Ночи дома Нар-Шах - Регина Птица

20

Эльф почувствовал прилив гордости за то, что сумел доставить столько удовольствия – не госпоже, а женщине, в чьих глазах он хотел видеть желание и свет. Это было чувство, которое он никогда не думал испытать за всё время, пока был рабом – и теперь он понял, почему Аника сказала, что была польщена.

- Ты полностью уверен? – спросила она, продолжая с нежностью смотреть на него. – Ты помнишь, первое правило? Я не делаю ничего такого, чего ты не хочешь от меня.

- Я хочу. Мы можем сделать это так, чтобы я мог смотреть на тебя?

- Вечное Пламя, да…

Аника снова осторожно уложила его, помогая опуститься на спину, его голова теперь удобно покоилась на наколдованных ей подушках. Затем девушка скользнула вниз по его груди, мимо по-прежнему мягкого члена. Аника руками раздвинула ему ноги и с хищной ухмылкой приникла поцелуем к яичкам. Глаза внимательно наблюдали за реакцией Кадира, когда пальцы, снова смоченные в её ароматном флаконе, мягко и неторопливо проникли внутрь мужчины.

Кадир резко выдохнул. Вечное Пламя, мысль о том, что её пальцы были внутри него, сводила его с ума.

Аника приподняла голову, вглядываясь в выражение его лица.

- Кадир?

- Да?

- Почему от тебя пахнет целебным зельем?

Кадир понял, что по его щекам разливается румянец.

- Я… подготовился. После того, как искупался. Я не был уверен, чего ожидать.

В голосе Аники звучала грусть, когда она отозвалась:

- Ты не был уверен, собираюсь ли я причинить тебе боль или просто порвать?

- Я… да.

Он мог видеть по её лицу, как внутри Анники происходит какая-то борьба, пока она не пришла к выводу, что может смириться с этим, по крайней мере, если он больше не думает так сейчас.

Это началось с лёгкого пожатия плеч, которое медленно становилось более заметным, пока Аника не начала смеяться от души, почти бесконтрольно, и Кадир с удивлением понял, что вместо того, чтобы замкнуться, как сделал бы ещё вчера, медленно начинает улыбаться и смеяться вместе с ней.

- Я больше не могу, - призналась Аника и почему-то решила, что хорошим подтверждением её слов станет поцелуй в плоский Кадиров живот. – По крайней мере, если тебе придёт в голову ещё что-нибудь подобное, спроси у меня или у Мейры зелье поинтересней. Стоило бы намазать тебя возбуждающим и посмотреть, как ты будешь корчится подо мной до самого утра.

Веселье Анники также резко сошло на нет, как и началось, и язык Анники вдруг снова оказался на самых чувствительных местах, так что Кадир мог только стонать от удовольствия, впервые оказавшись на другой стороне. Эта мысль остановила волну наслаждения, как будто на него только что опрокинули ведро со льдом, и он настойчиво обхватив Анику за щёки, отстранил её от себя.

- Нет, пожалуйста, остановись.

Аника немедленно прекратила свои действия, на этот раз на её лице появилось обеспокоенное выражение.

- Кадир?.. Прости, я не подумала, что тебе может это не понравиться. Мне жаль.

- Нет, я… - Кадир резко выдохнул. – Я не хочу тебя унижать. Я не хочу получать удовольствие за твой счёт больше, чем ты получишь от меня.

У Анники снова был тот взгляд… Нечто большее, чем нежность. Но Кадир не знал, как назвать это, потому что никто никогда не смотрел на него так. Голос демоницы снова стал низким, глубоким, и в то же время болезненно заботливым.

- Это то, что ты думаешь? Что это унизительно для меня? Целовать твоё потрясающее, безумно красивое и ужасно желанное тело?

- Ты не можешь желать этого! Я… Я делал это. Нет никакого удовольствия для того, кто использует свой язык, чтобы сделать это для другого! Это… унизительно.

Глаза Анники отразили исключительно странную смесь мягкости и возбуждения, когда она ответила:

- Ты беспокоишься обо мне.

Это было утверждение, но в нём была нотка недоверия.

- Кадир… Это унизительно только тогда, когда тебя к этому принуждают. Я хочу. Нет такого места на твоём теле, которое мне не захотелось бы поцеловать. Я буду лизать, сосать и целовать каждый дюйм твоей кожи, если ты мне позволишь. Так что если ты не хочешь, чтобы я это делала, я не буду, но… Вечное Пламя, не потому, что это может быть унизительно для меня, когда я так чертовски этого хочу.

Слова Анники вызвали толчок возбуждения, пронизавший его член. «Нет такой части твоего тела, к которой мне ее не доставило бы удовольствия прикасаться ртом. Я буду лизать, сосать, целовать каждый дюйм твоей кожи, если ты мне позволишь».

Он всё-таки принял предложение Завайны, да? Его тело должно быть сейчас в цепях у неё в подвале, его товарищи мертвы, а разум пойман в ловушку в этом невозможном сне, где сама госпожа принимает его, желает его, лелеет? Это звучало куда правдоподобней чем то, что он наблюдал перед собой.

Смог бы он заметить разницу? На мгновение Кадир запнулся на этой мысли, но потом пришёл к выводу, что Завайна не смогла бы создать для него подобный сон. Анника делала с ним то, о чём ему никогда не пришло бы в голову мечтать. Дарила ему то, о чём он даже не знал, что мог бы этого желать. Завайна не смогла бы соткать иллюзию, основанную на том, чего он никогда не знал.

Здесь больше не было других демонов, кроме этой ослепительной демоницы, даже если речь шла о демонах его сознания. Она изгнала их всех и полностью заполнила его разум собой.

Кадир не смог сделать ничего, кроме как кивнуть, давая ей дозволение делать с собой что угодно, и язык демоницы снова принялся за свои замысловатые ласки, губы принялись покрывать поцелуями его яйца, его как никогда чувствительный сейчас член, заставляя испытывать ощущения, о которых Кадир никогда не мог и помыслить. Его член снова затвердел, и это было так быстро и так внезапно после недавнего оргазма, как будто Аника использовала на нём какое-то зелье.

Один скользкий палец девушки вошёл в него, за ним последовал второй, а потом Кадир издал пронзительный почти болезненный стон, потому что эти ловкие пальчики коснулись какого-то места внутри него, о существовании которого он даже не подозревал. Пальцы Аники прикасались, толкались, дразнили и гладили. Кадир полностью затвердел за считанные минуты.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍