Жернова истории 3 (СИ) - Андрей Колганов

– Тем более мы не будем терпеть создания внутри партии фракций и группировок, руководствующихся не партийными решениями, а собственной платформой, не партийным Уставом, а фракционной дисциплиной, и ведущих систематическую борьбу, направленную на срыв линии партийного большинства. Вы кричите о бюрократическом перерождении партии – а что вы сами сделали для борьбы с бюрократизмом? Вы использовали авторитет партийных организаций, профсоюзов, контрольных комиссий, рабоче-крестьянской инспекции, советской прессы для борьбы с теми явлениями, что мешают социалистическому строительству? Потерпев первое поражение, не опустили ли вы руки, вместо того, чтобы апеллировать к вышестоящим инстанциям, вместо того, чтобы завоевать на свою сторону поддержку большинства партийного, комсомольского, профсоюзного актива? – стараюсь сдержать нарастающий эмоциональный накал выступления и перевожу дыхание после столь взволнованного монолога. – Разумеется, добиться этого стократ труднее, чем присоединяться к обывательскому брюзжанию по углам, смакующему наши недостатки и стенающему о перерождении Советской власти под прикрытием якобы «левой» фразы. Но нас фразами не купишь. Мы – партия работающая, а не болтающая, иначе нам грош цена! – снова аплодисменты, и под их шум схожу с трибуны в зале заседаний.

Весь вечер и часть ночи сижу потом над правкой стенограммы, чтобы она успела выйти в завтрашнем номере, решительно отбивая поползновения редактора «Торгово-Промышленной газеты» (органа ВСНХ) смягчить некоторые формулировки. Дзержинского нет – его Политбюро своим решением загнало на несколько дней отдохнуть в Подмосковье, и отбиваться приходится самому, не опираясь на авторитет Феликса Эдмундовича.

Сегодня, наконец, заканчивается моя каждодневная беготня на Большую Молчановку, к родильному дому имени Грауэрмана. Все, забираю Лиду вместе с сыном домой. Лида вчера вечером позвонила и сообщила, что завтра ее выписывают. Сама позвонила: у них прямо в палате телефон есть. Редкая по нынешним временам роскошь – далеко не каждое учреждение может похвастаться, что у них все кабинеты телефонизированы. Да, с этим роддомом нам повезло. Хотя территориально мы к нему не относились, но кто откажется принять роженицу, которую привозит сам заместитель председателя ОГПУ?

Прихожу, как положено: с цветами, с коробкой конфет фабрики «Красный Октябрь» для персонала отделения, и с мечтой многих дам – легко узнаваемой по красной шелковой кисточке коробочкой, внутри которой прячется флакон духов «Красная Москва». Это творение парфюмера Брокара, которое производится на его бывшей фабрике, ныне именуемой «Новая Заря», пользуется бешеной популярностью, и предназначено акушерке, принимавшей роды.

Вопрос о том, какое имя дать первенцу, мы решили быстро. От предложения назвать сына в честь деда – Евграфом – я категорически отказался. Тогда было предложено имя другого деда, по материнской линии – Леонид. Леонид, Ленька… Ладно, вполне подходящее имя. Скрепляем с женой согласие поцелуем, и я со всеми необходимыми бумажками отправляюсь в местный ЗАГС, чтобы вписать в свидетельство о рождении нового гражданина СССР – Леонида Викторовича Осецкого-Лагутина.

По случаю возвращения Лиды домой заказываю в гараже ВСНХ автомобиль, и на нем же, оставляя молодую маму на Большом Гнездниковском хлопотать вокруг младенца, отбываю на работу. Что поделаешь – дела не терпят.

За работой по составлению государственных программ на пятилетку никак не могу забыть висящие над нашей экономикой дамокловым мечом не самые радужные виды на урожай 1927 года. Прекрасно помню, чем это обернулось в моей истории – хлебозаготовки пошли под откос, пришлось прибегнуть к чрезвычайным мерам, и с этого момента НЭП стал расшатываться все быстрее и быстрее, вскоре рухнув полностью. Отход от НЭПа в перспективе неизбежен, но здесь не стоит торопиться, да хотелось бы придать процессу управляемый характер, а не городить поспешную импровизацию под угрозой хозяйственного краха.

Эти опасения терзали меня уже давно, и я старался по возможности смягчить проблемы, с которыми будут связаны хлебозаготовки 1927/28 года. Еще прошлой осенью последовал мой визит к Микояну, только недавно сменившему покойного Красина на посту наркомвнешторга.

– Анастас Иванович, – приступаю к делу после обмена приветствиями, – у меня есть серьезные опасения, что рост нашей промышленности, влекущий неизбежно и увеличение внутренних затрат хлеба на плановое снабжение, может привести к сокращению ресурсов хлебного экспорта. А если паче чаяния, будет неурожай, так хлебную квоту на экспорт могут и вовсе зарубить под корень.

– Возможно, возможно… – кивает Анастас Иванович с мягкой, обаятельной улыбкой на лице. Эта улыбка составляет странный контраст с его голосом, в котором явственно сквозит подозрение:

– Но вам-то какой интерес в моих проблемах?

– Интерес простой, – не собираюсь от него ничего утаивать. – Если сократится объем экспортных доходов, то Совнарком урежет и программу импорта. Ввоз машин и оборудования, конечно, постараются не затрагивать. Значит, вероятнее всего, срежут закупки сырья для легкой промышленности, и первым взвоет текстильный синдикат. Они 45% хлопка берут за счет импорта, грубой шерсти – больше 50%, а мериносной – почти все сто, шелка – больше двух третей. Да и мелкое кожевенное сырье тоже в немалом количестве приходится завозить, так что и обувной трест заплачет горькими слезами.

– И что же вы от меня хотите? – пожал плечами нарком.

– Давайте вместе прикинем, за счет чего можно нарастить объем экспорта, чтобы компенсировать возможный недобор по вывозу зерна, – предлагаю ему. – Что у нас идет по порядку значимости в экспорте? Мазут, керосин и бензин, пушнина, лес и пиломатериалы, лён, жмых и шрот, марганцевая руда, сахар… Надо бы собрать наших специалистов по указанным группам товаров, и заранее прояснить возможные вопросы. Наши должны разобраться, по каким из этих позиций можно увеличить контингент, предлагаемый на экспорт, а ваши – по каким товарам можно заключить дополнительные экспортные контракты.

Микоян некоторое время молча смотрит на меня. Его обаятельная улыбка, слегка полинявшая во время нашего разговора, снова вернулась на место. Прямо физически чувствуется, как ворочаются мысли у него в голове: а нет ли тут какого подвоха? Наконец Анастас Иванович решает, что интерес тут и в самом деле обоюдный:

– Что же, давайте назначим совещание прямо на следующей неделе, не откладывая, – и он начинает листать перекидной календарь в поисках подходящего числа…

Но смягчить удар невысокого урожая 1927 года по экспортным доходам – это даже еще не полдела. Перед лицом угрожающего сокращения ввоза сырья для легкой промышленности надо сделать все возможно для импортозамещения, тем более что практически все виды сырья мы производим сами, хотя и в недостаточном количестве. Необходимо так же постараться возможно более расширить посевной клин и насколько удастся, защитить посевы от засухи. И, как венец усилий, организовать хлебозаготовки наиболее эффективным образом. Начиная с осени 1926 года по весну 1927-го мне регулярно приходилось заниматься этими проблемами.

Первым делом вместе со специалистами ВТС мы насели верхом на руководителей Наркомторга, Центросоюза, Наркомзема и Наркомфина. Требования руководителей Всесоюзного текстильного синдиката были просты. Подтянуть урожайность хлопка и льна хотя бы до уровня довоенной. Расширить посевы льна и хлопка, особенно египетского тонковолокнистого, разведение тутового шелкопряда. Для этого дать производителям льготы по сельхозналогу, увеличить лимиты кредитования, увеличить авансы на контрактацию тем, кто расширяет посевы, увеличить поставки сельхозмашин и инвентаря, выделить дополнительные товарные фонды для поощрения сдатчиков.

Нужно так же выработать меры по стимулированию роста поголовья овец, особенно мериносных. Особая проблема – организация заготовок шерсти.

– Почему у наших заготовителей дело поставлено таким образом, что 70-75% шерсти остается на руках у населения? – спрашиваю у представителей Центросоюза. – А ведь до революции на руках оставалось не больше 30%!

– Это не совсем так, – оправдываются кооператоры. – На самом деле руках у производителей остается меньше. Часть этой шерсти они продают еще и частным заготовителям.

– Во-первых, нашли, чем гордиться! Во-вторых, частник сейчас не может взять очень много, – возражаю им. – У него нет в руках суконно-камвольных комбинатов. Так что даже и с учетом этой поправки оказывается, что крестьяне предпочитают удерживать шерсть у себя, пуская ее на изготовление валенной обуви, войлочных изделий, пряжи, вязаных изделий и т.д. Ройте землю, ищите, чем заинтересовать сдатчиков шерсти!