведал, как в некоей долине в Аркадии великое множество лесных деревьев выскочило из почвы с корнями и побрело за ним, когда он сыграл, не подумав, песню: «Вперед, к лучшей земле, к милой Фракии». Благодаря этим шуткам, они одолели опасный участок теснины, хотя в одном месте, даже при упорной гребле, потребовались три строфы песни, чтобы помочь им пройти сотню шагов. Они дрожали от изнурения и были едва живы, когда Тифий привел их в Ферапейскую бухту. Они бросили якорь и перекусили вином, сыром и полосами острой оленины, которыми снабдил их Финей, но когда вечер начал ослабевать, они быстро закончили трапезу и двинулись в путь, опасаясь худшего. Сперва, чтобы облегчить корабль, высадили мариандинов, которых вызволили от Амика, и договорились встретиться с ними тем же вечером, если позволят боги, на берегу Черного моря, к востоку от входа в Босфор. Они медленно плыли вверх по более широкой части пролива, но ветер вообще прекратился, когда в пределах видимости оказалась поросшая кипарисом коса, и по шипению воды они поняли, что Сталкивающие скалы близки. Во рту у них пересохло от страха, руки и ноги подергивались, но Тифий держал курс, а Орфей радостно играл. Среднее течение мчалось с ужасной скоростью, а прибрежные водовороты безумно закружили «Арго». Гребцы увидели летящую к ним вверх по течению цаплю и, едва дыша, закричали ей «Ура!», ибо птица эта посвящена богини Афине, но когда цапля замахала крыльями у них над головой на высоте мачты, крик восторга сменился стоном отчаяния, ибо сверху ринулся на цаплю ястреб-перепелятник, правда промахнулся. Цапля уронила хвостовое перо, которое завертело и унесло течением. Ястреб взмыл ввысь, чтобы снова спикировать, если цапля оказалась убита — это было бы худшим из возможных предзнаменований. Фалер, у которого Ясон взял весло близ Ферапейи, ибо лучник еще не оправился от удара в бедро, который нанес ему бебрик, схватил лук, наложил на тетиву стрелу и выпустил ее. Ястреб, переворачиваясь, рухнул на корабль, пронзенный в сердце, а цапля благополучно полетела к Черному морю.

Редко кому удавалось столь быстро преодолеть пророчество, как теперь. Тифий, увидав одну из Сталкивающихся скал, ненакрытую приливом, на некотором расстоянии в стороне, у среднего течения, решил, что выбрал безопасный курс; но шум воды смутил его. Внезапный водоворот закрутил «Арго», и тут же последовали скрежещущий треск и толчок, все на борту решили, что плаванию настал конец. Тем не менее Орфей продолжал петь, Тифий восстановил управление кораблем, и они стали уверенно грести дальше, весла их изогнулись, словно луки, от силы течения. Соленая вода не омочила их ноги, как они ожидали каждый миг; а Фалер, перегнувшись через борт, чтобы взглянуть, что стряслось, крикнул, что всего лишь задели нижней частью кормы подводный камень. Часть орнамента отломилась, почти так же, как выпало перо из хвоста цапли, но обшивка не была пробита. Возликовав, они двинулись вперед, и вскоре перед ними раскинулось Черное море. Они обогнули восточный мыс и миновали белую меловую скалу, которую упоминал в своих указаниях царь Финей; затем, в миле-другой к востоку от нее подвели «Арго» к берегу в месте, где желтые скалы пересечены небольшими долинками, завершающимися узкими песчаными полосами.

И, едва они очутились на берегу, задул северо-восточный ветер, а вскоре чудовищные волны покатились через пролив. Аргонавты смеялись, кричали и бросали друг в друга пригоршнями песка. Афиняне Аргус, Бут и Фалер купили овец у битинийских рыбаков, которые жили поблизости в долине, и тут же принесли их в жертву Афине, благодаря ее за предупреждающий знак. А три сына Посейдона, дабы никто не превзошел их в благочестии, обозначили участок земли, который посвятили своему отцу, Сокрушителю Скал, и приобрели двух рыжих быков, чтобы принести жертву.

На этом берегу они снова воссоединились с мариандинами. Идас, вспомнив шутки Орфея, начал насмехаться над Периклименом, чародеем, который до сих пор не предъявил аргонавтам ни малейшего доказательства того, что владеет необычным могуществом, повсеместно ему приписываемым. Тогда Периклимен показал им свое искусство после того, как сперва походил, собирая необходимые приспособления, и воззвал к своему отцу Посейдону, дабы тот ниспослал ему вдохновение. Периклимен показал зрителям черный и белый камни, каждый из них накрыл раковиной, так что все видели; когда раковины были подняты, черный и белый камни поменялись местами. Затем он взял орех, сделал несколько магических пассов и ввел орех в колено Идасу, и тот исчез, не оставив даже шрама. Затем приказал ореху расти, и тот пророс, вызвав у Идаса невыносимую боль, когда растение пускало корни и давало побег, пока Идас со слезами на глазах не начал умолять чародея, чтобы тот убрал растущее дерево, и не попросил прощения за оскорбление. Периклимен смягчился, вытащил деревцо снизу за корни и показал зрителям зеленый побег, на котором все еще алела кровь. Затем он превратил камень в рыбку, всего лишь потерев его ладонями под полотном; затем заставил кубок морской воды кипеть без огня. Он заговорил даже о том, чтобы отсечь Ясону голову, а затем снова вернуть его к жизни, но Ясон ни за что не соглашался на такое испытание, хотя все его товарищи уговаривали его показать свою храбрость и веру. Наконец, Периклимен позабавил аргонавтов, заставив так зазвучать свой голос, что в какой-то момент показалось, будто рыбка, которая прежде была камнем, продекламировала строфу сатирической песни — ту самую, где говорилось о Периклимене; а в следующий момент показалось, будто Гилас кричит с другой стороны скалы, у которой они сидели: «Я снова здесь, аргонавты! У меня выросла борода с тех пор, как я вас видел в последний раз, я стал отцом двух прекрасных мальчиков!» Но там никого не было.

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ШЕСТАЯ

Посещение мариандинов

Черное море очертаниями походит на согнутый скифский лук с тетивой, натянутой к северу, и отличается от Средиземного во многих отношениях. Оно принимает воды ряда огромных рек, таких, как Дунай, Днестр, Буг, Днепр и Дон, и каждая из них больше любой другой реки, кроме Нила, который впадает в Средиземное море; и там не имеется ни одного острова сколько-нибудь заметного размера. К северу от него так холодно, что, хотя это и может показаться неправдоподобным, там даже замерзает морская вода, а большое Азовское море, которое связано с Черным узким проливом, часто замерзает зимой на два фута в глубину. Самые крупные реки впадают в него на севере и северо-западе и сильно разливаются весной и летом, когда таят снега, затем их беспокойные воды всей массой движутся к Босфору и, не будучи в состоянии войти в него все сразу, образуют течение вдоль южного берега моря, бегущее до гор Кавказа. Надо всем этим морем часто встают внезапные туманы, которые полностью скрывают берег, а течения и ветра вызывают у судов сильную качку даже в прекрасную погоду; но море изобилует рыбой — тунцом, камбалой, осетром и нигде к берегам его не спускаются негостеприимные пески пустыни. Из середины северного берега выступает Крымский полуостров, где живут дикие тавры, которые с удовольствием приносят человеческие жертвы и выставляют головы чужеземцев на шестах близ своих домов. За землями тавров живут киммерийцы, небольшие, смуглые, легко возбудимые люди, славящиеся своим пением и доблестные в бою, но склонные к мужеложеству; а к востоку и к западу от этих киммерийцев обитают долгоживущие справедливые скифы, у которые нет никаких жилищ, кроме кибиток на колесах, они пьют молоко кобыл и несравненны как лучники. Дальше них, опять же, обитают финны, каннибалы в черных плащах, неврии, многие из которых оборачиваются по ночам волками; и охотники-будинии, которые раскрашивают себя красной и синей краской, строят окруженные частоколами деревянные города и носят шапки и рубахи из шкур бобров; и исседонии, у которых благочестивым деянием считается поедать мертвую плоть своих родителей и делать кубки из их черепов; и аргиппии, племя лысых жрецов, которые разъезжают на белых конях, не носят оружия и кормятся густой пастой, сделанной из свернувшегося молока с вишневым соком. На западном берегу живут финии и битинии, которые говорят по-фракийски; и здоровяки готы, любители пива; и оседлые скифы-земледельцы; и бригийские рыбаки, которые носят штаны из тюленьей кожи; и татуированные добытчики золота, агатирсии, которые с первозданным простодушием почитают Триединую богиню. На восточном берегу живут колхи, расчетливые апсилеи и царские скифы. По южному берегу живут племена, которые придет черед описывать, когда «Арго» пройдет мимо их земель или заглянет в их гавани; позади этого южного берега везде виднеются высокие холмы, и климат там не отличается от греческого.